Послушный до дрожи

Глава 14. На краю

Свечи вытянулись в тонкий коридор света. Музыка растворилась до прозрачного шёпота. В этом свете каждое движение имело цену.

Каблук, который недавно поставил точку, стал началом новой сцены.

Айвена по-прежнему сидела в своем кресле, локоть на подлокотнике, бокал между пальцев — так легко, что стекло казалось продолжением её руки.

— Сядь, — сказала она.

Нейт опустился на колени у её ног. Спина ровная, ладони раскрыты, пальцы вытянуты, подбородок — чуть выше стандарта. Маска перекрывала половину мира, но не её.

Внутри было жарко от того, что здесь нельзя прятаться.

— Хотите почувствовать его отклик? — лениво обронила госпожа, не меняя позы.

Женщины переглянулись и улыбнулись так, как улыбаются перед тем, как коснуться утонченного наряда — боясь порвать и всё равно желая прикосновения.

Он уже знал эту тишину: в школе телесной линии его учили держать форму перед несколькими парами глаз.

Первой пересекла линию света темноволосая, с высокой причёской. Она подошла ближе и провела кончиками пальцев по плечу Нейта. Он вдохнул глубже, но держал дыхание ровным — столько, сколько мог.

За ней — младшая, в платье цвета вина, с оголённым плечом. Она опустила ладонь на бедро и медленно скользнула выше, не нарушая дозволенного — но вблизи, тонко, почти дразняще.

— О, живой! — произнесла последняя, та, что с жемчужным браслетом, подходя к ним. — Смотри-ка, дрожит.

— Он чувствует всё, — сказала Айвена спокойно. — Даже то, что вы ещё не сделали.

Гостьи встали полукругом вокруг кресла госпожи, оценивая Нейта, словно выставочный экспонат.

Нейт не отводил взгляда от Айвены. Глаза снизу вверх держали её, как держит повязку узел. В это мгновение их смех казался громче воздуха. Не издёвка. Игра. Они смотрели на него, перешёптывались. Воздух стал плотнее.

— Можно? — спросила младшая и чуть подняла бровь.

Айвена кивнула, подобно королеве, которая даёт ход фигуре на доске.

Пальцы гостьи прошли по груди вниз, ноготь едва отметил линию, не касаясь соска — слишком близко, чтобы забыть.

Нейт удержал руки на бёдрах, раскрытые пальцы едва заметно подрагивали. Пульс подскочил. Кожа горела от прикосновения.

— Он прямо из-под руки живёт, — сказала третья, ещё не коснувшись, а лишь рассматривая дрожь. — Как ты его учишь, Миррель? Он будто слышит твоё молчание.

— Я просто отбираю правильный материал, — ответила Айвена. — А потом шлифую до зеркального блеска.

Они засмеялись. Он слушал их голоса как фон, но внутри был только профиль госпожи и строгий выдох в конце каждой фразы. В этом мире ничто не казалось случайным: даже их смех — с её разрешения.

Первая женщина взяла из вазы гроздь винограда, переглянувшись с Айвеной. Та едва заметно кивнула.

— Сладкий, — гостья медленно вытянула ногу, касаясь носком туфли ковра между ними. — Подойдёшь?

Она оторвала одну виноградину и вложила её между пальцев.

Нейт поднял взгляд — не выше, чем позволено, — и плавно сдвинулся вперёд, из плеч и бёдер, пока подол ее платья не коснулся его плеча.

Нейт замер перед гостьей. Дышал ей на руку. Та вложила виноградину между пальцев и протянула ему.

— Угощайся.

Нейт взял её губами, неторопливо, будто это не фрукт, а милость; провёл языком по подушечке её пальцев и задержался, чувствуя, как тёплая влага соединяет их на миг. Слюна тянулась ниточкой — и он её не стирал: всё, что было с ним, принадлежало госпоже, и тем, кому она позволила к нему прикоснуться.

Гостья посмотрела на него сверху вниз, улыбнулась чуть шире.

— Видишь? — вторая наклонилась ближе, взглянула на Айвену с лёгким трепетом. — Он правда верит, что это милость.

— Это и есть милость, — сказала Айвена. — Не всем её дают.

Слова медленно осели в воздухе, будто тонкий пепел — не догорая, а просто зависая.

Нейт дышал ровно, чувствуя, как внутри отзывается фраза: не как награда, а как дозволение существовать. Он не двигался — пока женщина не рассмеялась тихо, на выдохе.

— Хороший мальчик, — сказала гостья и чуть повернула ногу.

Свет стал гуще. Воздух пах теплом и вином.

Носок туфли скользнул по внутренней стороне его бедра — медленно, без нажима, лениво, как будто между делом.

Тело само выдало реакцию — внизу, открыто, честно. Он не прятал. Ему нечем было прикрыться, кроме формы.

— Ах, вот так, — усмехнулась женщина.

— Быстро откликается, — отметила вторая с лёгким весельем. — И не рвётся. Хорошая школа.

Третья — с браслетом — взглянула на Айвену, слегка приподняв бокал:

— Твоя очередь, Миррель.

Госпожа жестом позвала его, и Нейт вернулся.

В маске его взгляд становился ещё более голым, и от этого было жарче, чем от их прикосновений. Всё, что происходило, работало только потому, что она сидела в центре комнаты.

Айвена протянула руку. Движение было медленным, как будто сама тишина уступала ей место. Пальцы коснулись его волос — и воздух изменился, собрался вокруг неё, будто напоминая, кто здесь ведет.

Касание — не ласка, не жест — контакт, от которого тело знало своё место.

Её ладонь легла на затылок, сжала, задала угол.

Кожа под её рукой вспыхнула, и Нейт почувствовал, что сцена началась по-настоящему.

— Открой рот.

Он послушно разомкнул губы. Айвена ничего не вложила — просто провела пальцами по губам. И этого хватило, чтобы его дыхание сорвалось и снова выровнялось по её руке.

— Можно я… вот так? — вторая женщина наклонилась и коснулась соска. Щипок был не сильный, но мир на миг сузился до этой точки.

Он выдохнул.

— Хороший, — сказала гостья почти ласково.

— Смотри на меня, — велела Айвена тихо.

Он поднял взгляд. Ниже поклонов, выше стыда. Время в этот момент перестало быть общим: остались только её глаза и его дыхание.

Открытость — не поза, а усилие. Держать подбородок на её высоте, не уронить глаза вниз — труднее, чем выдержать пальцы на горле.

— Дыши, — сказала госпожа. — Ровно.

Нейт ровнял вдохи, как учили. В Лунном доме форму держали дыханием, здесь — взглядом. Айвена не терпела укрытий: ни в лице, ни в позе. Кожа слышала её молчание лучше любого приказа.

— Попробуем глубже, — пальцы Айвены легли на его грудь.

Она гладила медленно. Нейт не сдержался — тихий стон прорвался наружу, сорвав дыхание.

Она повела рукой вниз, вдоль живота. Там кожа была тоньше, горячее, и его тело мгновенно напряглось, каждая мышца жаждала её касания.

Айвена опустила ладонь ниже.

Тонкая ткань на бёдрах давно натянулась. Её пальцы скользнули прямо по ткани. Нейт дернулся, всхлипнул так тихо, что этот звук будто разрезал тишину комнаты. Он качнулся навстречу, и гостьи заметили это движение.

Рука задержалась там, обвела контур, чуть сжала. Голова Нейта склонена, рот приоткрыт, дыхание рваное. Но руки оставались на бёдрах, поза — безупречной.

Пальцы госпожи скользнули под ткань. Лёгкое движение — и она сдвинула ее в сторону — тело оказалось обнажено. Свет упал на его возбуждение. На стоящий член, тугой, с влажной каплей на кончике.

Её ладонь замкнулась на нём, движение пошло вниз — медленно, властно.

Нейт застонал, рвано вдохнул. Её пальцы двигались неторопливо, но властно: то поглаживая, то сжимая крепче. Нейт приглушенно стонал, глядя ей в глаза. Он дрожал, но руки всё так же лежали на бёдрах.

Айвена сжала скрепче. Пальцы задержались на головке — скользнули по уздечке. Его бедра подались навстречу, рот раскрылся, дыхание сорвалось с хрипом.

— Без разрешения — нельзя, — сказала Айвена спокойно, глядя на него.

Женщины улыбнулись. Они знали этот код.

Госпожа дразнила его ритмом: то мягко, едва касаясь, то крепко, всей ладонью. Каждый жест был слышен в его стонах.

Айвена сжала, отпустила, снова провела по всей длине.

Нейт застонал громче, грудь выгнулась дугой. Она легко шлёпнула по члену — не больно, дразняще. Он качнулся вперёд, из горла сорвался стон, но взгляд снова поднялся к ней.

Её пальцы двигались без ласки. Как у хирурга, как у скульптора, как у хозяйки. Он держался — сначала легко, потом туже. Мышцы бёдер тянуло, колени чуть дрожали, но колени не сдвинулись с места. Кончики пальцев пульсировали в воздухе, но он не сжимал кулаков: пальцы открыты — таков её код.

— У него дрожат бёдра, — шепнула первая гостья. — Но держится.

— Потому что я сказала, — ответила Айвена.

Слова вошли в него как штифт. Мир собрался вокруг них. Жар сжался в один тугой узел ниже живота; вся кожа стала слухом. Им владело не движение, а её молчание, густое, как ночной воздух.

— Вот… теперь дыхание сбилось. Смотри, сейчас сорвётся, — сказала первая, с любопытством наблюдая.

— Не сорвётся, — отрезала Айвена, глядя ему в глаза.

Его передёрнуло. Он почти слышал, как жилы на шее звенят от натяжения. Хотелось коротко, обезоруживающе стонать — но он не посмел.

— Нет, держит. Умница!

— Видишь? Даже срыв будет по команде.

Гостьи смеялись тихо. То ли от изящного садизма сцены, то ли от восхищения тем, что тело может так послушно стоять на краю.

Первая взяла ещё одну виноградину, провела ей по его губам — медленно. Сок оставил влажную дорожку. Он её не слизнул. Не велено.

— Хорошо, — тихо сказала Айвена. — Не просишь.

В её выдохе мелькнул тон, который Нейт ловил как награду.

Пальцы госпожи сжали крепче — не ради него, ради собственного вкуса момента.

Она ускорилась на едва уловимую долю. Край оказался рядом — так близко, что он почти видел контур.

Внутри всё звенело.

Нейт не сопротивлялся — потому что в этой грани было его собственное равновесие.

Он уводил дыхание вниз, переводил внимание — на язык, на нёбо, на шейные мышцы. Учебные приемы, доведённые до автоматизма. Финал был по-прежнему подвластен ей.

— Довольно, — рука госпожи остановилась.

В уголке её губ мелькнуло то едва заметное удовлетворение, которое она позволяла себе только когда форма отвечала идеально.

Тишина вошла в комнату, как воздух после вспышки. Ни шороха, ни дыхания — только слабый пульс, бьющийся в висках.

Всё стояло на месте, даже свет казался неподвижным.

Нейт остался на краю — распластанный в собственной выдержке, как натянутая струна, вибрирующая тишиной.

Гостьи разочарованно выдохнули, будто им недодали ноту. Айвена подняла бровь, и воздух снова стал её.

— Посмотри на меня.

Он поднял глаза. В этом усилии было столько же покорности, сколько гордости: он отдавал ей не только тело — взгляд тоже.

Нейт почти слышал, как под кожей пульс стучит в такт её дыханию.

Она молчала — ровно столько, сколько нужно, чтобы тишина стала осязаемой.

Потом сказала:

— Я разрешаю.

От её голоса мышцы сами дрогнули, дыхание сорвалось. Слово вошло в него, как ключ. Он откликнулся, но не телом — как будто свет внутри изменил частоту.

Всё, что он держал, сорвалось, как будто внутренний замок щёлкнул по её голосу.

Оргазм накрыл его не только внизу — вспышкой прошёл по позвоночнику вверх, ударил в голову, отдался в груди. Тело сотрясалось, дыхание рвалось хрипом. Он не схватил её — даже сейчас. Руки оставались там, где им велели быть. Лоб сам нашёл её колено, и он прижался, зная, что имел право только на это.

Её пальцы легли ему на затылок, провели медленно, как стирают пот с виска бойцу, который выдержал раунд.

— Хороший, — сказала Айвена, и слова обожгли сильнее, чем огонь под кожей. — Сделал красиво.

Гостьи захлопали — не громко, в такт его вдохам. И в их голосах появился иной оттенок: не только игра, но и уважение к форме.

— Вот это выдержка, — сказала первая. — Я бы…

— Ты — свободна, — сказала Айвена. — А он — принадлежит. Это разная физиология.

Нейт дышал. Ритм возвращался, как волна к берегу моря. Внутри было странно тихо. Не пустота — порядок. Он знал: выдержал не только её руку, но и её взгляд. Это было важнее.

Нейт опустил голову и коснулся губами её ступни. Не как извинение и не как просьба — как благодарность. Её кожа была тёплой, и от простого касания по спине прошёл новый, мелкий, счастливый ток.

Когда он поднял голову и посмотрел ей в глаза, Айвена взяла салфетку со стола. Вытерла его и спрятала член под ткань.

Гостьи откинулись, бокалы снова наполнились вином. Смех вернулся — но уже мягче.

Он остался на коленях у её ног, пока она не кивнула.

— Иди к себе, — сказала Айвена спустя мгновение.

Тогда Нейт поднялся и, не поднимая головы выше дозволенного, вышел из комнаты.

Пульс уже не бился в горле, но внутри стояла пронзительная тишина. Он понял главное: то, что другие называли дрессурой, здесь было чем-то иным.

Не ломка — сборка.

Она держала его открытым. И именно в этой открытости ему дышалось свободно.