Глава 13

Зеркало в этом «медицинском кабинете» было таким грязным, что Денни пришлось взять кусок туалетной бумаги и протереть его. Жест вежливости. Я могла бы обойтись и без этой его услуги, воспользовавшись для макияжа зеркалом в ванной комнате.

— С Алексом все в порядке, — в который раз заверил он меня. — О нем можешь не беспокоиться. Побеспокойся о себе.

Я вперилась глазами в зеркало. Удивительно: жизнь была жесткой, но так ужасно я не выглядела никогда за все эти годы.

Демонстрируя свою галантность, Денни через одного из своих друзей достал для меня новые документы: карточку Американ Экспресс и водительские права из Миннесоты на имя Кристины Петерсон, по которым мне стало всего сорок один год. Он сказал, чтобы я не волновалась — документы чистые. Он снабдил меня также невероятным количеством косметики. Я наложила ее на лицо, разумеется, ужасно безвкусно. Но кто теперь, черт возьми, заботится о вкусе? Прочь школу, прочь Лонг-Айленд, — я могу позволить себе стать любой женщиной, какой я захочу. Может, мне пойдут ярко-синие ресницы, черненые брови, розовые щеки и пунцовые губы?

— Алекс говорил что-нибудь о Бене?

— Бен в порядке. Он живет в твоем доме вместе с Алексом. Его подружка уехала обратно куда-то там.

— В Филадельфию. А Алекс кажется спокойным?

— Ты хочешь сказать, из-за того, что отец убит, а мать обвиняют в убийстве?

— Да.

— Похоже, он спокоен.

— С помощью наркотиков?

— Может, ему и понадобилась небольшая помощь такого рода. Перестань беспокоиться о детях, Рози. Они уже мужчины. Хорошо, я могу допустить: они беспокоятся о тебе. Кем бы они были, если бы не беспокоились? По крайней мере, они знают, что ты не убивала их отца, как об этом говорят все на Лонг-Айленде. Полицейский сказал Бену, что ты скрылась в городе.

— То, что полицейским известно, что я в городе — еще не конец света. Моя записная книжка осталась у меня в сумочке. Там огромное количество имен и адресов по всей стране — мои кузины в Лос-Анджелесе, мать друга Бена, с которым он жил в одной комнате, в Солт-Лейк-Сити, каждый из клиентов Ричи, кому я посылала подарки. Для полиции было бы естественно считать, что я уже удрала из города.

— Ничего подобного, если ты и дальше будешь посещать каждого, кто когда-либо участвовал в родео мистера Мейерса.

— Пусть.

Как всегда, я наложила слишком густые тени. Денни наблюдал за мной, явно заинтересованный этим процессом. Я выбрала приличную обводку для глаз. Никто никогда не разглядывал меня так настойчиво. Конечно, за двадцать пять лет Ричи тысячу раз видел, как я красилась. Но он никогда не находил интересным то, что я делала. И уж, конечно, он ни разу не остановился посмотреть на это.

— Рози!

— Да?

— Хочешь пистолет?

Карандаш выскользнул у меня из рук.

— Ты сошел с ума!

— Я просто спросил.

— Я все-таки преподаватель английского языка, слава Богу!

Денни улыбнулся. У мальчика были великолепные зубы! И если говорить правду, все остальное в нем тоже было великолепно! Я подняла карандаш и приблизила лицо к зеркалу, чтобы обвести глаза и боковым зрением понаблюдать за ним. Я не хотела казаться возбужденной, позволив ему подумать, что он завел меня. Это было стыдно допустить даже в мыслях.

Денни меня не стеснялся. Я никак не могла определить, чем было вызвано его внимание? Неопытность? Холодность? — играть роль соблазнителя, чтобы потом посмеяться над тем, как старая баба — его учительница — строила ему глазки? Или это простая ненасытность, заставляющая пристально наблюдать за тысяча первым вознаграждением его мужским достоинствам? Эй, а как насчет подлинно сексуального интереса? Как насчет сопереживания, сочувствия к человеку, оказавшемуся вне закона?

— Я — с пистолетом?! Денни, если бы учителя английского были вооружены, ты бы давно уже был мертвым.

После сырного кекса Фрэн, я могла только наблюдать, как Денни поглощал свой обед — макароны с сыром и пиво. Теперь была моя очередь наблюдать за ним. Все, что он делал, он делал стильно — начиная с того, как он большим пальцем открывал банку с пивом, и до того, как он устраивался на стуле, вытянув во всю длину ноги. Он сидел, совершенно расслабившись, выставив соблазнительное прикрытие сооружения — а может, это была просто тень — вокруг его мужского достоинства. Короче, Денни Риз был красавчиком. Если бы Ричи имел такой взгляд и такой стиль, он бы разбил мое сердце значительно раньше.

Он взялся за вторую банку пива.

— Неужели все это время у тебя не возникло даже подозрения, что он изменяет?

— Нет.

Совершенно ясно, что Денни не поверил мне.

— Ну и дерьмо!

— Послушай. Какие-то сомнения могут возникать у каждого — муж работает до позднего вечера, но, когда ты звонишь ему в офис, его там нет. Или вдруг он становится феминистом и начинает утверждать, что женщина может позволить себе быть такой же умной, как и мужчина. Это, конечно, настораживает. А потом сама начинаешь собирать улики, что превращает тебя уже в детектива. И знаешь что?

— Что?

— Мужья, желающие, чтобы их поймали, оказываются пойманными. Они оставляют в карманах квитанции из сомнительных отелей в Форт-Ли, Нью-Джерси, и просят своих жен отдать их пиджак в чистку. А такие, как Ричи? Они не устраивают свиданий в романтических ресторанах. В доме не раздаются непонятные звонки, которые они не могут объяснить. Они поддерживают с тобой сексуальные отношения и при этом настолько страстные и частые, что у тебя размягчаются мозги. И ты думаешь: «Какой муж!». И становится стыдно только за то, что когда-то усомнилась в нем. А потом они уходят из жизни с ножом в груди.

— Ты когда-нибудь изменяла ему?

— Нет.

— Не валяй дурака, Рози.

Я не верила сама себе: я сидела в квартире Денни Риза, в одежде Денни Риза и вела этот разговор с Денни Ризом.

— Я не говорю, что не пыталась пару раз.

Он поднял брови.

— Хорошо, — уступила я. — Однажды я даже побрила себе ноги так сильно, что, по-моему, срезала слой кожи.

Он заложил руки за голову.

— И?

— И ничего не произошло. Мужчина оказался слишком правильным.

— Ты была разочарована?

— Да, но и освободилась от иллюзий, — он был моей старой любовью в колледже. Его звали Том.

Мне бы хотелось, чтобы Денни захотел разузнать что-то о Томе Дрисколле. Но он только сказал:

— Забудем о стариках. А тебе когда-нибудь нравился кто-нибудь из твоих учеников?

— Да, нет, наверное.

Судя по всему, Денни не удовлетворил мой ответ.

— Я не хочу сказать, что не восхищалась время от времени умом или телом. Это может случиться с любым. В одном семестре Касс, а уж она-то из всех нас самая святая, неожиданно стала проявлять интерес к судьбе команды по плаванию. Она заставляла меня ходить с ней на тренировки. Ты, что, хочешь сказать, что все твои учителя были от тебя без ума?

— Да, — он посмотрел на меня снизу вверх. — А особенно ты.

Я отвела глаза.

— Нет, этого не было. А кроме того, это неэтично.

— Почему?

— Потому, что такая связь неэтична.

Любой аргумент, основывавшийся на моральных принципах, не годился для Денни — он не чувствовал себя обязанным соблюдать их.

— Я не говорю, такое наваждение исключено, но женщины… Мы хотим чего-то такого, чего мальчик нам дать не может.

— Ну, например.

— Силы.

Денни закатил рукав и продемонстрировал свои бицепсы. Во-о! Но я сказала:

— Нет. Ты знаешь, о какой силе я говорю. И нам нужна интенсивность, а не просто юношеская фиксация момента. И любовь, я думаю.

— Ты правда любила своего мужа?

— Конечно, я любила его.

Любовь к Ричи была главной правдой моей жизни.

— Да. Я хочу сказать… теперь все это осложнилось. Когда кто-либо предает тебя подобным образом, это ранит… Нет, забудь «ранит». Это причиняет такую боль, что ты почти умираешь. Ты знаешь, что любила его, иначе как бы он смог нанести удар такой силы?

Денни достал еще пива и сосредоточился на открывании его большим пальцем.

— Мне послышалось «но» в том, что ты только что сказала. Ты любила его, может, все еще любишь… но?

— Нет. Я не сказала «но».

Мне пора было снова браться за работу. Денни отставил остатки макарон и пиво на пол.

— Ну, хорошо, — уступила я, когда он провожал меня до двери. — Относительно твоего «но». Когда человек, за которым ты столько лет была замужем, оказывается совсем не таким, каким ты его считала, начинаешь пересматривать всю свою жизнь. Последние несколько недель перед его убийством, мне кажется, я даже задавала себе вопрос: действительно ли я любила Ричи Мейерса? Или я просто любила созданный мною образ, который носил его имя?

Без всяких затруднений мы попали в библиотеку нью-йоркского университета. Надо признаться, я вздрагивала всякий раз, когда проходила мимо служащего Юнайтед Пресс Сервис на Кристофер-стрит. Денни пригрозил, что вколет мне героин, если я не перестану дрожать каждый раз, когда встречу униформу — почтальон остановился, чтобы вытряхнуть камешек из ботинка, он вовсе не собирался забирать меня. Я сама привлекаю к себе внимание. Денни заставил меня повернуться. Служащий из Юнайтед Пресс Сервис поглядел на меня с интересом.

В библиотеке мы нашли укромный уголок недалеко от главного читального зала. Сидя на одном стуле голова к голове, мы просматривали справочник за справочником. Казалось, Денни заинтересовали сведения, которые я показала ему, о Дорогом Папочке — Николасе Хиксоне. Кем же он был? Генеральный директор службы безопасности Метрополитан, Он закончил Бодуин, получил семь наград как доктор права, в том числе одну от Браунского университета, являлся почетным попечителем больницы Слоан-Кеттеринг и Музея современного искусства, был кавалером итальянского ордена Милосердия, членом Совета по международным связям и, наконец, что убило бы Ричи, если бы он не был уже заколот ножом, членом клубов Юнион, Юниверсити, Сенчуари, Линнкс, Никер-бокер.

— Вот это да! — воскликнул Денни.

Он положил «Кто есть кто в Америке» себе на колени и, глядя прямо на меня, будто под столом ничего, не происходило, вырвал страницу, посвященную Дорогому Папочке.

— Перестань!

— Что?

— Ты же испортил книгу!

— Успокойся. Я просто взял взаймы одну страничку. Теперь, послушай: твой муж, возможно, и крупная птица в определенных кругах, но по сравнению с этим Хиксоном, он принадлежал ко второй лиге. Я прав? Этот тип — большая сила.

— Но «большая сила» женат, — заметила я. — Видишь: «женат на Абигайль Райт, 8 июня 1957 года». Разумеется, «женат» — это зеленый свет для нашей Джессики.

— Ты считаешь, она уже хочет получить этого Хиксона? Он же еще старше, чем твой старик! — сказал он, поставив ударение на слове «твой».

— Если бы ты был на ее месте, — сказала я, отодвигая свои ноги в сторону, — и хотел бы обеспечить себя деньгами, властью и положением, ты бы очень хотел выйти замуж за Ричи Мейерса из Реджо-парк в районе Куинс. Но если вдруг у тебя возникает такая альтернатива, как Николас Чарльз Бромлей Хиксон из Дариена и Манхэттена?

— Все, что мы выяснили, это какой путь прошел Хиксон, — сказал Денни. — Он очень могущественный. Интересно, Джессика — всего лишь забава или что-то серьезное в его жизни?

— Я бы склонилась к тому, что что-то серьезное. Ты бы видел, как заботлив он был по отношению к ней.

— Твой голос не в счет, Рози. Ты как псих, когда речь заходит о ней.

— Я не псих.

Я закрыла справочник на странице о Хиксоне и стала выяснять данные Картера Тиллотсона в «Американском медицинском справочнике».

— Он мой ближайший сосед.

— Это муж той, роскошной? Я видел ее, когда пришел как-то после репетиции ансамбля. Вы готовили вместе на кухне. Великолепное лицо! И фигура — классная! Но не горячая.

— Ричи говорил то же самое. Но ее муж как раз тот, кто познакомил Джессику с Ричи. Непонятным остается только одно — как он сам познакомился с Джессикой?

— Может, он подправлял ей лицо или что-нибудь в этом роде?

— Возможно. Но все носы, сделанные Картером, делятся на два тина. И женская версия подбородка — это совершенный овал лица. Насколько могу судить я, на лице Джессики нет печати Картера Тиллотсона.

Мы пытались разобраться в возможных вариантах взаимоотношений Картера и Джессики до тех пор, пока Денни, который не очень любил всякого рода предположения, не заявил:

— Давай оставим это, Рози.

Он стащил меня со стула, выволок из библиографического отдела и подвел к телефону-автомату. Естественно, он не стал рыться в карманах в поясках монетки — он вытащил кредитную карточку, номер которой, боюсь, принадлежал не ему, и позвонил в офис Картера.

— Нет, доктор не может подойти.

— На операции?

— Да, — сказали ему.

— Я звоню из клуба Юниверсити, — сказал Денни с произношением прямого потомка губернатора Винтропа. — Мисс Джессика Стивенсон подала заявление о приеме в клуб и указала имя доктора Тиллотсона как поручителя. Нет, разумеется, вы не можете говорить за него. Но он знаком с ней? Так или нет? Прекрасно, я позвоню позднее на этой неделе. Очень вам признателен…

— О! Кстати! — сказал он неожиданно живо. — Она, видимо, ваш пациент? О, превосходно! Тысяча благодарностей!

— Тысяча благодарностей? Это убийственно.

— Слушай, Рози. Девчонка думала, что она разговаривала с настоящим членом клуба, а «тысяча благодарностей», вероятно, убедила ее вдвойне. А она это заслужила, потому что сказала, что Джессика не их пациент. И еще она сказала мне, что, по ее мнению, доктор Тиллотсон дал бы Джессике рекомендацию, потому что — ты готова? — они добрые друзья!

Я с благодарностью сжала руку Денни. Он ответил, что не возражает против благодарности хотя бы в виде поцелуя в губы, чтобы просто убедиться, каким горячим может быть его рот. Может, это и был случайный поцелуй, которым школьники обмениваются постоянно, но на какую-то долю секунды он наполнил меня желанием. Я не знала прикосновения мужских губ с июня.

Чтобы скрыть проснувшееся желание, я с деловым видом стала набирать номер рабочего телефона Николаса Хиксона воодушевленная успехом Денни, я решила, что позвоню секретарше Хиксона, заявив, что я мисс Мари Уодлстоненкрафт, и звоню из Белого дома. Денни наградил меня широкой ухмылкой. Секретарша спросила:

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Я объяснила, что составляю список гостей. И хотя вопрос достаточно щепетильный, но время бежит, и я бы хотела знать, существует ли еще миссис Хиксон?

— Нет, — выдохнула секретарша. — Собственно, она есть, но они расстались.

Я сказала, что не уверена, приглашен ли мистер Хиксон вдвоем или нет, но, если она не возражает, мы могли бы немного посекретничать…

— Джессика Стивенсон, — сказала охотно секретарша. — Она президент компании Дейта Ассошиэйтед. Желаете знать ее адрес?

Хотя в библиотеке было совершенно спокойно, однако это было слишком людное место, чтобы я могла оставаться там очень долго. Тем более что приближалась половина второго, когда я должна была звонить Касс. Поэтому мы поторопились в офис Денни, которым оказался высокий, обитый оранжевой кожей табурет в баре маленького китайского ресторанчика на Бликер. В ресторанчике никого не было. Шторы на окнах были опущены. Денни пил пиво, заедал его оливками из металлической банки, стоявшей на стойке бара, и одновременно изучал по меньшей мере с десяток поручений, записанных на оборотной стороне старого меню. Я уселась на табурет около кассы и позвонила Касс.

— Ты — жива! — сказала она.

— И здорова. Если не считать того, что, когда я заглядываю в будущее и вижу себя в очереди с серым металлическим подносом в тюремной столовой, мне становится не по себе.

— Может, все это и не так плохо. Ты сможешь организовать программу читок — это будет иметь огромный успех. Твоя жизнь станет сюжетом недели.

— Кажется, я не посмотрела на все это так широко.

— Рози, я желаю, чтобы ты разрешила все свои проблемы, и мы смогли бы оставаться такими же друзьями, какими были всегда.

— Я тоже. Кстати, кто меня заменяет.

— Одна юная особа, которая, кажется, знает «Дэвида Копперфильда» по адаптированным изданиям для утренних субботних чтений. — Касс сделала паузу. — Ты имеешь какое-нибудь представление, когда вернешься обратно?

— Нет.

— Ох!

— Но я кое-что узнала.

— Что?

— Джессика появилась в Дейта Ассошиэйтед как enfant terrible. Она сделала несколько выдающихся предложений, и Ричи решил перетянуть ее из инвестиционного банка, предложив ей гораздо большую зарплату. Кроме того, когда они начали работать, он еще не считал, что он для нее подарок.

— Откуда ты знаешь?

— От тех, кто там работал и знал его очень хорошо. Тем не менее, Джессика осталась и способствовала успеху компании. Сначала она завоевала доверие Ричи, а потом и его любовь.

Касс вздохнула.

— Мне бы хотелось, чтобы Бог создал интересную альтернативу мужчине.

— Если уж говорить о мужчинах, послушай: у Джессики новый дружок, — я рассказала о том, что мы узнали о жизни Николаса Хиксона.

— Ты считаешь, что она пошла бы за него, переступив через Ричи.

— Без сомнения.

Я поковыряла в зубе зубочисткой.

— Давай попробуем разгадать это. Джессика ищет способ избавиться от помолвки, но Ричи полон решимости не упустить ее.

— Откуда тебе это известно?

— Совершенно неожиданно после нескольких месяцев ожесточенных споров, он вдруг согласился оставить мне все, что я просила. Более того — все, о чем просил мой адвокат.

— Но ты не так уж много и просила.

— Нет. Ты же знаешь. Я даже пыталась сдерживать Хони. Я все еще надеялась, что Ричи передумает, и не хотела выглядеть в его глазах слишком жадной. Мне хотелось, чтобы он оценил это. Ты можешь представить, какой я была дурой?

— Да, — ответила она. — Получается, что давление на Ричи оказывала Джессика, а вовсе не ты.

— Именно.

Хозяин ресторана, человек с романтической копной волос Рудольфо Валентино, подошел к стойке бара с тарелкой жареной вермишели, поставил ее перед Денни и отдал ему честь по-военному. Денни в ответ повторил этот жест, и хозяин удалился, видимо, на кухню.

— Часы отсчитывали для Ричи минуты. Джессика собиралась сделать выбор — между ним и Николасом Хиксоном. Совершенно ясно, кого бы она предпочла. Одного я не могу понять, почему она просто не вышвырнула Ричи из своей жизни?

— Не сам Ричи Мейерс был причиной ее нерешительности, — сказала в раздумье Касс. — Скорее, ее работа.

— Ее работа? Большое дело! Она увольняется, переходит в службу безопасности Метрополитан и…

— Дорогая, этот мистер Хиксон не нувориш, если ты позволишь мне это заметить, но он разбогател недавно, как многие из нас, и, вот-вот станет бывшим мужем. Мистер Хиксон, как я опять же могу судить, имеет классически ясную голову. Возможно, Джессика свела его с ума, но он не настолько потерял голову, чтобы лишиться расположения своих коллег и держателей акций, предложив своей подружке — своей будущей жене — пакет в полмиллиона. И Джессика знает это. Она прекрасно понимает, что в Дейта Ассошиэйтед ее положение — уникально.

— Что значит «уникально»? — спросила я.

Денни подвинул блюдо с вермишелью в мою сторону.

— Она работает с генеральным директором, очень интеллигентным, но, скажем, не очень разбирающимся в тонкостях мирового рынка. Она может склонить Ричи поступать так, как хочет она. Ричи нуждается в ней. Не только в качестве моральной поддержки. Они переделывали компанию вместе, и он стал бы испытывать большие трудности в управлении ею без Джессики.

Денни вскрывал конверты и большую часть их содержимого бросал в корзину, а часть сложил горкой рядом с кассовым аппаратом.

— Взгляни на их деловые отношения с точки зрения перспектив Джессики, — продолжала Касс. — Много ты найдешь мужчин, которые пожелали бы уступить столько власти женщине. Где еще удастся ей проявить свой талант в полную силу? Женщина оказалась на распутье.

Мне было так приятно вновь слышать голос Касс, и она мне так помогла! Денни, подмигивавший мне каждый раз, как я бросала на него взгляд, сидел очень терпеливо.

Кассандра Хигби была интеллигентной женщиной.

— Послушай меня, Рози. Джессика вынуждена была ускорить свой выбор между жизнью, сулившей процветание в бизнесе, к которой она всегда стремилась, и той, которую мог ей предложить мистер Хиксон — огромные деньги и положение в обществе.

— А как насчет секса с Ричи? — поинтересовалась я.

— Уверена, что его таланты в этой области гораздо большее значение имели для тебя, чем для нее. Возможно, она одна из тех редких женщин, которые меньше всего ценят прелести секса и, как ни странно, кажется, всегда находят их. Честно говоря, я смотрю на них с некоторой завистью. Скорее всего, единственное, что ее беспокоит на самом деле, это здоровье и власть. Но ты почему-то не задаешь себе самого главного вопроса?

— Какого?

— Зачем Ричи был в твоем доме? Ты хоть на сколько-нибудь приблизилась к ответу на этот вопрос сейчас по сравнению с тем, когда ты скатилась по лестнице? Мысль об этом до сих пор приводит меня в трепет.

— Теперь мне известно, что его появление в доме ко мне не имело никакого отношения. Меньше всего на свете он желал моего возвращения в его жизнь. Видимо, он пришел туда потому, что ему надо было скорее жениться на Джессике. Но что ему для этого было нужно в доме — я не знаю.

— Ну, разумеется, не костюм жениха, — бросила Касс, видевшая те горы одежды, которые оставил Ричи. — Деньги?

— Сомневаюсь, Дейта Ассошиэйтед никогда не имела дел с наличностью.

— Что же тогда? Бумаги?

— Нет. Я просмотрела все, чтобы понять, зачем он приходил — и ничего примечательного не нашла. Он никогда не держал дома ничего важного, и когда уходил, если что-то и было, забрал все.

— Откуда ты знаешь?

— Я наблюдала за ним, когда он упаковывал вещи. Я следовала за ним из комнаты, в комнату, плакала и умоляла его не уходить. Господи, как я была патетична.

— Рози, послушай. Ты никогда не была патетична. Просто мужик твой подлец.

— Благодарю тебя.

— Не за что. Теперь постарайся припомнить: когда ты ходила за ним хвостом и канючила, может, он разозлился и что-то проглядел? Пропустил?

— Какого рода?

— Ну, что-нибудь, что могло бы пойти тебе на пользу при бракоразводном процессе? Что как-то могло подвести его? Или быть опасным в его бизнесе?

— Может, своим хныканьем я достала его? Он сгреб все свое барахло и был таков в рекордно короткое время.

Я подумала, могла ли я пропустить что-нибудь во время своих поисков. Мог ли он спрятать что-то где-нибудь в доме? Что бы это ни было, оно должно быть столь важным, что заставило его вернуться в дом. Предположим, в сексе Ричи был смелым. Он был до риска предприимчивым. Но начинал он свою карьеру как преподаватель алгебры, а вовсе не главарь на пиратском корабле. Он не был любителем острых ощущений настолько, чтобы ворваться в дом просто так, ради шутки.

Я взглянула на часы. Касс уже на пять минут опаздывала на следующий урок английского языка.

— Послушай, я знаю, твой класс ужасно ждет обсуждения «Исхода Моисея», но удели мне еще пару минут.

— Сколько тебе нужно.

— Догадайся, кто познакомил Джессику с Ричи?

— Я буду удивлена?

— Да. Картер Тиллотсон.

— Что? — переспросила она, явно пораженная. — Картер Тиллотсон? А откуда он ее знал?

— Он не делал ей искусственную грудь, это точно. Кстати, я знаю, она никогда не была его пациенткой.

— Откуда ты это знаешь?

— Поверь мне. Из меня вышел хороший сыщик. Так что, вопрос в том, мог ли Картер проделать…

— Как он мог с ней познакомиться?

— Он бывает в различных великосветских компаниях манхэттенского Ист-Сайда, а может, через кого-нибудь из пациентов. Ты же знаешь, как всегда возмущается Стефани, когда Картер, приходя в одиннадцать вечера после приема, не желает прикасаться к приготовленной ею еде. Остается вопрос: мог ли Картер иметь роман с Джессикой?

— А что могло помещать ему?

— Наша подруга Стефани. Его жена. Он женатый человек.

— Пиф-паф! Ты когда-нибудь верила, что он занимается переделыванием носов три-четыре вечера в неделю.

— У него могут быть операции в вечерние часы.

— Конечно, — согласилась Касс. — Но разве Стефани похожа на подлинно счастливую жену очень занятого на работе мужа?

— Касс, это женщина, которая может провести полдня в лесу между нашими домами, собирая шишки, чтобы потом напылить на них золотую краску и повесить в Рождество среди других украшений. Откуда, черт возьми, мне знать, счастлив ли действительно тот, у кого такая натура?

— Ну, я знаю, Стефани была сама не своя — дай подумать — последний год или около того. Как утверждают белые англо-саксонские протестанты, это всегда признак тщательно скрываемой депрессии. Подумай об этом.

Я подумала. В течение всего прошедшего года, она была чрезмерно оживленной, гораздо больше, чем обычно, и полна нового энтузиазма, занимаясь платьями, украшением тортов и дальними поездками на лыжах. В течение нескольких месяцев она казалась одержимой: вставала чуть ли не в пять часов, чтобы нарвать цветов или замесить тесто раньше, чем пойти с нами на прогулку. А потом, после целого дня бурной деятельности, собраться бегать со своей подружкой Мэнди три-четыре вечера в неделю до прихода Картера к ужину около одиннадцати вечера. В последние несколько месяцев она как-то немного увяла. Никто, даже Стефани, не мог бы выдержать такого ритма жизни. Но не была ли вся эта активность средством довести себя до изнеможения, чтобы окаменеть от внутренней боли?

— А как насчет ее и Картера? — спросила Касс. — Ты видела их вместе. Между ними не чувствовалось никакого напряжения?

— Это ведь так трудно определить. Они всегда казались мне персонажами водевиля — очень поверхностными и неглубокими. Они выглядят светскими людьми, всегда говорят правильные вещи, но, похоже, не вкладывают в них достаточного эмоционального содержания. И не начинай убеждать меня: это потому, что они истинные американцы.

— Это именно поэтому.

— Хорошо. Шекспир был истинным англо-саксонским протестантом. А Стефани и Картер, кажется, что-то утратили, чего-то в них обоих не хватает. Но чего?

— Думаю, я могу спросить Стефани за чаем, — сказала Касс. — Может, удастся обменяться девичьими секретами относительно наших мужей.

— Хорошо.

Съев вермишель, я подошла к бару и взяла кусочек апельсина. А на десерт пару черешен.

— Еще один момент, — сказала я Касс. — Картер звонил Ричи в тот день, когда он был убит. Это могло быть простым совпадением, а может, у них было дело, связывавшее их обоих. А может, и троих, если добавить Джессику. Это я и хотела бы выяснить.

— Между прочим, — добавила я. — Ты видела моих мальчиков?

— Конечно. Они ужинали у нас позавчера. У них завидный аппетит, и разговаривать с ними очень приятно. Они не раскисли и не ссорятся. Они не забыли сказать «спасибо» перед уходом. Ты была хорошей матерью.

— Касс!

— Что, Рози?

— Ты не умеешь обманывать. Я чувствую, что что-то не так.

— Может, ты и права, — сказала она тихо.

У меня забурлило в животе.

— Кажется, твой друг, сержант Гевински, разрабатывает новую версию.

— Какую?

— Что твоя доля в этом деле — отпечатки пальцев на ноже и твои эмоции — это просто попытка отвлечь внимание от настоящего убийцы.

— И кто же он?

— Александр, — сказала Касс почти шепотом.

— Что?! — я, должно быть, закричала, потому что Денни повернулся и посмотрел на меня.

— Этот Гевински знает, что между Алексом и Ричи были скверные отношения. Алекс не работал, пил, баловался наркотиками…

— Это изображает его, как черт знает какого подонка! Но он не такой! Он совершенно нормальный мальчик из богатой семьи с некоторыми увлечениями.

— Очевидно, сержант опросил несколько человек, которые подтвердили, что Алекс был очень зол на Ричи за то, что тот ушел из дома и бросил тебя. И потом…

— Не щади меня, Касс.

— Кажется, однажды Ричи урезал содержание Алекса. Алекс был близок к разрыву с ним. Жизнь будущего легендарного исполнителя рока нелегка. Сержант Гевински предполагает, что Алекс очень боялся, что Джессика наложит лапу на деньги Ричи и что временное сокращение дотаций перейдет в постоянное — особенно, если у них с Ричи появится ребенок.

— Но ведь Алекс был в Нью-Гемпшире, когда это случилось.

— Алекс сказал, что был в Нью-Гемпшире. А сержант уверен, что он был в Нью-Йорке. Алекс утверждает, что был один, сочиняя в ночь убийства у себя дома новую песню. Он согласился, что не прилетел самолетом из Бостона в Нью-Йорк, как он заявил первоначально. Он сказал, что ехал на попутной, но надеялся, что ты возместишь ему стоимость билета на самолет. Все, что он помнит об этой поездке, что водитель оригинальной спортивной машины был с бородой. Другими словами, неопровержимых доказательств того, что Алекс был в Нью-Гемпшире, когда убили Ричи, нет.

Чтобы сын убил своего отца из-за денег? В жизни, как и в художественной литературе, такие убийства совершались. Я знала это.

Но, черт возьми, только не моим сыном Алексом!

Загрузка...