Послушный до дрожи

Глава 6. Первый ужин

Стол для сопровождающих накрыли в малом зале.

Белая скатерть, серебро, линия свечей в бронзовых подсвечниках.

Из кухни тянулся густой аромат жареного мяса с пряностями — тёплый, плотный, как сама тишина за столом.

Марлен сел первым. Эл — рядом, чуть отодвинув стул. Нейту указали место напротив; он сел, стараясь держать спину ровно, словно это тоже было частью правил.

Служанки внесли блюда.

Эл повернулся к Нейту и сказал ровно:

Пар поднялся от горячего хлеба. Следом на стол поставили кувшин с напитком и внесли жаркое, и воздух наполнился густым ароматом пряностей.

Лея — рыжеватая, быстрая, улыбка будто приклеена. Марен — тёмная, медленная, ставит блюда с точностью.

Когда Лея нагнулась к Марлену, его ладонь лениво хлопнула по бедру. Жест — будничный, как будто дозволено. Она не изменилась в лице, только движения стали резче.

Нейт отметил это.Марленпозволяет себе лишнее.И все молчат.

Горничные ушли, оставив их втроём.

Марлен постучал ногтем по краю бокала.

Эл встал сразу, налил вино, словно так и должно быть. Сел обратно — без звука, без взгляда.

Взгляд Марлена скользнул по хлебнице. Эл уже подвинул её ближе, лёгким движением, будто уловил намерение раньше, чем оно стало жестом.

Всё происходило молча, точно, как в отлаженном механизме.

Нейт чуть сжал колени под столом, удерживая тело в покое — вмешаться нельзя.

Все они — служебные. Никто не обязан прислуживать Марлену за столом. Но в точности движений Эла чувствовалась навязанная воля.

Марлен задержал на Нейте взгляд. Лёгкая усмешка тронула угол губ — не вызов, а молчаливый вопрос:«Ты понял?»

Нейт не отвёл глаз. Только вдохнул чуть глубже, выравнивая спину. Странное чувство встрепенулось в груди.

В школе телесной линии, где он учился, те, кто позволял собой помыкать, долго не держались.

Драться было запрещено — любое насилие считалось порчей отклика. Но всегда можно было встряхнуть, прижать, дать понять:«не лезь». Он слишком хорошо помнил, как издевались над теми, кто не сумел дать отпор. Синяков не оставалось, но взгляд тускнел хуже, чем от побоев.

Мальчиков с опустевшим взглядом, списывали в модели, где тело использовали как манекен. Или ещё хуже в серый профиль — где личность стирали подчистую, переписывая под функцию.

Тогда Нейт понял главное: давать садиться себе на шею нельзя.

Ни в школе. Ни здесь.

Лёгкий звон ножа о край тарелки вернул его в зал.

Марлен говорил о работе. Голос ровный, уверенный — человек, привыкший распоряжаться:

— Сегодня проверил «Сферу». Бардак. Касса не бьётся. Завтра снова наведаюсь. Если начнут юлить — выкину всех. Хозяйка любит порядок.

— Конечно, — ответил Эл. Глаза опущены, голос ровный, будто он произносил это сотни раз.

Нейт знал:элитныхсопровождающих готовят именно к такой работе — вести дела, держать цифры в голове, говорить от имени господ. Это была власть — чужая, но настоящая.

В его школе рядом были только такие же, как он — телесные мальчики для отклика. Их учили дышать, ублажать, подстраиваться. Элитные оставались чем-то из другой жизни.

Марлен жевал медленно, лениво. Бокал снова оказался у него в руке — Эл уже наливал. Пальцы держали край стола, словно тот был единственной опорой.

— «Мирамар» снова проваливает атмосферу, — продолжил рассуждать Марлен. — Не бар, а проходной двор. Люди приходят, но не задерживаются.

— В «Мирамаре» делали ставку на яркость вместо глубины, — заметил Эл, осторожно выбирая слова. — Для клуба это гибло.

— Во, заговорил. Искусствовед, — усмехнулся Марлен. — Но прав.

Нейт отметил: Эл говорил ровно столько, чтобы комментировать, а не спорить.

«Искусствовед» — значит, из бывших элитных. Тогда тем более в этой сервильности было что-то неправильное.

Покорность — для господ. Между равными — это слом. Прогнуться — значит погаснуть. А погаснуть — значит перестать быть нужным.

Нейт не вмешивался, но внутри уже знал: он не позволит собой помыкать.

Марлен усмехнулся и бросил на него короткий взгляд:

— А ты что молчишь, новенький? Думаешь, зачем тебе это знать?

— Хоть представляешь, сколько бабок льётся через один клуб за ночь?

Нейт покачал головой.

— Конечно, ты не в теме, — Марлен усмехнулся краем губ. — Но скоро поймёшь: госпоже нужны не только смазливые мальчики на вечер, но и порядок в бизнесе.

Марлен посмотрел на Нейта в упор, глаза блеснули холодно:

— Ну что ж, просвети нас, чему вас учаттелесных? Стоять как мебель или красиво стонать?

Воздух между ними уплотнился.

Нейта будто окатило холодной водой. В груди стало горячо. Пальцы под столом сжались.

Поддаться — значит проиграть. Нужно сохранить лицо.

Он выровнял дыхание и ответил ровно:

— Всё, чему меня учили, — предназначено для госпожи.

Марлен хмыкнул:

— Для госпожи, значит… Ну посмотрим, надолго ли её займут твои таланты.

Слова царапнули. В груди сжалось, но он не позволил себе лишний вздох. Насколько он займёт госпожу — решать ей. Не Марлену.

Тот вернулся к вину, словно разговор ничего не стоил. Снова заговорил о клубах. Эл кивал, вставлял редкие фразы.

Всё текло спокойно, но для Нейта ужин будто застыл.

Первый день в доме. Ввязываться в конфликты было бы глупо. Но порядок за этим столом был уже ясен: один продавлен, другой давит. И оба приняли правила игры.

Он — не примет.