Полюбить ковбоя

Глава 16

Как-то утром на следующей неделе Денни тихо вошел с черного хода в дом, бросил свою спортивную сумку в комнате-прачечной, а кроссовки оставил на коврике у порога и, пройдя через кухню, в одних носках направился по коридору к лестнице наверх. В кухне в центре стола он заметил четвертушку шоколадного торта с кремом, которую его мать скорее всего оставила для Люка, а не для него. Денни подвез Люка в Скотсблафф, штат Небраска, дожидаться автобуса; у Люка по расписанию было назначено клоунское выступление на детском родео неподалеку оттуда, а потом он должен был встретиться с Денни и его фургоном в Бель-Фурше, в Южной Дакоте, для участия в загоне скота на следующий уик-энд.

Денни потер затылок, длинное путешествие из Канзаса измотало его, да еще на полпути до Парадиз-Вэлли у его пикапа вылетел радиаторный шланг. После Небраски он скучал по компании Люка, но еще больше он скучал по Эрин и надеялся, что она будет так же рада ему, как он был рад снова увидеть ее. В тишине скрипнула, как это всегда бывало, вторая ступенька лестницы; он поднялся наверх и заглянул в комнату к сыну. Тимми спал, зарывшись в одеяло, как степная собачка в нору, так что в темноте виднелись только его обезьянка и кусочек гипса. Денни пошел на цыпочках дальше по коридору и обнаружил, что дверь в спальню закрыта, словно его не хотели впускать. Наверное, ему следовало позвонить. Отворив дверь, он услышал нежное дыхание Эрин во сне; прежде чем он увидел ее в кровати, Денни почувствовал, как у него все напряглось, и, сбросив одежду, он голым забрался в постель, надеясь, что они смогут поговорить не только о ранчо. После того как он восемь лет спал один, за неделю в Шайенне Денни успел привыкнуть к тому, что Эрин рядом с ним.

Со вздохом он прижался к теплому телу Эрин, повторяя все его изгибы и дыша ей в затылок, просунул под нее руку, коснулся теплой, мягкой груди и заворчал от удовольствия.

– Эрин, я здесь.

– Убирайся вон из этой постели!

Она сбросила одеяло, и прохладный ночной воздух обдал его голую кожу, как ледяная вода, погасив всякое желание. Эрин стремительно вскочила с постели и, спотыкаясь, отошла от кровати, на ходу натягивая халат поверх хлопчатобумажной ночной сорочки, а ее глаза метали молнии, словно трассирующие пули.

– Совести у тебя нет!

– Я сказал, что буду дома в среду. – Денни подался назад и оглянулся по сторонам в поисках календаря вроде того, что они с Люком держали в фургоне, отмечая квадратиками даты родео. – Сегодня…

– Утро четверга, если быть точными.

Он сделал попытку оправдаться и рассказал ей о радиаторном шланге и о том, что подвозил Люка к автобусу в Скотсблаффе. Эрин включила лампу, и комната наполнилась резким светом, от которого они оба зажмурились. Эрин стояла выпрямившись, в ее взгляде, в каждом дюйме ее тела светилась ярость, и у Денни упало настроение. Последние пятьдесят миль пути он чуть ли не считал каждый оборот колес, приближавший его к Парадиз-Вэлли. Но разве можно было ожидать там теплый прием?

– Ладно, – сказал оскорбленный в своих чувствах муж, – в чем я на этот раз провинился?

Повернувшись к нему спиной, Эрин произнесла:

– Разведение животных.

Он ожидал, что когда-нибудь она произнесет их именно так, как ругательство.

– Кто тебе сказал? – Денни присел на край кровати, оперся локтями в раздвинутые колени и уставился в пол.

Об этом мало кому было известно, на родео он никому не рассказывал о своих планах, не хотел, чтобы кто-нибудь знал, пока он сам не примет для себя окончательного решения, он ничего не говорил Люку и никогда не упоминал об этом при Тиме.

– Кен, – похолодев, пришел к выводу Денни и поднял голову.

Видимо, Кен и Эрин поссорились перед Шайенном, и теперь, после того как она осталась довольна проведенной там неделей, Кен решил отомстить.

– Денни, – Эрин повернулась лицом к нему, – почему я не услышала об этом от тебя самого?

– Моя ошибка.

– Ты знал все с самого начала. – Ее взгляд все время держался строго выше его талии. – С того момента, как ты приехал домой из-за того, что Тимми сломал руку, пока работал у меня в магазине, потому что я думала, что ты хотел…

– Я, черт побери, действительно хотел помочь!

– Ты чинил все эти загородки, и я думала, как приятно снова видеть тебя за работой здесь. – Она оборвала себя, раздраженно махнув рукой. – Люк знает?

Отрицательно покачав головой, Денни снова уставился в пол.

– Значит, это будет для него сюрпризом, – заметила Эрин. – А Мег?

Он ничего не говорил матери, потому что не хотел обмануть ее ожидания. Ведь он еще не решил все окончательно.

– Нет.

– Почему нет? – Она криво усмехнулась. – Если бы ты сказал ей, она поверила бы в тебя, одобрила бы разведение животных и все ранчо перевернула бы ради того, чтобы только видеть тебя дома. – Эрин резким нервным движением завязала пояс халата. – Ты же знал, что я буду против. – Наклонившись, она изо всех сил вцепилась ему в плечи. – Разве нет? Именно поэтому ты ничего мне не сказал.

– Пожалуй, так, – тихо произнес Денни.

– Как ты посмел лишить меня законного права принимать решение!

– Эрин, ты не хочешь принимать решение.

– Одно я уже приняла. Какое ты имеешь право приносить опасность в мой дом?! – Она впилась ногтями ему в кожу.

– Ты беспокоишься о Тиме? – Он посмотрел на нее снизу вверх.

– Это, наверное, никогда не кончится! Ты не остановишься и не изменишь свою жизнь. Все, что ты говорил мне в Шайенне, было ложью. Вы ни за что не хотите назвать родео спортом самоубийц. А теперь еще разведение животных!

– Ты дашь мне хоть слово сказать? Эрин, за последние двадцать лет, с тех пор как я начал объезжать быков, в официально разрешенные родео было с дюжину смертей и тысячи полетов кувырком, но не все до одного пострадавшие были наездниками на быках. Уверен, что в большинстве других опасных видов спорта происходит все то же самое.

– Но в других видах спорта никому не приходит в голову платить за возможность выступать на соревнованиях, цель которых – самоубийства. Несколько смертей! – воскликнула она. – А сколько сломанных костей, искалеченных людей? Сколько молодых мужчин, которые постарели раньше времени, стали инвалидами на всю оставшуюся жизнь? Нет, ведь это родео, и они просто часть его. Не так ли, Денни? – Она отошла подальше, как будто ей было противно находиться рядом с ним. – Подумаешь, сломать руку или ногу, разбить лицо, что тут такого? – Ее глаза наполнились слезами. – Сломать шею…

Денни вскочил и зашагал по комнате, ему хотелось ударить Эрин, но он никогда не смог бы сделать это.

– Конечно, чтобы участвовать в соревнованиях, нужно быть немного сумасшедшим, и я никогда не говорил, что я не такой. – В тишине он слышал собственное дыхание, ощущал холод и дрожь, чувствовал себя покинутым. – Наверное, ты права, – сдался он. – Я боялся сказать тебе, потому что боялся увидеть именно такую реакцию, какую увидел, но разведение животных и родео совсем не одно и то же. – Он достиг противоположной стены комнаты, повернулся кругом и снова зашагал. – Я обещал, что мы поговорим, когда я вернусь, я не лгал, я хотел все тебе рассказать.

– Больше в этом нет необходимости.

У Денни кровь застыла в жилах, когда Эрин, не глядя ему в глаза, дрожащим голосом рассказала о доме в Диллоне и о предложении Кена выйти за него замуж, как будто для нее все уже было решенным делом. Кен предлагал лучшую, более спокойную жизнь для нее и безопасность для Тимми. Что может помешать ей принять все это?

– Парадиз-Вэлли, – сказал Денни.

Эрин помрачнела и плотно сжала губы; с ощущением полной безысходности они посмотрели друг на друга.

– Видимо, Шайенн не связал нас снова вместе так крепко, как я надеялся. – Он перестал мерить шагами комнату и опять сел на кровать; слова Эрин еще звенели у него в ушах, и его охватила слабость, словно после сильного удара о землю. – По-моему, ты считаешь, что я не соображаю, что делаю.

– Денни, ты хороший объездчик быков, великолепный, я знаю; я даже могу смириться с этим в более спокойные моменты, – она стояла у окна, вглядываясь в темноту ночи, – но я никак не могу понять, зачем ты это делаешь?

Давным-давно он сказал ей, что это его мечта. Несколько недель назад он признал, что это его образ жизни, и добавил, что таким способом зарабатывает себе на существование; она чертовски хорошо знает, что он любит то, чем занимается, что он упорно работает, чтобы добиться победы в мировом первенстве.

Какого черта он сидит сейчас здесь с разбитым сердцем, уронив голову на руки, и выслушивает, как она прогоняет его спать на кушетку в комнате для шитья? Или все-таки она ответила «да» на предложение Кена? Денни встал и прошел мимо Эрин к двери. Милый гостеприимный дом, подумал он, такой же, как всегда.

– Почему я это делаю? – не оборачиваясь, повторил он ее вопрос. – Потому что это единственное, что я умею делать.

Первое, что увидела Мег сегодня утром, был фургон Денни в подъездной аллее, а второе – его брошенная спортивная сумка, полная грязного белья. Сейчас Мег стояла у плиты, взбивая в сковородке воздушный омлет и прислушиваясь к шагам Денни на лестнице.

– Доброе утро, Дэниел, – не обернувшись, сказала она, когда услышала, что он вошел в кухню. Она ожидала, что сын подойдет к ней сзади, обнимет ее за талию, положит подбородок ей на плечо и поцелует в щеку. Но когда этого не произошло, она обернулась. – Или ты плохо спал?

Он ответил ей вымученной улыбкой, которую она так часто видела у него, когда он был подростком и еще не посвятил себя родео. Боже, молилась она тогда, сохрани его от осуждения Хенка. Довольно выглядывать в окно, приказала себе Мег и снова занялась сковородкой.

– Люк в Скотсблаффе, на пути в Южную Дакоту, – сообщил Денни матери.

Мег удалось скрыть свое разочарование, но она понимала, что все складывается к лучшему. Он принадлежал той темноволосой девушке на паломино или другой вроде нее, и нечего вспоминать о его намерении нанести визит в Парадиз-Вэлли при первом удобном случае.

– А я уже собиралась сказать, что он мог бы остановиться в переоборудованном фургоне, Кен уехал.

– Ты скучаешь по нему?

Ей не хотелось вновь возвращаться к тому, что произошло.

– Кен сказал, что хочет жить отдельно, и теперь я, к сожалению, не так часто вижу его, потому что он очень занят новым микрорайоном в Диллоне.

– Я имел в виду Люка.

– Ну… что же, мы… приятно проводили время, – ответила Мег, намеренно относя это как бы к далекому прошлому. – В Шайенне, – добавила она для точности.

– А Эрин уже ушла? – спросил Денни, оглядываясь вокруг.

Мег снова принялась взбивать яйца, догадавшись, что эту ночь он, очевидно, провел не в комнате Эрин, не в ее постели.

– Она рано уехала. На Кемосабе. – Видя его удивленный взгляд, она добавила: – Эрин тренирует его, и, по-моему, верховая езда доставляет ей удовольствие. Она сказала, сегодня ей нужно подумать, что делать.

Мег сделала вид, что не заметила, как дрожала у Денни рука, когда он наливал себе в кружку кофе, и завела легкий разговор; она была мастерица выведывать обиды.

– Тимми отсыпается, как медведь в берлоге среди зимы. Через несколько недель ему придется вставать пораньше, как к началу школьных уроков, мы придерживаемся такого же расписания, как в Диллоне.

Но Денни молча смотрел в свой кофе, и тогда Мег предприняла еще одну попытку.

– Не хочу быть назойливой, – она добавила ему к омлету поджаренного бекона, – но Эрин сказала, что вы с ней собирались о чем-то поговорить. Что, дела совсем плохи?

– Хуже некуда.

– Не хочешь поделиться со своей старушкой матерью?

– Ты никогда не будешь старой, – Денни слабо усмехнулся, окинув ее взглядом с головы до ног, – когда тебе будет восемьдесят, ты будешь выглядеть только на тридцать пять, самое большее на сорок.

От этих слов Мег вспыхнула. Сперва Люк, теперь ее собственный сын говорит ей, что еще не все потеряно, хотя сама она прекрасно понимает, что это не так и не нужно об этом сожалеть.

– Кушай, Денни, тебе нужны силы. – Она села напротив сына, бросила на него многозначительный взгляд, когда он принялся за еду, а потом, немного помолчав, заговорила снова. – Ты прекрасно выступал в Шайенне, показал несколько великолепных скачек, – некоторые ей все-таки удалось посмотреть.

– И отец гордился бы? – Теперь Денни смотрел в свою полную тарелку.

– На свой манер, – ответила Мег. – Что вы с Эрин обсуждали? О чем спорили?

– Спора не было, она просто уже сама все решила.

– А ты?

– Ты поймала меня, мама. – Он покачал головой, но не мог сдержать улыбки: – У меня тоже есть свои планы.

Мег подождала, но он больше ничего не сказал, и она накрыла ладонью его большую загорелую жилистую руку – сильную руку, которой он на родео сжимал веревку для быка.

– Ты не плохой человек, Денни, – она слегка сжала его руку, – и знаешь, как я отношусь к тебе. Когда ты и Эрин уехали, чтобы пожениться, единственное, о чем я сожалела, так это о том, что не присутствовала на церемонии. В Шайенне я подумала, что не ошибалась, веря, что вы все еще принадлежите друг другу. Я видела это в ее глазах и в твоих тоже.

– Эрин сказала бы, что это всего лишь секс.

– Но это часть любой счастливой семейной жизни. – Надеясь, что он не обратит внимания на цвет ее щек, Мег похлопала сына по руке. – Твоему отцу и мне потребовались годы, чтобы понять это, но каждый должен постепенно приближаться к тому, чего хочет достичь. Ты же сейчас не сдался, нет?

– Нет, – он пожал плечами, – но я…

– Папочка! Ты дома! – Тимми ворвался в кухню и, вихрем пролетев мимо Мег, бросился к отцу, и Денни едва успел подхватить его, чтобы сын не угодил в его кофе.

– Стой, помни, что не нужно окунать эту руку в гипсе в мой завтрак. – Он крепче обнял Тимми и поцеловал. – Как поживаешь? Все эти полторы недели я скучал по тебе.

– Я скучал еще сильнее. – Здоровой рукой Тимми обхватил отца за шею.

– И рука этому способствовала?

– И не говори, – улыбнулась Мег, – но ему недолго осталось носить этот гипс. – Она сама испытывала отвращение к этой уже грязной ярко-зеленой поверхности гипса, покрытой надписями и рисунками.

– Мама сломает мне другую руку и тебе тоже, если я снова упаду. Правда, бабушка?

– Можешь в этом не сомневаться, это материнский долг. – Проведя по густым темным волосам Денни, она прошла к холодильнику за апельсиновым соком для Тимми. – Но Синклеры не сдаются, ни большие, ни маленькие.

– Это ты мне говоришь, бабушка?

– Нет, это я говорю твоему отцу. – Поверх головы внука она бросила на Денни еще один многозначительный взгляд. – Думаю, ты знаешь, где ее найти.

В свете раннего утра Эрин поднималась верхом на Кемосабе к вершине холма. Благодаря тому, что Мег взяла на себя обязанность открывать по утрам магазин, ежедневная верховая прогулка стала привычкой для Эрин, лекарством для нее и для лошади, думала она. Но раньше Эрин никогда не ездила к землянке и сегодня впервые приехала сюда, чтобы привести в порядок свои мысли и воспоминания о Шайенне. Может быть, она приняла неправильное решение?

Пересекая отдаленное пастбище, а затем петляя среди низкорослых деревьев и величественных вековых сосен, она слушала пение птиц, скорее всего соек, и отдаленное бульканье чистого быстрого ручья; вода словно текла сквозь нее и очищала ее мысли.

Остановившись на короткий водопой, они с Кемосабе снова продолжили подъем, и вскоре во впадине на склоне холма показалась землянка, и Эрин увидела, как в ее единственном окне отражается солнечный свет. Она стреножила лошадь и оставила ее пастись на нетронутой сочной траве, а сама распахнула перекошенную дощатую дверь под поросшей травой крышей и вошла внутрь.

Ее снова окутала тишина и темнота, а запах сырой земли защекотал ноздри.

Позволь мне просто обнять тебя и поцеловать…

Денни, покажи мне, что такое любовь…

О Боже, в Шайенне он снова показал ей, что значит любить. Неужели, чтобы избавиться от чувств, которые он пробудил в ней, прошлой ночью она намеренно заставила его подумать, что могла выйти замуж за Кена, что дом в Диллоне мог стать для нее раем? До чего же подло она поступила!

Взяв с полки старое шерстяное одеяло, Эрин вынесла его наружу, встряхнула и, расстелив на траве неподалеку от лошади, чья шкура поблескивала на солнце, растянулась на нем, блаженствуя в солнечных лучах и впитывая в себя их тепло.

Ей следовало бы понять, что она и Денни никогда не найдут общего языка; они не могли договориться с тех пор, как он в первый раз покинул Парадиз-Вэлли. Или Дейзи была права, и, как выразился Денни, Эрин никогда не давала ему слова сказать, а всегда добивалась, чтобы все шло так, как ей этого хотелось?

Измученная бессонной ночью и их препирательствами, Эрин наконец задремала. Она не знала, сколько прошло времени, с тех пор как она заснула, когда какой-то посторонний звук разбудил ее; кто-то бросил в нее камешек, галька упала рядом с ней, Эрин села на одеяле и, прикрыв рукой глаза от солнца, огляделась вокруг.

Вначале она разглядела только высокую мужскую фигуру, поднимавшуюся по склону холма в нескольких ярдах от нее, затем силуэт разделился на потрепанную бейсбольную кепку, широкие плечи, знакомое длинное мускулистое тело и изношенную пару кроссовок.

Денни.

У нее сразу пересохло во рту, а мысли смешались. Несмотря на все их споры, одним своим появлением он всегда приводил ее в такое состояние.

– Теперь я понимаю, почему отец всегда держал лошадей, и не одну. – Кемосабе радостно заржал, а Денни погладил коня по холке и опустился на одеяло, заняв клочочек на самом краю, не касаясь Эрин. – Черт знает, что за прогулка взбираться на этот холм, в нем, наверное, мили полторы, не меньше.

– Ты же спортсмен, ты даже не запыхался. – Она глянула на него и отвернулась. – Как ты догадался, где меня найти?

– Я знал, где тебя искать и почему.

– Мы же поговорили, но никто из нас не изменил своего решения. Как всегда. – Теребя край одеяла, Эрин снова взглянула на него. – Впрочем, в отношении Парадиз-Вэлли ты прав, – она помнила, что сказал Кен о завещании Хенка и о том, что Денни намерен использовать ее, чтобы получить ранчо, но, с ее точки зрения, Денни имел на это ранчо больше прав, чем она, – я люблю его, но я не могу простить, что ты намеренно создаешь неприятности, не считаясь с тем, что причиняешь кому-то боль.

– Включая меня самого? – спросил Денни, и Эрин в замешательстве взглянула на него. – Как ты думаешь, что заставило меня пешком подняться на этот холм? Почти всю прошедшую ночь я провел без сна на этой проклятой кушетке, снова и снова перебирая в памяти все, что мы наговорили друг другу. – Он откинулся назад, опершись на локти и подставив лицо солнцу. – Наверное, мы никогда по-настоящему не забудем того, что случилось с Тревом, ни ты, ни я, ни мама, ни Кен, но сегодня ночью ты была так обеспокоена тем, чтобы я не пострадал, словно это была не ты, а Тим.

– Я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь страдал.

– И не только это, Эрин.

– Да, я забочусь и о себе. – Она покачала головой. – Денни, неужели ты не понимаешь? В том, что я не приемлю идею разведения животных, нет ничего нового. Шайенн был просто передышкой, отрывом от реальности; и, возможно, я поняла это благодаря Кену. Ты и я… Мы никогда надолго… – У Эрин сжалось горло, и она не смогла договорить то, что собиралась сказать.

– Это ты оставила меня в Коди восемь лет назад, когда мне зашили живот и вправили челюсть, – возмутился Денни, – это ты удрала обратно в Суитуотер, потому что не могла вынести меня в качестве мужа!

– Я вернулась домой беременной.

Хотя даже самая несговорчивая частица ее души говорила ей, что они должны быть вместе, Эрин никогда не могла заставить себя обратиться к нему за помощью, как будто это было бы признанием того, что она была не права, оставив его в той ситуации – после тяжелых травм.

– Значит, ты считаешь, что я просто повернулся к тебе спиной и отправился вместе с Люком на следующее родео? И что я мог бы снова так поступить?

– Да, именно так я и считаю, – ответила Эрин, подразумевая, что в конце концов ей придется в одиночку кормить быков и мустангов.

– Ты считаешь, – Денни недоверчиво взглянул на нее, – что меня не интересовало, как ты себя чувствовала, когда носила моего ребенка; вернее, в течение тех шести месяцев, когда я уже знал о нем? Что я не интересовался, как долго продолжались роды? – Он наклонился ближе. – Не беспокоился, будет ли Тим цел и невредим? Или не хотел узнать, как ты себя чувствовала на следующее утро после родов? Как ты выглядела в том голубом в цветочек ночном халатике?

Эрин удивленно уставилась на него: откуда он мог знать, во что она была одета?

– Мне позвонила мама, – объяснил Денни, – точно так же, как позвонила, когда Тим сломал руку, – его голос стал хриплым, – и сказала: «Я считаю, ты должен знать, Эрин родила сегодня ночью, в две минуты первого», – и я услышал улыбку в мамином голосе, – он встретился со взглядом Эрин, – она сказала мне, что тебя собирались везти после двенадцати, поэтому больница не смогла принять тебя в отдельную детскую раньше на целый день.

– Где ты был?

– В Санта-Фе. Как только мне позвонили, я сразу же понесся сломя голову. Помню, что в больницу я приехал, когда солнце было высоко и пели птицы, вероятно, где-то около полудня. – Он улыбнулся. – У приемной стойки и потом в родильном отделении я рта не закрывал; я сказал, что мы жили порознь, но мне необходимо тебя увидеть.

– И очаровал одну из медсестер.

– Может быть, – снова чуть улыбнулся Денни.

– А потом? – Против своей воли Эрин восхищалась им.

– Другая медсестра проводила меня в твою палату, и я увидел тебя. – Его взгляд потеплел. – Ты лежала в этом халате в цветочек и крепко спала, лучи солнца падали на тебя, и твои волосы горели как пламя. Ты казалась такой измученной, такой… словом, подарившей новую жизнь.

Он не разбудил ее, и она никогда об этом не знала.

– Я попросил показать мне Тима, медсестра провела меня к детской, и кто-то поднес его к окошку. – Денни на некоторое время замолчал. – Я не мог удержаться, чтобы не позвать его, но мне так хотелось прикоснуться к нему.

Эрин зажмурилась, она никогда не представляла… если и было что-то, в чем она нуждалась… После того как они с Денни расстались, она не часто слышала от него какие бы то ни было рассказы. Ответом на ее письмо о беременности было наставление в высокопарном стиле и пожелание всего наилучшего. Эрин сжала губы.

– Я держал его. На меня надели один из этих уродливых халатов и усадили в старое кресло-качалку, казавшееся неимоверно большим для такого места, а вокруг меня пронзительно пищали все остальные крошки. – Он отвел взгляд от нее. – Эрин, он был таким маленьким. Я держал его и чувствовал, что он весит не больше, чем уздечка для лошади, казалось, он мог почти весь уместиться на моей ладони, и я чувствовал себя ужасно неуклюжим. – Денни покачал головой при этих воспоминаниях. – От него исходил запах истинной чистоты.

– Я думала точно так же, – пробормотала она. Ни один запах не может сравниться с запахом новорожденного ребенка, и от этого воспоминания определенно у Эрин на глаза навернулись слезы.

– Я держал его десять минут, а потом отдал обратно и стоял за стеклом, пока няня кормила его из бутылочки.

– У меня еще не пришло молоко.

– Он заснул в этой маленькой пластиковой кроватке, на спинке которой висела табличка с его именем: «Тимоти Джеймс Синклер, семь фунтов восемь унций». Потом, – Денни помрачнел, – появился Кен, как гордый отец, с букетом желтых нарциссов, перевязанным голубыми ленточками.

Она помнила этот букет и цветы от Мег и Хенка, а также мягкую обезьянку от Денни для его сына, но Кен никогда ни слова не сказал ей о том, что Денни был там.

– Он велел мне убираться из Диллона, из Монтаны и из твоей жизни. – Денни надолго замолчал. – Я ответил ему, что уеду, потому что ты все время говорила, что хочешь этого, и у меня было родео, которое звало меня. – Он сидел скрестив ноги и щипал траву. – Эрин, я не знал, что делать, но я должен был увидеть его и тебя тоже.

Она с трудом произнесла:

– Если бы я знала… Мы не были вместе, Денни, но ведь он твой ребенок.

– Я ничего не выдумываю, – он насмешливо хмыкнул, – но в тот первый год я звонил постоянно, ты же всегда сухо сообщала мне, как растет Тимми, и по твоему тону было ясно, что ты считаешь это не моим делом.

Неужели она была такой жестокой? Так пугалась общения с ним? Боялась даже его заботы? Боялась, что ее потянет к нему?

– Денни, ты делаешь из меня такую… упрямую.

– Ты и до сих пор такая же упрямая. – Он имел в виду сегодняшнюю ночь.

– А ты чересчур гордый.

Эрин на коленях придвинулась к нему, шерстяное одеяло царапало ей кожу, губы у нее дрожали, и слезы лились ручьем. Прошло столько времени. Эрин не могла обвинять Кена, ведь она сама отняла у Денни те первые мгновения жизни их сына, однако своим молчанием Кен лгал ей, а во всех ее воспоминаниях, радостных или грустных, Денни всегда был честен.

– Что же дальше? – Он сжал ее руки и погладил пустой сустав безымянного пальца. – В Шайенне ты решилась не отвергать меня, так неужели то, что я делаю, – правильнее сказать, то, что я хочу сделать, а еще правильнее, как я полагаю, кто-то – сможет разлучить нас на всю оставшуюся жизнь?

Эрин высвободила свои руки и, спрятав в них лицо, потерлась о щеку Денни и о его густые волосы.

– Я знаю, тебе не нравится идея разведения животных, но чем я могу заниматься, когда перестану объезжать быков? Ты когда-нибудь думала об этом? – Он заглянул ей в глаза. – Сознаюсь, я – нет, наверное, до тех пор, пока Тимми не сломал руку и я не приехал опять в Парадиз-Вэлли. – Денни тяжело вздохнул и постарался, чтобы его голос не задрожал. – Я никогда не посещал колледж, ты знаешь; а современные ребята – ребята возраста Джейсона Баркера – получают образование и занимаются родео точно так же, как играют в футбол или баскетбол.

– Я так привыкла, что ты выступаешь в соревнованиях, что никогда не думала о том, что ты будешь делать, когда уйдешь из родео.

– Ты и не должна была над этим задумываться, мы же не жили вместе. – Он положил руки на колени. – Эрин, мне сейчас тридцать шесть, как я могу начинать что-либо заново?

– Не знаю.

– Так о чем, черт возьми, мы спорим? – Денни смотрел на свои руки, а Эрин смотрела на его бицепсы. – Кен говорит, что я не имею никаких прав на часть ранчо, так что разведение животных скорее всего просто еще одна мечта. Если я не смогу убедить тебя или Кена…

При этих его словах Эрин выпрямилась. Настаивая на своем, она, как Хенк и Кен, выгнала его, или, как сказала Дейзи, не оставила ему другого выбора, кроме как уйти. Денни опустил голову и закрыл глаза, а Эрин прошептала слова, которые таила от него так долго, она не могла сдержать их, как сейчас не могла сдержать слез.

– Денни, не важно, что… Денни, я люблю тебя.

Она обвила руками его шею и поцеловала, ее слезы смочили их губы, сделав их солеными и скользкими, но Эрин не смогла бы поклясться, что плакала она одна. Зажмурившись, она не отпускала Денни, пока не почувствовала, как сильные руки сомкнулись вокруг нее.

– Эрин, ты нужна мне, сейчас, – прошептал он.

Она почувствовала, как солнце ласкает ее кожу, открыла глаза, обнаружила, что Денни смотрит на нее, и, чуть откинув назад голову, улыбнулась сквозь слезы ясному небу.

– Прямо здесь?

– Или в землянке, если хочешь.

Прочтя мольбу в его глазах, Эрин, не сказав ни слова, выскользнула из его объятий, взяла одеяло, когда Денни тоже встал с него, и понесла его внутрь. Ее глаза еще не привыкли, и темнота внутри показалась ей кромешной; сильный запах земли звал ее – ее и Денни – внутрь, но она нерешительно остановилась на пороге. Подойдя сзади, Денни положил руки ей на плечи и повернул Эрин к себе.

– Я хочу… тебя, – призналась она, – но мне страшно.

В Шайенне она чувствовала желание, сильное и острое, которое только возрастало с каждым разом и, казалось, существовало само по себе, угрожая захлестнуть ее; сейчас желание стало новым, более мягким и более сильным.

– В первый раз ты не боялась.

Держа одеяло между ними, она прошептала:

– Тогда я не знала, что может случиться, если я кого-то так сильно полюблю.

– Не бойся.

Когда, взяв у нее одеяло, Денни волной расстелил его на земляном полу и потянул на него Эрин, она ощутила, как его обожженная солнцем кожа согревает и успокаивает ее. Денни лег на нее и без улыбки заглянул ей в глаза, и Эрин показалось, что он чувствует тот же страх, только не хочет в этом признаться.

– Это так же, как с быками, которые нагоняют на тебя страх, – нужно просто забраться и скакать. Не нужно ничего бояться, когда я так сильно тебя люблю.

Через открытую дверь было слышно только, как рядом мягко дышит и фыркает Кемосабе, жуя траву, а внизу, в долине, сладко поют птицы. Там, где они когда-то впервые были вместе, они раздели один другого в темноте и отдали друг другу все то, что должны были отдать.

Денни поцеловал ее обнаженную грудь и коснулся ее губ, а Эрин в ответ погладила мягкие шелковистые волосы на его груди и уголки его рта. Они обменялись несколькими легкими нежными поцелуями, а потом более долгим, полным страсти, от которого Денни застонал, а Эрин с мольбой прошептала:

– Денни, прошу тебя…

– Что бы ты ни говорила мне, – Денни устроился поудобнее, – ты не собираешься замуж за Кена.

– Нет, – подтвердила она, и вскоре они уже не могли произнести ни слова; но теперь им слова были не нужны, им не нужно было ничего, кроме друг друга.

Наконец с мучительной медлительностью, не отрывая взгляда от ее глаз, Денни вошел в нее, погружаясь все глубже и глубже, пока Эрин не почувствовала, что он достиг самой ее души.

– Эрин, ты чувствуешь меня, – прошептал он в благодатной темноте землянки, – ты знаешь, что такое любовь?

– Да. – Она крепче прижала его, поднимаясь к нему, ища и встречая его. – Да!

– Начнем все сначала, – шепнул Денни, – отбросим все прежнее. Мы сможем это сделать.