Глава 2

«Все вокруг изменилось, нет смысла это отрицать. Так почему же я удивляюсь?» – спрашивал себя Денни, проезжая через город ближе к вечеру следующего дня. Восемнадцать лет назад Суитуотер, лежащий в сердце округа Биверхед, мог похвастаться тем, что в нем постоянно проживало около тысячи человек; для Монтаны, одного из самых малонаселенных штатов Америки, где на сто сорок семь тысяч квадратных миль приходилось чуть более трех четвертей миллиона человек, это был довольно большой, оживленный город. Оживленный, во всяком случае по субботам, когда владельцы окрестных ранчо и их семьи предпринимали еженедельные путешествия в Суитуотер, чтобы купить продукты и товары, а также обменяться новостями с другими такими же, как они, и хотя бы какое-то время не чувствовать себя отрезанными от мира.

Но со временем местные шахты закрылись, деревообрабатывающая промышленность пришла в упадок, цены на нефть и газ упали, засуха в восьмидесятые годы вызвала сокращение скотоводческого рынка – все это привело к сокращению населения Суитуотера, и улицы города уже в шесть часов вечера по воскресеньям были совсем пустыми, каждый второй магазин был заколочен досками, а на обшивке некоторых зданий краска облупилась до самого дерева.

Солнце бросало косые лучи поперек Дентон-стрит, главного городского проспекта, и Денни, прищурившись от яркого света, отражавшегося в ветровом стекле, разглядывал Суитуотер, который предстал перед ним каким-то призрачным городом.

Парковочные площадки – остатки классического вестерна – на углах по обеим сторонам усеянной рытвинами улицы вмещали не более полудюжины легковых автомобилей и небольших грузовиков-пикапов. «Торговый центр Биттеррут» выглядел заброшенным, на парковочных счетчиках, установленных перед ним уже после отъезда Денни из Парадиз-Вэлли, болтались выцветшие красные флажки, словно косынки, которыми размахивали перед давно исчезнувшим стадом быков.

Денни остановил автомобиль, чтобы рассмотреть все получше – двустворчатые входные двери магазина были поцарапаны и нуждались в обновлении лакировки, витринное стекло в левом нижнем углу треснуло, а табличка с надписью «Эрин Синклер, владелец», выставленная в окне, заставила его покачать головой. Воздушные жен-ские шарфики, связки бледных засохших цветов, детские вещи и кулинарные книги, несомненно, выглядели аккуратно, если придирчиво сравнивать с тем, когда здесь много лет назад в величественном беспорядке были свалены металлические сковородки, железные кастрюли, грабли и тяпки, а вывеска читалась просто – «Главный магазин Суитуотера». Нажав на газ, Денни изо всех сил вцепился в руль. Торговый центр. Одно название уже покоробило его. Он должен своими глазами увидеть, как Эрин пробивает чеки дюжине выстроившихся в очередь местных покупателей, увидеть покупки у них в руках, только тогда он поверит, что она действительно заправляет этим заведением.

Эта работа совсем не для нее. У его родителей за тридцать восемь лет совместной жизни сложились определенные обязанности – отец управлял ранчо, а мать занималась семьей. Денни унаследовал их семейные традиции и истинные ценности. В современном мире, совсем обезумевшем, где любовь, по-видимому, ничего не стоила, он тем не менее стремился к прочным отношениям. Денни знал несколько парней, которые были женаты по три, четыре раза, и таких, кто вообще не обременял себя женитьбой, но повсюду оставлял детишек, совершенно не утруждая себя заботами о них. Даже Люк однажды прошел через это и теперь заявлял, что больше этого никогда не повторится. Теперешний взгляд Люка на взаимоотношения мужчины и женщины был следующим: «Спасибо. До свидания». Но Денни не хотелось думать, что его собственная женитьба была просто еще одним дополнением к печальной статистике.

Почему Эрин не может заняться домом и Тимом, а ему предоставить возможность зарабатывать им на жизнь так, как он может и желает? Пусть его назовут старомодным, но почему бы ей время от времени не сопровождать его? Почему она не хочет понять, что значит для него чемпионат? Когда-то они понимали друг друга с полуслова…

Выехав из города, Денни повернул на север, к ранчо. Интересно, подумал он, если город так изменился, то что ожидает его на ранчо, тем более после смерти отца, и почувствовал, как от волнения у него засосало в желудке. Ему не хотелось возвращаться сейчас, возвращаться без золотой пряжки. Он быстро ехал к Парадиз-Вэлли, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз, то по гладким участкам, то по ухабам, таким знакомым, что даже сейчас мог проехать с закрытыми глазами. Дорога, как и окрестные горы, никогда не меняется.

А Эрин, изменилась ли она, прожив так долго рядом с Кеном, единственным человеком, о котором он никогда не думал? Черт побери, он знает Эрин почти всю ее жизнь. Они познакомились, когда ей было пять, поженились, как только ей исполнилось двадцать – ему в это время было двадцать три, а в промежутке между этими событиями они виделись каждый день. Эрин выдержала с ним в турне один год, прежде чем первый раз оставила его. Тогда он думал, что умрет от тоски по ней. После этого на протяжении четырех лет они продолжали тернистый путь семейной жизни – Денни регулярно приезжал к ней, добавляя еще десять тысяч миль к тем ста тысячам, которые он ежегодно наезжал во время выступлений. И Бог знает, сколько лет к своей жизни за каждое короткое пребывание в Парадиз-Вэлли, хотя и рядом с отцом и Кеном.

Но ведь он старался, разве нет? Денни рукой потер бок пониже ребер. Вчерашнее неудачное приземление напомнило ему о выступлении в Коди, когда Эрин в последний раз была вместе с ним. Тогда бык на заключительном круге боднул его по-настоящему опасно. Как только он вышел из больницы, Эрин собрала свои вещи и уехала. Он до сих пор помнил ее лицо и свое отчаяние. Если он не бросит родео, сказала она, их совместная жизнь окончена.

И сейчас, спустя восемь лет, он все еще удивлялся: с чего она взяла, что все кончено? Он не получал никаких документов и не подписал бы их, даже если бы она их и прислала. Как могла Эрин позабыть их любовь, позабыть, что ребенка они зачали вместе?

Снова положив на руль обе руки, он вернулся к мыслям о Тиме. Почему Эрин сама не позвонила ему, чтобы рассказать о случившемся?

Прошлой ночью он был недалеко от Дуранго, когда мать позвонила ему по мобильному телефону и сообщила, что Тимми сломал руку. «Это не к спеху, – сказала она, – но ты ему нужен». Сегодня ночью Денни почти не спал, а рано утром, накачав себя кофе и аспирином, отдал Люку ключи от фургончика, взял напрокат автомобиль и через Айдахо по Ай-15 направился в Монтану. Через двена-дцать часов перед ним уже маячили подножия холмов, окружавших Суитуотер.

Всю дорогу Денни налегал на педаль газа, прижимая ее к самому полу так, что у него сводило мышцы. Когда его автомобиль достиг вершины крутого склона, заросшего мощными кедрами, лиственницами и елями, а затем поднялся еще выше, к прозрачному озеру, обрамленному стройными корабельными соснами, позади которых в ослепительном золотом сиянии скользило солнце, Денни почувствовал, что его правая нога совершенно онемела.

Лицо у него горело, а от повязки, наложенной на сломанные ребра, боль казалась еще острее. От самого Колорадо он старался не смотреть на себя в зеркало над ветровым стеклом, но, поразмыслив, решил, что синяки вокруг глаз и на скулах похожи на те, что изображают в цветных видеоиграх, но, вероятно, самые захватывающие игры Эрин держала подальше от Тима.

Представляя ее реакцию на его неожиданное появление, Денни быстро повел машину к вершине следующего холма, на последний подъем перед началом спуска в Парадиз-Вэлли. Нравится Эрин это или нет, но он отец Тима и к тому же еще ее муж, поэтому какие бы изменения ни произошли на ранчо, он не станет устраивать еще одну битву за визит Тима к нему будущим летом. Это «удовольствие» он оставит на более поздние времена. А сейчас, не принимая во внимание предполагаемые эмоции Эрин или недовольство брата, Денни собирался навестить своего пострадавшего сына.

Итак, Денни появился впервые за восемь лет и попал прямо к обеду.


Эрин выложила банку консервированных ананасов в смазанную маслом форму для выпечки, не спеша залила их золотистым взбитым тестом и поставила форму в духовку. Это был самый любимый кекс Тимми. Быть может, специальный десерт будет доказательством того, что у него все-таки не такая уж плохая мать. Она и не думала винить Денни за его отсутствие – вовсе нет.

По дороге от плиты к холодильнику Эрин мельком взглянула в кухонное окно. Сегодня во дворе не было видно ни велосипеда, ни маленького будущего наездника. Тимми лежал наверху в постели, его новый гипс покоился на подушках, а на комоде стоял телевизор с маленьким экраном, перенесенный из спальни Эрин.

Сверху слышались взрывы смеха и сердитое неестественное гудение голосов. Живой, подумала она, но не улыбнулась при виде знакомого пастбища перед окнами. Почему нужно обвинять ее в том, что они просто не могут позволить себе держать лошадь? Точнее, еще одну лошадь.

Около сарая пятнистый черно-белый жеребец жевал траву. Денни горячо любил его, но больше на нем не ездил. Когда-то он пробовал привязывать жеребенка, чтобы Эрин была спокойна, потом отдал лошадь другим наездникам для скачек с препятствиями, и она принесла выручку, включая и выплаченные Денни проценты. А если лошадь никогда больше не будет участвовать в соревнованиях? Почему он не продал ее? Три месяца назад он прислал лошадь домой восстановить силы и подлечиться после полученного на состязаниях растяжения сухожилия. Денни уломал Эрин, конечно, с помощью Тимми, и она полагала, что многочисленные телефонные звонки подготовили почву для поездки Тимми к отцу. Дай человеку мизинец…

«Мне больше негде оставить лошадь», – сказал Денни и пообещал присылать деньги на оплату корма и счетов от ветеринара. Однако его чеки никогда не приходили до того времени, когда пустел дубовый закром или кончалось сено. Она представила себе брошенную лошадь, забытую, как каприз, – такой была их женитьба для Денни. Годами она будет кормить ее, укрывать от дождя и снега, к тому времени Тимми гораздо сильнее привяжется к животному, чем сам Денни. И когда наконец стареющая лошадь останется без зубов или будет неизлечимо больна, Эрин должна будет принять решение умертвить ее.

Эрин отвела взгляд от пушистого белого хвоста, отгоняющего мух. Нет, она никогда не сможет этого сделать. Она выросла на этом ранчо, когда оно еще было настоящим ранчо, но она никогда на сможет сделать подобный жестокий выбор между жизнью и смертью, она предоставит этому пятнистому коню пасть самому по себе, проживи он еще хоть тридцать лет.

Помимо всего, Тимми никогда бы не простил ее. По его мнению, чем больше домашних животных, тем лучше. Приблудные кошки и котята, раненые птицы, бездомные собаки… лошади, которые не пригодны для скачек – она и Тимми ухаживали за ними за всеми.

Эрин бросила на стол овощи для салата.

– Неудивительно, что магазин почти не приносит прибыли, потому что со своими покупателями я поступаю точно так же – продлеваю кредит без всякой надежды получить оплату. Возможно, брат Денни прав.

– В чем прав? – это отворилась задняя дверь и вошел Кен.

Эрин была так увлечена своими мыслями, что даже не заметила, что говорит вслух. Она бросила быстрый взгляд на своего деверя и улыбнулась. Как земля и дом, которые она любила, одно только его присутствие в комнате успокаивало ее душу.

В своем добротном желтовато-коричневом костюме Кен Синклер вполне соответствовал своему имиджу одного из самых завидных холостяков Суитуотера и Диллона. Фигурой он походил на Денни, хотя не дорос до него нескольких дюймов, но мускулатура, развитая благодаря работе на строительстве, представляла его в более выигрышном свете. Сегодня после обеда он проводил встречу «Открытый дом» в своем новом подразделении – первом крупном предприятии близ Диллона. Эрин намеренно не поехала туда и сейчас испытывала чувство вины.

– Я просто думала вслух. О магазине.

– Продай его, – сказал он, как говорил всегда, и положил руку ей на плечи. – Этот участок мы тоже продадим.

Эрин отошла от него к раковине под предлогом, что ей нужно вымыть помидоры, она избегала глаз Кена, этой бледной копии светло-карих глаз Денни, без их озорной искорки. Неприятная тема возникала и прежде, но в по-следнее время все чаще и чаще.

– Я буду уговаривать тебя каждый день, пока ты не скажешь «да».

Его совет звучал вполне здраво; ей следует согласиться, подумала она, пора прекратить убеждать себя, что она может быть преуспевающей деловой женщиной, пора прекратить казнить себя за прошлое. Ведь тогда она смогла бы отдать Тимми в настоящую школу, развестись с Денни…

– Я не хочу уезжать, это мой дом.

Подойдя ближе, Кен положил руку ей на затылок, его рука была теплой, прикосновение приятным, но не более того. Но почему? Сколько времени прошло с тех пор, как она замирала от прикосновения мужчины, с тех пор, как горячая кровь, игравшая в ее жилах, как шипучее вино, вызывала у нее головокружение от страстного желания? В кухне пахло свежестью и теплым кексом, выпекавшимся в духовке. Эрин снова высвободилась, отошла с помидорами к столу, нарезала их в салатницу, добавила туда же зеленый перец и огурцы.

– Я не принимаю никаких решений. Тимми только что вернулся… после каникул и вчера очень напугал меня. Его сломанная рука.

– Ему сегодня лучше? – Кен достал из холодильника пиво, снял пиджак и закатал до локтя рукава рубашки – это был его обычный ежедневный ритуал.

Эрин не оборачивалась. По Кену можно сверять часы, можно быть уверенной, что он никогда никуда не исчезнет; она могла не сомневаться, что он будет здесь изо дня в день. Пусть он не обладал той энергией, что Денни, или способностью вызывать желание одним своим видом. В душе она понимала, что несправедлива по отношению к Кену, но он, казалось, мирился с этим.

– Ему сегодня наложили гипс. – Эрин постаралась изобразить улыбку. – Доктор специально открыл свой кабинет. Тимми заявляет, что гипс уже надоел ему, и придумал, чтобы каждый написал на нем что-нибудь, так что держи наготове ручку. – Ее улыбка стала более естественной. – Но подожди, пока увидишь его.

– Пойду взгляну сейчас же.

Эрин, стоя у стола, продолжала перемешивать салат, а Кен вышел из кухни и пошел по коридору к лестнице, ведущей наверх к комнате Тимми. Он так много отдал им с того самого момента, как Тимми появился на свет, и, кроме Мег, был ее самым лучшим другом, но в тридцать восемь уже пора иметь жену и собственную семью.

Мег уехала в Бозмен и не вернется домой до позднего вечера, она собиралась провести день с друзьями – эту встречу она назвала «одной из их вдовьих прогулок» – и походить по магазинам.

Быстрыми ловкими движениями Эрин расставила на обеденном столе три тарелки, достала из буфета три стакана и еще держала их в руках, когда в подъездной аллее прозвучал автомобильный сигнал.

Таким резким, отрывистым гудком, от которого у Эрин всегда волосы вставали дыбом, сельский почтальон часто сообщал ей о неурочной почте или о больших посылках. Но в воскресенье? С дурным предчувствием она выглянула из окошка.

– Кто там? – крикнул сверху Кен.

– Не представляю. Пойду узнаю, а вы оба оставайтесь смотреть телевизор.

Серый седан последней модели, слегка покачиваясь на неровностях дороги и все еще сигналя, подъезжал к стоянке у черного хода. Что-то случилось с автомобилем Мег? Но эта машина не принадлежала ни одному из ее друзей.

По двору вытягивались длинные тени, словно пальцы мужчины по коже женщины, золотой свет блестел на высокой траве пастбища и мерцал на пестрой шкуре лошади. У Эрин похолодело внутри, а когда она увидела, как лошадь подняла уши, все прояснилось.

Эрин вдруг ощутила, что у нее открылся рот и округлились глаза, а в мозгу пронеслись слова любимой песни Мег.

Но ты вернешься, когда летняя трава начнет желтеть...

Хлопнула дверца автомобиля.

– Привет, Кемосабе.

Эрин услышала знакомые шаги, знакомый грудной голос.

Он не постучал, и прежде чем она сдвинулась с места, наружная дверь закрылась, и он влетел в комнату как летний шторм, неся с собой аромат трав и запах автомобильного выхлопа. Эрин, застыв, стояла у раковины, она частенько рисовала себе сцену его возвращения, но никогда не представляла, что это произойдет именно так.

В первые годы она с тоской мечтала, чтобы он вернулся, потом, когда семейная жизнь закончилась, она думала об этом со страхом.

Он не улыбнулся и даже не сказал «здравствуй», а, со стуком захлопнув дверь, прислонился к дверному косяку и скрестил руки, так что ткань рубашки натянулась на его широких плечах и бицепсах. Эрин взглянула на него, и ее сердце громко застучало от его пристального взгляда. Она тоже внимательно посмотрела на него и улыбнулась бы, если бы у нее не застыли губы. Тимми всегда говорил, что его отец однажды вернется домой в ковбойской соломенной шляпе, в ковбойских кожаных штанах и сапогах, но Денни подпирал дверной косяк в простой белой тенниске, вылинявших джинсах и кроссовках, то есть в том же наряде, в котором он всегда путешествовал. Денни снял бейсбольную – или, правильнее сказать, футбольную? – кепку, на эмблеме которой было написано «Денвер бронкс», обнажив взъерошенные темные волосы, давно нуждавшиеся в стрижке; его светло-карие глаза были воспаленными, а рот, всегда чувственный и мягкий, – суровым и жестким. Пальцы Эрин судорожно сжались. У нее возникло ощущение, что она перебирается через бездонную солнечную пропасть, и внутри что-то оборвалось.

– Я приехал навестить своего сына, – произнес наконец он.

Боясь разбить стаканы, Эрин поставила их на стол, сверху до нее доносилось бормотание телевизора и приглушенный голос Кена – гарантия ее безопасности, и она решилась бросить еще один взгляд на Денни.

В его глазах не было ни угрозы, ни насмешки, он стоял чуть сгорбившись и скрестив руки, словно защищая свою талию, а белая хирургическая повязка, казалось, была предназначена для того, чтобы соединить воедино его локоть и предплечье, его лицо… Боже милостивый, его красивое лицо…

– Что с тобой произошло? – Можно подумать, она не догадывалась.

– На меня не стоит обращать внимания. Ради Бога, скажи, что случилось с Тимми?

От его тона у Эрин перевернулось сердце, наполовину от гнева, наполовину от горя.

– Ты же знаешь, – ответила она, – иначе тебя здесь, конечно же, не было бы.

– Не нужно нападать на меня, Эрин. – Он отошел от двери и направился к ней, явно с осторожностью наступая на одну ногу.

– С ним все чудесно. – Она отступила на шаг. – Тебе незачем было проделывать такой долгий путь от Юты. Пропустить скачку и потерять эти драгоценные призовые деньги.

– Черт побери, он ведь и мой сын, – заметил Денни, продолжая приближаться.

Эрин молча приподняла бровь. Ей хотелось, чтобы между ними оказался стол, но она двигалась недостаточно проворно, хотя ей следовало бы понять, что если Денни все еще способен удержаться на разъяренном быке в течение восьми секунд, он обыграет ее, как всегда обыгрывал.

– Какого черта ты не позвонила мне?

Она вздрогнула, когда Денни схватил ее за руку.

– Я не обязана это делать. Но это сделал кто-то другой.

– Это мама, – признался он. – Она сказала, что Тим спрашивал обо мне.

– Должно быть, из-за обезболивающей таблетки.

– Эрин, Господи, перестань. – Он нахмурился, и она, стоя рядом с ним, заметила как он бледен. – Где он?

Эрин старалась справиться с собой – Мег не посчиталась с ее желанием, она предала ее.

– А ты не догадываешься? – Он вырос в этом доме и должен бы знать.

– В моей комнате?

– В своей комнате, – поправила его Эрин.

Денни натянул свою кепку на темные волосы точно таким же движением, как обычно натягивал ковбойскую шляпу перед скачкой, но сейчас он передвигался с трудом.

– Поставь еще одну тарелку, – бросил он на ходу по дороге из кухни. – Я приехал из Дуранго. – Его горящие глаза бросили ей вызов, и на губах мелькнула легкая улыбка. – Но откуда ты знаешь, что я был в Юте?


Если бы не Тим, он не приехал бы.

Пока Денни медленно, прихрамывая шел по коридору и поднимался наверх, слова Эрин преследовали его и звенели в ушах как предупреждение – именно так она их произнесла. Там, наверху, Кен. Ворча от боли, он преодолевал лестницу, вспоминая лицо Эрин таким, каким сегодня в первый раз увидел его.

С тех пор как родился Тим, они встречались всего несколько раз, и то очень ненадолго, но с каждым разом она становилась все красивее. В это лето она проводила Тима на самолет, как любая другая волевая, независимая женщина, решившая жить без мужчины. Если не считать немногословных телефонных разговоров о Кемосабе ранней весной, он говорил с ней по телефону только несколько раз до и только во время визита Тима – короткие телефонные разговоры, полные организационных проблем и ничего больше, если не считать нежного звука голоса Эрин.

К счастью, Эрин не знает о том, что он возит с собой ее фотографию, моментальный снимок в дешевой металлической рамке, сделанный в тот период, который он называл их медовым месяцем – три дня в придорожном мотеле во время его первого финала Национального родео в Лас-Вегасе, три дня, когда он не выступал с быками, три дня взаперти, когда они растворялись друг в друге, три дня в постели, пока не прервалось дыхание от избытка любви.

Тогда Эрин была совсем молоденькой девушкой, теперь стала зрелой женщиной, стройной и гибкой как тростинка; ее маленькая грудь округлилась и по форме как раз подходила мужской руке, бедра, когда-то узкие, как у мальчика-подростка, слегка раздались и теперь великолепно качали бы мужское тело, голодное мужское тело.

Он подавил невольное возбуждение. Нет, есть вещи, которые никогда не изменятся. Например, ее волосы, которые все еще сохраняли свой оттенок. Их нельзя было назвать по-настоящему рыжими, но он не знал, каким словом можно определить эту легкую рыжину, покрытую золотом, и тот свет, который они излучали, даже собранные в свободный пучок.

Сейчас в кухне он проиграл, она перехитрила его, пусть так, но в тот момент, когда он увидел ее у раковины, ничто на свете больше не имело значения. Он почти пересек комнату, и она чуть не оказалась в его объятиях, еще немного, и он поцеловал бы ее, но холодный взгляд зеленых глаз напомнил ему о пропасти между ними, и вместо этого он прижался к двери. Никогда раньше она так не смотрела на него, никогда до этого момента. И он решил, что она тоже изменилась. С трудом сдерживаясь, чтобы не подойти к ней, он нагрубил и заметил, как ее красивые губы сжались в прямую линию.

Он ей не нужен. Ну что ж, это неудивительно.

Денни с болью преодолел подъем по лестнице и остановился на пороге своей бывшей комнаты, рассматривая открывшуюся перед ним картину. Он помнил многое из того, что происходило в этой комнате, а теперь здесь лежал Тим; его темные волосы были растрепаны, на бледной коже резко выделялись веснушки, а этот нежный детский рот… и этот драндулет из гипса на его тоненькой левой ручонке… ярко-зеленый гипс, весь разрисованный картинками.

У Денни у самого разболелась поврежденная рука, он почувствовал, что комната закружилась, будто он, оставшись без снаряжения, сидит на брахме, который старается сбросить его ко всем чертям. Его покалеченный ребенок. Он никогда не задумывался, что почувствует, если с Тимми что-нибудь случится, а его не будет рядом. Зато рядом всегда будет Кен, таково реальное положение вещей в Парадиз-Вэлли.

Наблюдая за своим братом и за своим сыном, Денни оперся о дверную раму, словно сегодня был не в состоянии справляться с собственным телом. Его забинтованные ребра болели, и вместе с ними болело сердце; его лицо и все тело было полно болью.

– Как дела, Кен? – наконец произнес он.

Его брат, сидевший на кровати рядом с Тимом и вместе с ним смеявшийся над шедшим по телевизору диснеевским мультфильмом, резко обернулся.

– Какого чер…

– Разве ты не видишь, это я.

– Папочка! – Тим вскочил с кровати, не обращая внимания на больную руку. – Папочка, я знал, что ты приедешь! – Он прижался к больной ноге Денни.

Поморщившись от боли, Денни подхватил его на руки и уткнулся лицом в душистые волосы, а Тим крепко обнял отца за шею.

Кен, нахмурившись, отошел в сторону. Нужно что-нибудь придумать, что-нибудь подобное тому, что он сделал, когда родился Тим. Нужно сказать что-то, от чего у Денни подкосились бы ноги. Денни прикрыл глаза и наслаждался ощущением хрупкого тельца своего маленького сына, прижимавшегося к его груди и животу.

– Заблудшая овца возвращается, – высказался наконец Кен.

– Не думай, что я буду дожидаться твоего приглашения.

– Что ж, добро пожаловать. Брось последний взгляд на эти места, пока мы все не продали.

– Кто – мы? – Денни совсем не был готов к такому заявлению, и слова больно поразили его, он знал, что его матери и Кену принадлежало две трети Парадиз-Вэлли, а он и Эрин владели остальной частью, но в его отсутствие даже его жена стала похожа на незнакомку. Неужели Эрин хочет продать дом?

Кен только улыбнулся, но напряженную тишину нарушил Тим.

– Ты не можешь продать ранчо! – воскликнул он, вскинув голову.

Денни перехватил его в более удобное положение, пригладил его прямые темные волосы и поверх головы сына посмотрел на своего старшего брата.

– Никто не собирается ничего продавать, можешь быть совершенно спокоен.


Эрин разминала мягкое картофельное пюре, похожее на крем, с маслом и чесноком – рецепт Мег – и старалась не смотреть на трех сидевших за столом мужчин, так как не была уверена, что дождется конца трапезы.

Ей хотелось, чтобы обед удался. Картофель, нежное тушеное мясо и ананасовый кекс были самыми любимыми блюдами Тимми. Она хотела снова вернуть его, своего мальчика, чтобы он попросил ее приготовить что-нибудь вкусное и почитать на ночь. Прошлой ночью она размышляла о своем эгоизме и сейчас, снова возвращаясь к этой проблеме, хотела, чтобы Тим забыл не только о своей сломанной руке, но и о последних неделях, проведенных с Денни, – да, и об этом тоже.

В течение всего обеда Кен молчал, а Денни и Тимми стрекотали как сороки, словно старались сгладить всеобщую неловкость.

Положив себе на тарелку солидную порцию картошки, Эрин встала из-за стола, перевернула кекс и поставила его в духовку подрумянить сахарно-ананасовую верхушку, потом вернулась на место и снова попыталась взяться за еду.

Сидевший рядом с ней Тимми подцепил на вилку большущий кусок мяса, отправил его в рот и, не прожевав, обратился к отцу:

– Папочка, помнишь, как мы ездили в Техас в тот раз, когда ты объезживал Дейлайт?

– Объезжал, – поправила его Эрин.

– Помнишь? – повторил Тим, проглатывая еду.

– И не разговаривай с полным ртом, – добавила мать.

– Тим, ты разговариваешь с набитым ртом, – мягко поддержал ее Денни, – и нам придется преподать тебе правила хорошего тона. Конечно, я помню. – Он усмехнулся. – Слишком задержался на старте и пришел вторым. Восемьдесят одно очко.

– А помнишь, как дядя Люк изображал тореадора?

– Дядя Люк и есть тореадор, – ответил ему Денни, – именно так он и называется.

Как клоун на родео Люк обычно работал с партнером, так называемым человеком с барабаном, а сам занимался тем, что приплясывал перед мордой разъяренного быка. Давным-давно Эрин пришла к выводу, что у Люка вообще отсутствует здравый смысл, а сейчас ему, должно быть, уже около пятидесяти, прикинула она.

– Он смелый, папочка?

– Конечно.

– Такой же смелый, как ты?

– Ну, об этом я не могу судить. – Денни с улыбкой рассматривал свою тарелку с картошкой.

– Не нужно скромничать. – Кен посмотрел, как Денни потянулся за салатницей с овощами. – Мальчику хочется верить, что ты смелый.

– Ты не думаешь, что папочка смелый? – спросил Тимми, с любопытством взглянув на своего дядю.

– Больше подходит слово «безрассудный», – хмыкнул Кен.

Эрин, хотя и разделяла его мнение, промолчала и, не зная, что еще сделать, предложила Кену блюдо с рогаликами.

– Нет, спасибо. – Кен улыбнулся ей, и она заметила, как Денни с хмурым видом перехватил эту улыбку. – Мне, пожалуй, достаточно.

Кен съел только одну порцию, несмотря на то что любил приготовленное Эрин жаркое, и, опустошив свою тарелку, откинулся на спинку стула.

– Еще есть кекс, – предложила она и в то же мгновение почувствовала, что кухню заполняет запах подгорающих ананасов. – О черт!

Эрин оттолкнула свой стул и бросилась к плите, но Денни опередил ее и, схватив держатель для формы, вытащил кекс, а Эрин разочарованно посмотрела на его почерневшую верхушку.

– Подгоревшую часть можно соскрести, – предложил Денни, чуть улыбнувшись, и она, встретившись с его взглядом, заметила, что его глаза потеплели в первый раз с того момента, как он появился на пороге кухни. – На вкус он будет хорош. Как, Тим?

Эрин услышала хихиканье и, обернувшись, увидела, как Тимми закатил глаза. Предположив, что у нее за спиной Денни делал то же самое, она в сердцах выхватила у него форму, не подумав о том, какая она горячая. Вскрикнув от боли, Эрин уронила форму на бело-голубой кафельный пол, обуглившийся кекс превратился в крошки, а липкая сладкая верхушка разлетелась по всей кухне.

– Принеси масло, Тимми, – попросил Кен, осмотрев ее ладонь.

– Ничего страшного, – успокоила она Кена.

– Надеюсь, ты не собираешься оставаться? – обратился Кен к брату, глядя поверх головы Эрин.

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Сказано вполне понятно, – ответил Кен. Смазав теплым маслом руку Эрин, он отставил бутылочку, но нежно задержал ее руку.

– Наверное, я изрядно отупел с тех пор, как уехал отсюда, – заметил Денни, наклоняясь, чтобы поднять форму для кекса. – Почему бы тебе просто не сказать то, что ты хочешь сказать?

– С мамочкой все в порядке? – Тимми стал рядом с ними, внимательно глядя на взрослых. – Дядя Кен, почему ты не хочешь, чтобы папочка остался?

Выпустив руку Эрин, Кен легонько поцеловал ее в щеку и направился к задней двери, через которую не более часа назад вошел Денни. Он не ответил на вопрос Тимми, а прежде он никогда так не поступал.

– Я не вернусь. – Он обернулся и строго посмотрел на Денни. – Несомненно, мама увидит тебя до отъезда.

Дверь закрылась, а Денни недоуменно смотрел ему вслед.

– Куда он пошел?

– Несколько лет назад он приспособил под жилье старый фургон, – пояснила Эрин. – Он не хочет уезжать из дома, но хочет уединения.

– По крайней мере соседи не будут болтать, – сделал вывод Денни, взглянув на нее.

– Что ты хочешь этим сказать?

Денни не ответил. У них с Кеном всегда было больше общего, чем каждый из них предполагал. Она со вздохом отвернулась и принялась убирать со стола, оберегая обожженную руку. На завтра еще осталось много тушеного мяса, да и картошки тоже, а что касается ее особого кекса…

Никогда не задумывай обед. В последние двадцать четыре часа у нее все не клеится. Эрин взяла со стола форму, вытряхнула ее содержимое в контейнер для мусора и постучала ею о край раковины из нержавеющей стали.

– Мам!

– Я испеку тебе другой, Тимми. Этот пропал.

Она прошла к столу мимо него и Денни, стараясь держаться к ним спиной, и стала счищать остатки еды со всех тарелок на одну, а потом в мусорный бачок.

– Пойдем, Тим. – Она услышала, как открылась дверца холодильника, и тихий голос Денни напомнил ей об их первой размолвке вскоре после свадьбы. Как и большинство мужчин, он, по-видимому, не знал, как успокоить рассерженную женщину, и предпочитал удрать. – Давай отнесем эту морковку Кемосабе. Я не зашел к нему по дороге сюда, и он, наверное, тоже по-настоящему сердит на меня.

Задняя дверь закрылась за мужчиной и мальчиком, но Эрин не взглянула в их сторону и не передала с Тимми привет, как она обычно делала, когда он брал лакомство для лошади Денни. В течение всех этих лет и даже еще час назад ей в голову не приходила мысль, что Денни может действительно вернуться. Но она не станет приглашать его в этот дом – даже на одну ночь.

Загрузка...