Глава 6

Новый год они встретили вместе с Агатой и Патриком, с которыми сдружились. Соседи относились к Вике с такой теплотой, словно к родной дочке. И она платила им вниманием, помогала по мере возможностей.

Также они познакомились почти со всеми соседями на улице, которые после случая с городской стражей стали относится к Вике почтительно. Никогда еще виконтесса и бывшая жена герцога, родственника короля не жила на этой улице.

Алонсия не успокоилась, пыталась несколько раз написать на нее кляузы в магистерий, но их даже не рассматривали.

Пришла весна, как только сошел снег, хозяйки стали наводить порядки возле своих домов. Вика вместе с Дороти тоже стали убирать старую траву, чистили выложенные каменной плиткой дорожки. Еще зимой девушка размышляла, как хочет украсить свой дворик, показывала картинки нянюшке. Та смотрела и восхищалась. Она даже у Дома спрашивала советов, что будет лучше, разложив несколько листов с вариантами. Неожиданно один из листов поднялся в воздух и спланировал на край стола. Дом выбрал. Вика наняла несколько рабочих, которые принялись устраивать двор по ее рисункам, каждый раз удивляясь, как такой молодей девушке пришли в голову такие решения. И к маю у нее уже имелась альпийская горка, место для барбекю за домом, небольшая ажурная беседка, выкрашенная в белый цвет, возле искусственного небольшого пруда. А по решетке забора Вика пустила плетистую розу, которая с огромным удовольствием принялась оплетать кованые завитки, тем самым превращая их в грозное оружие против желающих проникнуть на территорию дома. А остальной забор бурно оплетал дикий хмель, создавая зеленую стену.

* * *

В один из дней, когда женщины, пользуясь теплыми денечками, расположились в ажурной беседке, к калитке подошел важный господин, который попытался ее открыть, словно шел к себе домой. Но когда ему это не удалось, стал стучать по ней тростью.

— Кто здесь, я требую подойти немедленно и пустить меня, — крикнул он, заметив женщин.

Вика и Дороти подошли к калитке.

— Что Вы желаете? — вежливо спросила Виктория.

— Я хозяин этого дома, — заявил мужчина, рассматривая Вику и Дороти словно что-то неприятное, попавшее ему под ноги.

— Вот как? — удивилась девушка. — Позвольте спросить, на каком основании вы являетесь хозяином? Можете предъявить документы?

Потом она повернулась к нянюшке и сказала тихо, чтобы не слышал «новый хозяин»:

— Будь добра, принеси копии документов.

Женщина кивнула и поспешила в дом.

— Я долго еще буду ждать? — мужчина начинал терять терпение. — Почему я не могу зайти в свой дом? И кто ты такая?

— Это ты не назвался, — Вика решила не церемониться с непрошеным гостем, хотя он был старше ее чуть ли не в трое.

— Ты еще и хамишь мне, девчонка! Да ты знаешь кто я! Я барон Харрингтон! Если я обращусь куда следует, тебя посадят в тюрьму!

— Мне без разницы кто ты, зато знаю кто я и кому принадлежит этот дом.

Вика оглянулась, услышав, как хлопнула входная дверь. Дороти уже спешила к ней с документами в руке.

— Я еще раз спрашиваю, кто ты и по какому основанию считаешь этот дом своим? — спокойно продолжала спрашивать Вика.

— Этот дом мне продал Грэгори Синклер. Вот купчая на тридцать золотых, — мужчина соизволил достать из кармана своей накидки сложенный в четверо лист бумаги.

— А вот мои документы на этот дом, заверенные в магистерии. Я — виконтесса Виктория Бауэрс, бывшая жена герцога Тимоти Хейза, это дом моего отца. И Грэгори Синклер никакого отношения к этому дому не имеет.

Она увидела, как бледнеет от злости лицо мужчины, который вчитывался в предъявленные ему документы.

— Это что значит? — наконец смог проговорить он.

— А это значит, что Грэгори Синклер обманул Вас. Никакого отношения он к этому дому не имеет и никогда не имел. Возвращайтесь с нему и разбирайтесь с ним. Хочу предупредить, что на территорию дома и тем более в дом я никого постороннего не пущу. Если постараетесь пробраться силой, мне будет искренне жаль этого бездумного смельчака. Дом так просто никого не пустит. И я еще приглашу стражу. Думаю, Вам не понравится, когда Вас сопроводят в участок.

Мужчина со злостью оглядел девушку, дом, стукнул по калитке своей тростью, потом развернулся и пошел к открытой коляске, которая дожидалась его возле дома Шолтона.

— Что будем делать? — спросила Дороти, которая стояла за спиной Виктории.

Вика развернулась к ней и тяжело выдохнула.

— Думаю, что нам следует ждать приезда дядюшки.

Она снова заметила в окнах соседнего дома Алонсию, которая наблюдала за происходящим. Вика давно задумывалась, как можно избавится от чрезмерного внимания соседки, которая очень любила подглядывать за ней через окна. Между их домами было всего около 8-10 метров и старая сплетница пользовалась этим. Закрываться от нее плотными шторами Вике не хотелось, в комнатах становилось сразу же темно. Она вспомнил, что в ее мире есть «односторонние» стекла и подошла к дому, приложила к стене руки.

— Дом, милый Дом! Ты можешь мне помочь?

И она рассказала ей, что хотела бы сделать. Снова почувствовала теплую волну, идущую от стен дома.

— Спасибо тебе!

Она чуть отошла от дома и увидела, как окна словно закрыты светящейся пленкой, через которую невозможно заглянуть во внутрь.

* * *

Виктория оказалась права. Примерно через месяц объявился дядя Грэгори. Он был разъярен и со всей силы стучал в калитку, тряс ее руками, требуя открыть и шипел, когда шипы розы кололи его до крови. Первой к нему вышла Дороти, которая по дороге схватила кочергу и размахивала ею, пока торопилась к калитке. Вика тоже поспешила за нянюшкой, чтобы предотвратить кровопролитие.

— А ну-ка быстро открывай, тварь такая! — кричал дядюшка, дергая калитку, не оставляя попыток ее открыть.

— Да как ты посмел явиться сюда? — кричала на него Дороти. — Испортил жизнь девочке и что-то еще хочешь? Я вот сейчас тебе башку проломлю, гад ты такой!

— Дороти, успокойся, — подошла к ней Вика, положила ей на плечо руку. — Дядюшка сейчас нам поведает, что привело его сюда. И не будет устраивать здесь цирк. Не так ли, дядюшка?

— А ну быстро открывай калитку, мерзавка, — ярился Грэгори. — Ты сейчас же напишешь мне бумагу на управление этим домом.

— С чего бы это? — Вика сделала удивленное лицо, что еще больше разозлило Грэгори.

— С того, что я твой дядя и имею право опекуна! И я получил титул, а ты никто, нищенка!

— Да вот на тебе, — Дороти свернула фигу и показала ее мужчине.

— Дороти, успокойся, я сама объясню дяде, какие права он имеет.

Она отодвинула женщину подальше от калитки.

— Вот что, дядя. Говорю первый и последний раз. Во-первых, это дом моего отца, остался лично мне после его смерти. В магистерии оформлены все мои права на этот дом. И никакого отношения ты к нему не имеешь. Во-вторых, я сейчас самостоятельная женщина и ни в каких опекунах не нуждаюсь. В-третьих, мне дарован титул виконтессы. Такой же, как и у тебя, дорогой дядюшка, — в последние слова она вложила всю свою неприязнь. — Так что советую убраться отсюда и никогда больше не появляться на пороге моего дома. Если ты не послушаешься меня, очень сильно пожалеешь. Я никогда не прощу, как ты разбазарил мамино наследство, как уничтожил все то, чего добился мой дед, как продал меня герцогу, как отрекся от меня там в церкви, пожелав никогда не видеть меня. Проваливай отсюда!

Мужчина стоял с ошалевшим лицом, не верил в то, что слышал. Если бы можно было, он сейчас задушил бы эту мелкую мерзавку, которая отказалась подчиниться его приказу. И расправился бы с этой старой клюкой, которая всегда вставала против всех его сделок, ругалась и требовала прекратить продавать наследство Эмилии.

Он давно проиграл все деньги, которые получил от герцога, только успел купить дом в прибрежном городе Бермене, надеясь заняться торговлей. Но его тяга к игре лишила его всех денег. Тогда он подписал купчую на дом, принадлежащий Виктории, когда проиграл тридцать золотых барону Харрингтону. Но тот вернулся и отобрал у Грэгори его дом, выставив на улицу ни с чем. Он ехал в Лардан с мыслью заставить племянницу написать доверенность на управление всем ее имуществом. Но эта девица стояла перед ним сейчас, отказалась пустить его в дом, а еще оказалось, что они с ней равны в титулах. Закон был на ее стороне.

Грэгори Синклер ничего не стал говорить, а бросил последний уничтожающий взгляд на женщин и ушел. Пока он добирался до дешевого трактира, в котором остановился вчера на ночь, уже знал как получить этот дом. У Виктории нет никаких родственников, кроме него, а о Дороти вообще не стоит и думать. Простая женщина, пришедшая в дом к его отцу проситься на работу и жившая с Викторией из его жалости, когда он полностью завладел имуществом своей покойной сестры.

* * *

— Вики, дорогая, ты не знаешь, что Грэгори будет делать? — спросила Дороти, когда они вернулись в дом.

— Знаю, — ответила она. — Будет пытаться завладеть домом. Даже путем нашего физического устранения. Законным путем ему это не сделать. Поэтому будем ждать от него всякой подлости. Все это было написано у него на лице.

— Ой, да как же это? Неужели он опустится до такого? Он был подлецом, но чтобы на столько?

— Дороти, дорогая, в моем мире убивали и за меньшее. А тут целый дом в столице. Тем более, он «продал» его уже кому-то за тридцать золотых. Думаю, что тот барон не оставил этот обман просто так, поэтому дядя и появился здесь, чтобы забрать у нас последнее.

Дороти тихо охала и вытирала слезы. А Вика обратилась к Дому.

— Дом, милый Дом! Скажи, ты сможешь защитить нас от Грэгори?

Теплый ветерок погладил ее по голове.

— Спасибо тебе, милый Дом.

Потом она подумала и снова сказала:

— Дом, милый Дом, скажи, мы можем придумать, как будем общаться с тобой, чтобы я могла понимать, что ты хочешь сказать?

Наступила тишина, которая продлилась не менее пяти минут. Потом на столе появился лист бумаги, на котором было написано печатными немного корявыми буквами «Я буду писать».

— Как хорошо! — воскликнула Вика, которая даже и не думала о таком. — А если надо будет что-то очень срочное, ты сможешь пошуметь, чтобы мы сразу поняли?

Через минуту в воздух взмыла чугунная сковорода и жестяная кружка, стоящие на печке и раздался такой шум, что женщины невольно закрыли уши руками.

«Это будет знак беды», — появилась запись.

Потом раздался стук в стену дома.

«Это я буду давать знак, что хочу что-то сказать», — снова Вика прочитала запись.

— Ты очень хорошо это придумал. Я очень благодарна тебе. А давай условимся на короткие сигналы, когда я спрашиваю и ты согласен — один стук, когда нет — два стука.

И в ответ раздался один стук.

— Скажи, ты слышал наш разговор с Грэгори?

— «один стук».

— Скажи, тебе нравятся Агата и Патрик?

— «один стук».

— Дороти, смотри, как здорово получается! — Вика от радости даже в ладошки захлопала.

— Дом, милый Дом! А Дороти тоже сможет обращаться к тебе и ты будешь ей отвечать? — решилась она спросить, когда увидела нерешительное лицо нянюшки.

— «один стук».

* * *

Ночью Виктории не спалось, слишком запала в душу картина, как Грэгори прожигал ее глазами, мысленно убивал. Рано или поздно он придет сюда с недобрыми намерениями и надо быть к этому готовой. Она крутилась в своей кровати, раздумывая, как можно обезопасить себя от дядюшки. Потом решила обратиться в магистерий, написать заявление на него. После принятого решения она немного успокоилась и стала засыпать, когда услышала тихий стук, быстрый и тревожный, словно Дом хотел разбудить ее. Она поднялась и тихо просила:

— Дом, что-то случилось?

— «один стук».

Она поднялась, быстро надела тапочки, накинула халат.

— Прошу, тихо, чтобы не разбудить Дороти. Куда надо идти?

Стук раздался у выхода в комнату. Она вышла в коридор. Снова раздался тихий стук у входа в гардеробную, окна которой выходили в сторону дома Шолтона Уолкера. Она поспешила зайти в гостиную. Дом стуком попросил подойти к окну. Она быстрым шагом пересекла комнату, выглянула в окно и ахнула. На заборе, закутанный лианами дикого хмеля висел дядюшка. Он дергался, пытаясь освободиться, но хмель плотно держал его. Дядюшка не кричал, явно не желая привлекать к себе внимание, а значит его умысел был не столь дружелюбным.

Вика быстро вернулась в свою комнату, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Дороти, оделась и вышла из дома, побежала в городскую стражу. На ее счастье не пришлось далеко бежать, она встретила патруль на перекрестке ее улицы с соседней.

— Господа! — подбежала она к ним. — Мне нужна ваша помощь! Прошу, поторопитесь.

Стражники во главе со своим старшим, мужчиной лет 30–35 с мужественным открытым лицом, последовали за девушкой. На улице горели редкие масляные фонари, которые почти не давали света. Себе дорогу стражники освещали факелами. Пока они шли к дому Виктории, она в двух словах рассказала старшему стражнику о дядюшке и его угрозах. Больше всего она боялась, что он сможет убежать до того, как она приведет стражей. Но он продолжал висеть, удерживаемый диким хмелем.

По приказу старшего стражники распутали дядюшку, схватили его за руки, не давая убежать.

— Что Вы тут делаете? — спросил стражник.

— Я пришел к своей племяннице, опекуном которой являюсь. Я требую отпустить меня!

— Почему вы пришли ночью и полезли через забор?

— Потому что она днем отказалась меня пустить! Я имею право быть здесь. Она моя подопечная!

— Господин, я хочу пояснить. Мой дядя Грэгори никакого права быть моим опекуном не имеет. Он растратил все наследство моей матери, продал меня в жены герцогу Хейзу, проиграл мой дом, зная, что не имеет никакого права на него. И сегодня я все ему сказала. Однако он не услышал меня и пришел ночью, как вор.

— Я понял Вас, мадам. Сейчас мы посмотрим, с чем он пришел к Вам.

Двое стражников держали его за руки, а старший, несмотря на сопротивление дяди, обшарил все карманы, в которых была какая-то мелочь, раскладной нож, грязный носовой платок, обрывки каких-то документов, еще один документ, сложенный в два раза, а также большой пузырек, завернутый в промасленную тряпицу.

— Это что? — спросил старший, заметив, как дядя Грэгори дернулся, когда он достал пузырек.

— Ничего. Это моя микстура от… кашля.

И дядюшка «закашлялся».

— Предлагаю сделать глоток, — протянул ему пузырек старший, но дядя шарахнулся от него.

— Виктория, Вам не трудно будет принести кружку с водой? — попросил старший.

— Да, сейчас.

Она не стала заходить через главный вход, а воспользовалась дверью, ведущей на кухню, возле которой они все находились. Она принесли кружку, открыла крышку колодца, зачерпнула воды.

— Вот, пожалуйста, — протянула ее старшему.

Тот поставил кружку на крышку колодца.

— Грэгори Синклер, Вы сейчас выпьете свою микстуру. При желании можете даже запить ее.

Дядя попытался ногой выбить пузырек из рук старшего, но стражники, которые держали его, скрутили еще сильнее. Старший подошел к дяде вплотную.

— Требую рассказать, что в этом пузырьке и что ты хотел сделать с этой жидкостью?

— Я ничего не буду рассказывать! — дядюшка шипел и пытался вырваться.

Старший схватил одной рукой его за лицо, сжал челюсти так, что дядя невольно открыл рот. Быстрым движением старший влил содержимое пузырька ему в рот, хлопнув рукой по его подбородку, заставив закрыть рот и проглотить его. Дядя через какое-то время начал хрипеть, из его рта побежала пена, глаза закатились и он стал оседать на землю. Через пару минут его злая душа оставила это крысиное тело.

— Он умер? — спросила Виктория. Никакого страха и жалости у нее не было.

— Да. В этом пузырьке был сильный яд, который он хотел, судя по всему, вылить вам в колодец. Вы же сами говорили, что он готов на все, чтобы убрать вас.

— Да, говорила. Только как мы оформим его смерть?

— Об этом можете не беспокоиться. Все нужные бумаги будут завтра лежать в магистерии. Если Вы переживаете, то могу сказать, что это не первый случай, когда ночью кто-то травил воду в колодце и умирала целая семья. Видимо Ваш дядя узнал откуда-то про это и решил провернуть свое страшное дело.

— А если бы в пузырьке был не яд?

— Тогда бы он остался жив, — улыбнулся старший.

— А что делать с трупом?

— Мы унесем его. Вам не стоит беспокоиться. Давайте лучше посмотрим, что за документ был у него при себе.

Старший развернул пергамент и стал читать:

«Сим документом я, Виктория Бауэрс, доверяю управление всем своим имуществом и денежными средствами своему родному дяде Грэгори Фрэнку Синклеру, что могут подтвердить уважаемые граждане».

Старший зачитал какие-то имена, которые совершенно ничего не сказали Виктории. И указана вчерашняя дата.

— И здесь стоит Ваша подпись, — старший протянул документ Виктории.

Она посмотрела на «документ» и усмехнулась.

— Дядюшка никогда не видел мою подпись и мой почерк, поэтому могу смело заявить, что этот документ не имеет ко мне никакого отношения. Если потребуется, я могу принести документы, выполненные моей рукой.

— Я верю Вам, Виктория, — поклонился ей старший.

— Прошу, подождите минутку.

Виктория забежала в дом, взяли три серебряных и вернулась к стражам.

— Прошу, примите за работу. И спасибо вам, что откликнулись на мою просьбу. Иначе следующим вечером в доме были бы наши трупы.

— Спокойной ночи, госпожа. Меня зовут Гастон. Гастон О'Нил. Если что-то понадобиться, обращайтесь, буду рад помочь Вам.

Старший поклонился ей, двое стражей подняли труп дядюшки и понесли его в неизвестном направлении.

Виктория вернулась в дом, устало опустилась на кухонный диванчик, который по ее чертежам сделал Олаф.

— Спасибо, Дом. Скажи, правильно ли мы поступили в дядюшкой? Может, его надо было отвезти в суд?

— «один стук».

Потом на листе, который Вика специально положила на стол, появилась запись: «Ты все правильно сделала. Собаке собачья смерть. Он бы тебя и Дороти не пожалел. И суд мог занять его сторону. Он не оставил бы свой замысел убить вас. Все правильно сделала».

Вика читала возникающие на листе строки и успокаивалась.

— Спасибо тебе, милый Дом! И в этом мире есть Разумный Дом!

На удивление, когда она вернулась в свою комнату, легла в постель, заснула почти сразу. Смерть дяди стала для нее не такой уж неожиданностью. Он хотел убить их, а умер сам от своего яда. Слишком быстро ее душа огрубела, чтобы прощать зло и не бороться за себя и близких тебе людей. Она осталась на этом свете одна, значит она должна взять себя в руки, отставить все переживания и истерики, стать сильной.

Нервное напряжение сказалось на девушку, сон смилостивился над ней, погружая в темноту. Да и Дом тихо напевал ей колыбельную песню, словно маленькой.

Загрузка...