Глава 8

Двенадцать лет назад


— Хорошо сынок, машина готова. Готов покинуть гнездо? — спрашивает папа с натянутой улыбкой. Он стоит на пороге моей почти пустой спальни. За исключением шкафа, стола, тумбочки, а еще плакатов, трофеев и медалей, которые я снял со стены, все в комнате словно кричит — ребенок в колледже.

Три месяца назад я думал бросить все и убежать куда-нибудь с Кэмми, но мы так и не решились это сделать. Возможно, это было слишком по-взрослому для нас, это путешествие и все, что могло с нами там случиться. Конечно, мы пообещали найти способ встречаться как можно чаще, хотя понятия не имели, как это будет. Но это лучше, чем просто попрощаться навсегда.

Она уехала в Вашингтон уже больше шести недель назад, и я изо всех сил стараюсь найти способ видеться с ней. Мы общались по телефону и много переписывались, но все же чего-то не хватало. Было легко убедить себя, что все это работает, но часть меня уже хочет все забыть, поехать в колледж и начать жизнь с чистого листа. Но и это не просто.

— Я готов.

— А вот твоя мама нет, — говорит он.

Папа входит в комнату, садится на кровать и заставляет меня сесть с ним рядом.

— Ты ее ребенок. Всегда будешь. — Он наклоняется вперед и ставит локти на колени, опираясь подбородком на кулаки. — Не стану врать, мне тоже нелегко. Наш дом совсем опустеет теперь, когда вы оба в колледже. По крайней мере, когда уехал Хантер, у нас оставался ты. — Он толкает меня в плечо. — И теперь мы с твоей мамой останемся совсем одни.

— Так вот почему ты не хочешь, чтобы я уезжал? — шучу я.

— Да, это так. — Он смотрит на меня и обнимает за плечи. — Я просто не знаю, когда все это произошло. Еще только вчера ты раскрашивал фломастерами стены.

— И пока вы не покрасите эту стену, всегда будете помнить об этом, — говорю я, гордо улыбаясь.

— Я не покрасил ее именно по этой причине, сын.

— Я буду в двух часах езды. Ты же знаешь, я буду приезжать домой.

— Конечно, будешь, но я не хочу, чтобы ты беспокоился о нас. Хочу, чтобы ты испытал все, что может предложить колледж. Живи своей жизнью, как будто у тебя почти не осталось времени ее прожить.

Наши взгляды встречаются. Надеюсь, его слова имеют другое значение, не то, что придаю им я, но что еще он мог иметь в виду?

— Что ты имеешь в виду? Ведь так я и задумывал. Закончить школу и поступить в колледж, — спрашиваю я немного неуверенно, может быть, потому, что не так просто принять его слова.

— Мы все ошибаемся, ЭйДжей. Иногда наши ошибки — это кочки на дороге, иногда ямы, а иногда, чтобы их обойти, приходится двигаться в обход. Но наступают и хорошие времена, когда ты проходишь через все это и продолжаешь свой путь.

Он знает. Он знал еще на выпускном. Почему он просто не сказал?

С малой толикой надежды на то, что это просто еще одна «отцовская речь», я киваю и наклоняюсь вперед, как и он.

— Я буду скучать по тебе, папа.

Он обнимает меня крепче. Его тело немного дрожит, и он обнимает меня еще сильнее. Притянув мою голову, целует меня в лоб.

— Я всегда буду рядом, малыш. Даже если ты напьешься или сделаешь что-то глупое, позвони мне, и я сразу приеду.

— Ты всегда был рядом, — говорю я ему, чувствуя, вероятно, то же, что и он. Каждый раз, когда думал об этом дне, он представлялся мне таким волнительным. Я представлял, как уезжаю на своем потрепанном грузовике, машу рукой маме и папе, а затем в зеркале заднего вида вижу, как они машут мне. Но сейчас передо мной внезапно открылся целый мир, и я чертовски боюсь сесть в свой грузовик.

— Ориентация начинается через четыре часа. Ты не должен опоздать. У них могут закончиться карты или что-то в этом роде, — смеется папа, несколько раз хлопая меня по спине. — Дам тебе еще минуту. Но помни, когда выйдешь из этой спальни, ты навсегда попрощаешься со своим детством и вступишь во взрослую жизнь. Это чертовски здорово, ЭйДжей. (Примеч. Ориентация — вступительное занятие для новичков, помогающее освоиться на территории кампуса, в расписании, лекциях, облегчающее адаптацию к студенческой жизни и учебе).

Опустив голову, папа выходит из комнаты и оставляет меня одного — наедине с мыслями о том, что он только что сказал. Я словно задержался между двух миров. Настало время сделать прыжок в новую жизнь.

Я беру телефон и набираю сообщение Кэмми.


Я: Вот и все. Я уезжаю на Род-Айленд. Думаю о тебе.


Через несколько секунд приходит ответ.


Кэмми: Я обедаю со своими друзьями. Поговорим позже?


Так проходило все общение между нами в последнее время. Я знаю, что это значит.


Я: Когда тебе будет удобно.


Беру свою сумку и перебрасываю через плечо. Пячусь к двери. Почти беззвучно прощаюсь со своим детством, как и сказал отец. Вся жизнь проносится у меня перед глазами, как кадры из фильма. Столько лет я провел в этой комнате. Эти дни уже в прошлом.

Спускаясь по лестнице, с каждым шагом ощущаю, как растет давление в груди. Я покидаю место, где все было хорошо, ухожу в неизвестность.

Мама ждет внизу, в ее руках платочек, а из глаз текут слезы.

— Я так старалась убедить себя быть счастливой за тебя, ЭйДжей, но я буду так сильно скучать, — говорит она, всхлипывая. — Знаешь, когда на свет появляется твой ребенок, ты говоришь себе, что у тебя куча времени, и я говорила себе так же, но теперь ты уже взрослый, и время вдруг закончилось.

Это эгоистично, но все, что я мог подумать — у нее было целых восемнадцать лет. Я был со своей дочерью только восемнадцать минут.

— Прошло уже восемнадцать лет, мама, и я все еще твой сын, всегда буду.

И моя дочь всегда будет моей дочерью, независимо от того, с кем она живет.

Когда я оказываюсь внизу, мама поднимается на носочки, обнимает меня за шею и говорит:

— Ты храбрый мужчина, ЭйДжей. Сильный, хороший... так много добра в твоем сердце.

— Я просто еду учиться, мама, — напоминаю я ей.

Она шепчет мне на ухо:

— Я знаю, что тебе было тяжело в последние несколько месяцев, и мы никогда об этом не говорили. Но я горжусь тобой за твои правильные поступки, даже если не вышло так, как ты этого хотел.

Она может говорить о моей «дружбе» с Кэмми или о ее беременности. Не похоже, что они не лезут в мою жизнь, особенно когда дело касается важного, вроде моей дочери, но мы оставим все как есть.

После долгих прощаний и моря слез, мама провожает меня к двери, сжимая мою руку. Она не попросит меня не уходить, но я вижу это в ее глазах. Папа открывает дверь и кладет руку мне на плечо.

— Будь осторожен в дороге, ЭйДжей, — говорит он.

Выхожу на улицу, но мама все еще держит меня за руку, поэтому я оглядываюсь и вижу ее измученные глаза. Я не хочу чувствовать себя так же, как она сейчас, поэтому никогда больше не стану отцом, несмотря ни на что. Папа осторожно высвобождает мою руку и прижимает маму к груди. Он машет рукой на прощание, сжимая челюсть, и слезы сверкают у него на глазах.

— Не подведи, сынок.

Я ухожу не оглядываясь назад, потому что если оглянусь — могу не выдержать. Сажусь в грузовик и забываю посмотреть в зеркало, но рукой все-таки машу.

Спустя час мне все-таки становится немного легче. Включаю музыку и фокусируюсь на том, что меня ждет впереди, а не на том, что осталось позади. Это единственный план, который у меня есть сейчас. Я никогда раньше не чувствовал себя одиноким, но сейчас ощущаю себя так, словно я — единственный в этом мире. Это неприятное чувство. Но понимаю, что оно пройдет, как только приеду в студенческий городок.

Я только проехал через границу Род-Айленда, и тут звонит телефон. Я быстро хватаю его, надеясь, что это может быть Кэмми, но это всего лишь Хантер.

— Эй, привет! — говорю я.

— Наверняка ты только что простился с мамой и папой, поэтому я дал тебе немного времени. А теперь слушай, что еще ты должен знать. Слушай внимательно…

— Угу, — буркаю я.

— Подожди, включи громкую связь, — слышу я на заднем плане. Это Элли — его правая рука и невеста. У кого есть невеста в двадцать? А у кого есть ребенок в семнадцать?

Они оба говорят одновременно, и я не могу понять ни одного из них, но Хантер, наконец, перестает говорить, чтобы Элли могла высказаться.

— Как там мой младший брат? — напевает она.

— Вы еще не женаты, — поправляю я ее. Она считала меня своим младшим братом еще с тех пор, как мне было два, но теперь у меня есть причина дразнить ее, так как в следующем году она действительно станет членом нашей семьи.

— Перестань, ЭйДжей, — говорит она. — Послушай... у тебя будет много девушек на выбор, но ты не теряй разум и оставайся умницей.

Я слышу ее хихиканье, когда Хантер отбирает у нее телефон.

— Извини, — говорит Хантер. — Радуйся тому, что у тебя есть, брат. Короче говоря, веселись. Отрывайся, как можешь, и кстати, она была права насчет огромного количества цыпочек.

— Хантер! — кричит Элли.

— Цыплят… я имел в виду, что в столовой там постоянно подают жареных цыплят. — Они оба иногда так раздражают. — Ей не нравится, когда я называю девушек цыпочками, — бормочет он. — Ну, наслаждайся свободой и...

— Боже мой, Хантер. Так ты хочешь свободы в колледже? Мы можем это устроить! — смеется Элли.

— Вы хоть слышите себя? — спрашиваю я их.

Они будто женаты и ведут себя, как старая супружеская пара, но одновременно так, будто не могут дышать друг без друга. Долгое время я не мог понять, почему они такие, но я понял это с Кэмми.

— Ты слышал что-нибудь от Кэмми? — спрашивает Хантер. — Там в Вашингтоне все у нее нормально?

— Думаю, да.

— О, — растерянно произносит он.

— Но ведь это означает... — перекрикивает его Элли.

— Я знаю, — прерываю я.

— Я знаю, насколько она для тебя важна... даже если вы все равно не признаете, что вы вместе. Ни один парень не может просто дружить с такой девушкой, как Кэмми. — Я жду, что Хантеру достанется за этот комментарий, но он продолжает: — Но четыре года пройдут, а затем ваша жизнь пойдет в том направлении, в котором она должна идти, поэтому, если ты расстаешься со своим «лучшим другом», как мы ее называли, то так и должно быть.

— Тебе просто может потребоваться больше времени, — говорит Элли, — не отказывайся от надежды.

— Да, спасибо, очень интересно слышать это от вас двоих. У вас было столько встреч и расставаний что, может быть, вам стоит написать книгу, — говорю я им.

— Малышка, мы запросто могли бы написать книгу, — говорит Хантер Элли. — Можем назвать ее «Как найти свою жену в пять».

— Ой, это так мило! Мы должны это сделать! — соглашается Элли.

— Да, это было бы вдохновением для всех пятилеток, — добавляю я. — Постскриптум: ребята, вам нужно жить.

— У нас есть жизнь, — говорит Элли. — Вместе навсегда, ла-ла-ла.

— Я положу трубку, а то меня вырвет, — говорю я.

Они делают это нарочно. Они делали это специально в течение многих лет с самого первого раза, когда я притворился, что меня тошнит от их поцелуйчиков. Знаю, что обычно они не ведут себя так, но когда я рядом, это просто ужас. А сейчас я просто чувствую зависть. Их отношения пережили все разногласия, и вот они, планируют свою дорогу к счастью длиною в жизнь, пока смерть не разлучит и все такое. Это нечестно.

— Хорошо проведи время, брат. Позвони, если тебе что-нибудь понадобится, — говорит Хантер.

— И позвони мне, если тебе нужен совет девушки, я помогу с этим, — говорит Элли.

— Да, найди себе жену, когда тебе исполнится пять лет. Думаю, твоих советов мне уже достаточно, Элл.

— Люблю тебя, ЭйДжей, — говорит она.

— Да, да, люблю тебя тоже, сестренка.

— Мир, брат! Живи в кайф! Это твое время! — кричит Хантер, перед тем как завершить звонок.

Теперь, когда я попрощался со всеми, о Кэмми меня расспрашивать никто не будет, потому что никто в колледже не знает ее. Пришло время двигаться вперед, и если она захочет быть со мной, она сможет. В противном случае, я отпущу ее.

Звонок Хантера и Элли занял остальную часть моей поездки, и вот я уже приехал в университетский городок, полный тысяч потерянных взглядов, и мой — один из них.

Я паркую грузовик и мой телефон снова звонит. Кто, черт возьми, на этот раз? Все уже пожелали мне удачи и со всеми я уже попрощался. На экране светится имя Кэмми.

Мои пальцы не слушаются, не хотят нажимать на кнопку приема.

— Привет, — говорю я с нетерпением.

— Мне очень жаль, что мы так мало общались прошлую неделю, — говорит она. — Здесь какое-то сумасшествие с этой ориентацией, плюс куча новых людей, но я хотела пожелать тебе удачи. Я знаю, что ты там зажжешь.

— Я скучаю по тебе, Кэм.

— ЭйДжей, я так скучаю по тебе, что мне больно видеть твое имя на экране моего телефона.

— Мне больно не видеть твое имя на экране моего телефона, — говорю я ей.

— Знаю. Прости. Ты знаешь, что я люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня. Давай сохраним это и будем наслаждаться тем, что есть. — Я думаю, она говорит о моем предложении убежать с ней, а не о том, что она отдала дочь. — Здесь никто не знает про наш секрет, и это хорошо.

— Да. — Я соглашаюсь вслух, но внутри не согласен. Я знаю все наши секреты, и они всегда будут причинять мне боль.

— Позвони мне сегодня и дай знать, как прошла ориентация. Но если пойдешь на вечеринку посвящения новичков, можешь не звонить мне. Я хочу, чтобы ты повеселился.

— Хорошо, — говорю я, доставая свой багаж из грузовика.

— Люблю тебя, ЭйДжей.

— Люблю тебя, Кэм.

С сумками на плечах, я пробираюсь в общежитие, в свою комнату номер 505, где должен встретиться с каким-то чуваком по имени Бринк.

Я вхожу в свою новую странно пустую комнату с четырьмя белыми стенами и двумя кроватями, похожими на койки в тюрьмах, вижу... Бринка, и я уже могу себе представить, как пройдут следующие восемь месяцев моей жизни. Кладу свои сумки на свободную кровать, а он вручает мне пиво, еще не представившись.

— Слава всем гребаным святым этого колледжа, ты похож на нормального сукина сына. Скажи, ты нормальный сукин сын?

— Можешь не переживать, — говорю я, изогнув бровь. — А ты?

— Тоже нормальный.

— Тогда, думаю, нам не о чем беспокоиться. — Я открываю пиво и падаю на свой матрас, подношу банку к губам и быстро выпиваю. Это хороший способ разбить первый лед. — Только одно «но»...

— Да? — говорит он.

— Надо что-то делать с твоими пивными предпочтениями.

Он смеется и толкает меня в плечо.

— Приветствую тебя, ты чертовски нормальный сукин сын. Это был тест, просто чтобы ты знал. Никто не пьет эту хрень. О, мужик, это будет хороший гребаный год.

Я наблюдаю, как люди проходят мимо комнаты по коридору. Бринк оставил дверь открытой, сунув под нее туфлю. Почему-то я не думал, что общежитие может оказаться смешанным, но я вижу, что это действительно так. Возможно, я ошибаюсь и мы находимся не в том корпусе, потому что вижу, как много цыпочек проходит мимо, и большинство из них останавливается, чтобы поздороваться. Похоже, это самое дружелюбное место на земле.

— Как я уже сказал, это будет отличный гребаный год, — говорит Бринк и выходит из комнаты, чтобы посмотреть, как блондинки в коротких юбках ищут свои комнаты.

Достаю из сумки маленькую фотографию, на которой целую Кэмми. Мужик, это нехорошо. Качаю головой, понимая, что это начало конца. Отключив свой телефон, кладу его в задний карман и говорю себе, что все меняется.

Загрузка...