Потерянное сердце

Глава 16

Я должен был остаться у Хантера на ночь, но вместо этого попросил его присмотреть за Гэвином, чтобы я мог закончить то, что начал сегодня утром. Кекс и все такое.

В один прекрасный день вся моя вселенная перевернулась вверх дном, и сейчас я чувствую себя каким-то уставшим и больным.

Правильно это или нет, не знаю, но прямо сейчас я не готов снова принимать на себя заботу. Я два года поступал правильно. Во второй раз в жизни я сделал женщине ребенка, и на сей раз очень хотел поступить правильно, не хотел допускать ошибок.

Когда забеременела Кэмми, у меня не было возможности решать. С Тори я быстро понял, что если хочу иметь право голоса в этом вопросе, мне нужно поступить намного решительнее. Тори могла изменить свое мнение в любой момент, и хотя убедил ее оставить ребенка, я не был уверен, что ее решение окончательное.

Я даже говорил с адвокатом. Он сказал, что мне не нужно жениться на ней, чтобы претендовать на полную опеку, если дойдет до этого, но я хотел, чтобы между нами все было правильно. Я хотел быть хорошим мужем и отцом, и этим доказать Тори, что наша ситуация не так плоха, как ей кажется.

Все думали, что я поступаю «правильно», женившись на женщине, которой сделал ребенка. И это было так, но некоторые причины нашего брака все-таки были неправильными, хоть я и пытался убедить себя в обратном. Я влюбился в Тори, и я любил ее. Все у нас было хорошо, но искры — той, что была с Кэмми — ее во мне не было. Я ждал чего-то внутри себя, чтобы сказать: «Она женщина, без которой ты не можешь жить».

У меня был внушительный список неправильных женщин до Тори, и я задавался вопросом, не потому ли это, что та женщина, с которой я должен был прожить всю жизнь, сбежала, когда мне было восемнадцать. Если бы нам была позволена только одна настоящая любовь — а это, я считаю, чушь полная — то для меня, наверное, такой любовью была бы Кэмми.

Независимо от моих чувств или их возможного отсутствия, я попросил Тори выйти за меня замуж. Сказал, что хочу жениться прямо сейчас и отложить все заботы на потом. Убедил ее, что все встанет на свои места.

И это сомнение, одолевавшее меня до свадьбы, просочилось и в семейную жизнь. Стало даже хуже. Это был уже не просто вопрос. Я был уверен, что все постепенно сойдет на нет, но все еще пытался что-то исправить. Мы готовились стать семьей, и нашему ребенку нужна была самая лучшая.

Я все сделал неправильно. Облажался так сильно, мои ошибки стоили мне так много; и вот я снова их совершаю.

Пока еду в лифте на верхний этаж, сердце в груди неистово колотится. Кажется, я еду вечность. Я пытаюсь вспомнить расположение их номера, и тут слышу крик из-за двери. Мужской голос, и мужчина вопит все сильнее, но я не различаю слов.

Боясь, что крик относится к Кэмми, я стучу кулаком по двери. Дверь распахивается, и я оказываюсь лицом к лицу с Каспером.

По лбу у него стекает пот, воротник расстегнут, а галстук кое-как висит вокруг шеи. Его волосы испачканы гелем для волос, лицо красное, а кулаки окровавлены. И помоги мне боже, если он коснулся моих девочек хоть пальцем, я убью его прямо здесь и сейчас.

Я немного крупнее его, и вешу по крайней мере на двадцать килограммов больше. Отталкиваю Каспера с дороги и прижимаю к стене в номере. Дверь закрывается позади нас. Мы стоим так — мой кулак у его подбородка, пальцы сжаты на воротнике, пока я осматриваю номер в поисках девочек.

— Где они? — спрашиваю я, замечая в стене дыру.

— Откуда, черт возьми, мне знать? — огрызается он. — Это все твоя вина. И ты знаешь это, ты, говнюк с синим воротником.

Кажется, их здесь нет, но Каспер только что назвал меня говнюком, не так ли? Я позволяю себе улыбку, прежде чем врезать по его и без того кривому носу.

— Мудак, — говорю я. Он отшатывается от удара и прижимает пальцы к носу. — Дать салфетку?

— Она приехала сюда из-за тебя. Из-за того, что трахалась с тобой. Она останется здесь ради твоей жалкой задницы, так что тебе не придется отказываться от своей дерьмовой семейки.

— Если ты не хочешь, чтобы мой кулак стал салфеткой, которая вытирает кровь с твоего носа, даже не заикайся о моей семье. И да поможет тебе Бог, если ты хоть пальцем их тронешь.

— Черт, да забирай ее. На здоровье. В любом случае, я изменял ей. И я не настолько глуп, чтобы их трогать. Она же адвокат.

— Нет, ты все-таки настолько глуп, — говорю я ему.

Он, конечно, тот еще мудак, но мне трудно поверить, что Кэмми потащила бы его сюда с намерением дать от ворот поворот, а значит, если он изменяет ей, он все равно делает ей больно. Пусть и не физически.

— Уверен, что Кэмми попросила тебя остаться, — неохотно говорю я.

— Мы оба знаем, что Кэмерон на самом деле этого не хочет, — бормочет он.

— Не знаю, хочет она или нет, но выслушав твое признание, я обязательно удостоверюсь, что с тобой она не захочет иметь ничего, на хрен, общего.

Он сжимает зубы и кулаки. Неудачник.

Узнав, что моих девочек в гостиничном номере нет, я не намерен торчать тут с этим мудаком-призраком.

Справа на кофейном столике я вижу коробку с салфетками. Хватаю их и протягиваю ему.

— Призрак, ты выглядишь так, будто кто-то выбил из тебя все дерьмо. Соберись.

Я ухмыляюсь ему, прежде чем выйти, и спускаюсь вниз. На стойке регистрации я жалуюсь, что где-то наверху громкая вечеринка. Пусть он сам объясняет разгром в своем номере.

Вернувшись к машине, я размышляю. Где найти Кэмми? Семья Кэмми больше здесь не живет, но она вряд ли пошла бы к родителям в такое позднее время суток.

Проезжая через центр города, где мы сегодня обедали, я вижу, как из небольшого кинотеатра выходят люди. На противоположной стороне улицы стоит толпа, в беседке играет музыка. Это маленький городок, так что надеюсь, что смогу их заметить, но вообще-то, они могут быть где угодно. И потому мне чертовски везет, когда я ловлю из толпы зевак возле музыканта лицо Эвер. Кэмми обнимает ее за плечи, а вторую руку прижимает к груди, словно прячет от холода.

Нахожу место для парковки на обочине дороги и бегу через дорогу к ним. Эвер не говорит Кэмми, что видит меня. Она просто улыбается, когда я приближаюсь. Я стаскиваю с себя куртку, чувствуя, как холодна ночь. Настоящее дыхание зимы.

Когда я накидываю куртку на плечи Кэмми, она мгновенно поворачивается ко мне лицом. Ее глаза покраснели, я вижу это даже в темноте парка. Соленые дорожки слез пересекают щеки, и мне не нужно спрашивать, что случилось, потому что я уже знаю.

— Ты выглядишь так, будто тебя нужно обнять, — говорю я ей.

Она едва слышно смеется.

— Я бы сказала, что сегодня после обеда в объятьях нуждался ты. — Она понятия не имеет, как сильно мне сейчас нужно ее обнять. Я хочу притвориться, что половины сегодняшнего дня не было.

— Вы всегда были такими отстойными? — спрашивает Эвер, закатывая глаза и улыбаясь.

— Всегда, — говорю я ей.

Я обнимаю Кэмми и притягиваю к себе, чувствуя, как холод покидает мое тело. Кладу свой подбородок на ее голову и прижимаю ее к себе. Горло сжимается, в животе скручивается узел. Старые воспоминания омывают меня, как теплый весенний ливень. Я обнимаю ее, и будто бы все как раньше; словно и не прошло столько времени. Я забыл, как идеально она подходит мне, как наша разница в росте делает нас идеальными кусочками пазла. Голова Кэмми упирается мне грудь, кончики пальцев касаются моей спины.

Эвер рычит на нас, и я рычу в ответ. Она выглядит немного удивленной, но я не собираюсь потакать ей в этом... в основном потому, что определенно буду потакать ей во всем другом. Прекратив, она делает шаг вперед и поворачивается спиной к нашей демонстрации дружеской привязанности. Привязанность. Я знаю, что это неправильно, но в то же время чертовски правильно, и это именно то, что мне нужно после всего, что произошло сегодня.

— Я так старалась перестать думать о тебе, — шепчет Кэмми. — Мне понадобились годы, чтобы выкинуть тебя из головы.

— Почему ты тогда не вернулась? — спрашиваю я. Я бы с радостью побежал за ней хоть на край света, если бы она только позволила мне, но она не отвечала на мои звонки, и в конце концов мне пришлось принять намек — очень прозрачный намек.

— Я возвращалась, — вздыхает она. — Вообще-то, три раза.

— Что? — спрашиваю я, отстраняясь и поворачивая Кэмми так, чтобы взглянуть ей в глаза. — О чем ты?

— И каждый раз, когда приезжала сюда, я сначала заходила в дом твоих родителей и спрашивала, как у тебя дела. Каждый раз, когда мне говорили, что у тебя есть подруга или жена, я умоляла их не говорить, что заходила. Я не хотела появляться в твоей жизни, если ты уже счастлив.

Я хочу злиться на маму и папу, но не могу. Я ведь не дал им даже заподозрить, что исчезновение Кэмми из моей жизни причинит мне боль.

— Счастлив? — переспрашиваю я.

— Я думала, раз у тебя кто-то есть, ты счастлив, — объясняет она.

Не могу сдержать рвущийся наружу смешок.

— Кэм, я никогда не был счастлив так, как был с тобой, пусть это и глупо, ведь тогда мы были совсем юными.

Она опускает взгляд.

— Это не смешно, — бормочет она. — Я всегда чувствовала то же самое. Когда я увидела у порога Эвер, второй мыслью, которая пришла мне в голову, было то, что у меня наконец есть повод увидеть тебя, и, возможно, нарушить ту идиллию, в которой ты живешь. Это было эгоистично, но…

— Это не было эгоистично. Я не могу сказать тебе, как счастлив, что ты прервала то, что считаешь идиллией.

Кэмми снова обнимает меня, ее голова снова у меня под подбородком — где и должна быть.

— Каспер этого не хочет, — тихо говорит она. — Это не было частью его плана.

— Я знаю. Я только что из твоего номера. Он когда-нибудь причинял тебе боль?

Кэмми отстраняется и скрещивает руки на груди, создавая между нами пространство.

— Нет, он никогда не причинял мне вреда. Физически.

«Жалкий мудак», — резюмирую я.

— Уже поздно, но я не знаю, во сколько обычно ложатся тринадцатилетние дети, и вообще, где вы планировали провести ночь?

— Ну, — вздыхает она, убрав за ухо прядь волос, — честно говоря, я еще не знаю. Наверное, не самое лучшее начало материнства.

— У тебя отлично получается, — говорю я ей.

— Не знаю, — вздыхает она с улыбкой.

— Эвер, эта женщина — просто безумие.

Мое внимание приковано к скрипачке, которая просто отжигает. Я никогда не слышал раньше такой игры. Скрипачка играет современную музыку, но очень необычно. Эвер просто зачарована.

— Ты знаешь ее?

— Это Линдси Стирлинг (Примеч. известная американская скрипачка и танцовщица), — отвечает Эвер, не отрывая от нее взгляда. — Она самая талантливая скрипачка из всех, что я слышала.

— Она большая звезда? — спрашиваю я.

— Вроде того. Странно, что она играет здесь. Это ведь совсем маленький городок.

Кто бы мог подумать, что у меня будет культурная дочь? Это все Кэмми.

Кладу руку на плечо и наблюдаю за ней, пока она наблюдает за скрипачкой. Замечаю, что скрипачка и Эвер одеты похожим образом. Если это современная мода, то я пропустил этот тренд. Кажется, еще вчера я был подростком, и вот уже чувствую себя стариком.

Мы втроем молчим. На лице Эвер настоящее счастье — все тридцать пять минут, пока играет музыка. Скрипачка публично благодарит подругу за то, что пригласила в этот идеальный маленький городок и познакомила ее с Коннектикутом. Полагаю, это объясняет, почему поп-звезда играет посреди парка. Обычно самое волнительное событие в нашем городке — выступление школьного ансамбля.

— Итак, дамы, я думаю, пора найти вам место для отдыха. Что думаете? — спрашиваю я, когда мы идем к дороге.

— Где твоя жена? — спрашивает Эвер.

Я специально прокашливаюсь, пытаясь найти способ избежать ответа и одновременно понимая, что не могу. Технически мне следует быть с Кэмми — то есть, с Тори. Она сама себя отправила в больницу, и я не знаю, что теперь делать. Я знаю, что должен позаботиться о ней, но я устал от заботы.

— ЭйДжей? — Кэмми не пропустила вопрос. — Ты в порядке?

Крепко сжимаю губы и качаю головой.

— Я не знаю, — говорю я им.

— Что именно? — спрашивает Кэмми.

— Я знаю, где она, и не знаю, в порядке ли я.

— Мне очень жаль. Я была настолько поглощена своими проблемами, и даже не подумала спросить тебя, что было после обеда, — говорит Кэмми.

— Она какая-то грустная, у нее как будто пустой взгляд, — замечает Эвер. Ее слова ранят меня. Было так очевидно, что Тори не в порядке? Как оказалось, она более нестабильна, чем я думал. Правда ее прошлого преследует меня, и не знаю, что с этим делать.

— Это длинная история.

Кэмми смотрит на мое лицо, пока мы идем, но я смотрю только вперед.

— Тут есть отель дальше по улице. Я уверен, что мы сможем найти для вас номер. Позвольте только я заберу кое-что из машины.

Никто не спорит. Мы проходим пару кварталов. Это маленький отель, а не люкс, к которым, как видно, привыкла Кэмми, но он должен быть достаточно приличным. Я это знаю. Я останавливался здесь на пару недель, когда Хантер переживал тяжелые времена. Тогда я был в некотором роде бездомным, благодаря своим потрясающим последним отношениям.

— У вас с собой не так уж и много вещей, — отмечаю я, заметив две их маленькие сумки.

— У нас с Каспером все немного вышло из-под контроля, и мне просто нужно было вытащить нас оттуда и побыстрее. Я как-то не задумалась о последствиях, — поясняет Кэмми.

Я прикусываю язык, чтобы не поделиться своим мнением насчет этого мудака.

— В любом случае, на ночь у нас все есть.

— Машину он тоже забрал, так? — предполагаю я

— Да, — говорит Кэмми. — Мы вроде как пешком.

— С нами все будет нормально, — говорит Эвер. — Последние несколько лет я жила сама по себе. Родителей никогда не было дома, а няня безбожно пила и забывала про свои обязанности.

Это больно. Как можно взять ребенка, а затем переложить заботу о нем на няню?

Я так старался уйти от прошлого, так хотел преодолеть сожаление и стыд, которые чувствую все время. Вот только каждый раз, как я стремлюсь к тому, чтобы все забыть, все возвращается. Мы не должны были отдавать ее, и мне хочется это сказать, но Кэмми была вынуждена принять решение, и потому это не сработает. Я просто хочу, чтобы Эвер знала правду.

Мы заселяемся в отель. Я провожаю девочек наверх, не зная, куда пойду сейчас сам. Домой без Гэвина я не хочу, и не хочу врываться в дом Хантера, так как могу разбудить детей. Может, я просто пытаюсь придумать повод остаться. Но это было бы большой ошибкой.

Мы открываем дверь в номер и видим большую комнату и спальню приличного размера с двумя кроватями.

Подхожу к маленькому столу в углу и кладу на него маленькую белую коробку, которую возил с собой весь день.

— Эвер, я ждал тринадцать долгих лет, чтобы сделать это, но сейчас, в эту секунду, не могу поверить, что все действительно происходит.

Она выглядит немного смущенной, поэтому я открываю коробку и достаю свечу и зажигалку из заднего кармана. Я ставлю свечу в центр кекса и зажигаю ее.

— Ладно, загадай желание, Эвер.

Дочь смотрит на меня, будто я дурак, но я улыбаюсь и говорю ей:

— Давай же. Желания сбываются. Верь мне.

Она закрывает глаза, и я обнимаю ее, а Кэмми кладет руку на мою. Я смотрю на Кэмми и вижу, что она плачет, пока Эвер задувает свечу.

— С днем рождения, Эвер, — говорит она.

Когда этот подходящий для книг момент проходит, мы режем кекс на три части и едим в тишине. Мы словно осознаем величие этого момента, и нам не нужны слова.

Через несколько минут я замечаю, что Эвер устала.

— Тебе, наверное, стоит немного поспать, — предлагаю я.

Эвер подходит ко мне, и я не понимаю, чего она хочет, пока ее руки не обнимают меня за шею.

— Я знаю, ребята, для вас этот день отстой, но это был лучший день в моей жизни.

Она убирает руки и уходит, оставив меня в полном шоке. Меня словно ударили в грудь или сделали дефибрилляцию. Эти слова — лучшее, что я слышал в своей жизни, и вряд ли что-то сможет их переплюнуть. Я мечтал услышать это от дочери, пусть даже это были мечты о безликой маленькой девочке, которая не знает меня, но говорит, что скучает по мне. Сегодня явно не подходящий день для исполнения мечты, и все же это случилось.

Кэмми плюхается на диван, скидывает туфли и подтягивает колени к груди.

— Что мне делать?

Я усаживаюсь рядом с ней и кладу ладонь ей на колено.

— Все, что подскажет сердце.

Она наклоняет голову и смотрит на меня.

— Мое сердце впервые за долгое время лишилось дара речи.

— Да, я слышу.

— Что случилось с Тори?

Я откидываюсь на спинку дивана.

— Я не знаю, с чего начать, Кэм. Просто скажу, что она только что упекла себя в психушку. Снова.

— Что? — Она выпрямляется. — Из-за пиццерии?

Я цинично смеюсь.

— Нет, это была только верхушка айсберга.

— Ну а где твой сын, Гэвин?

— Остался на ночь с Хантером. Мне нужно было найти тебя после того, что случилось сегодня днем.

— Почему ты сейчас не с Тори?

Кэмми не смотрит на меня, когда задает этот вопрос.

Сжимаю пальцами виски и закрываю глаза. Я не ищу идеальных слов.

— Я постепенно разлюбил женщину, в которую вряд ли когда-либо был по-настоящему влюблен, — выпаливаю я. — Раньше мне было совсем не все равно, а теперь я далек от этого. Она была эмоционально отстраненной и холодной много месяцев подряд. Со временем мои чувства к ней прошли. Я сломался.

Это первый раз, когда я признаю это — даже перед самим собой.

— Но ты все еще заботишься о ней? — настаивает Кэмми.

— Мне не все равно. Я вызвал «скорую», когда решил, что она снова хочет покончить с собой. Но мне нужен перерыв. Я знаю, это звучит ужасно и чудовищно, но, Кэм, это уже предел. Я единственный заботился о Гэвине с момента рождения, и это еще мягко сказано. Я пытался помочь Тори оставаться психически стабильной, пытался сделать так, чтобы Гэвин рос счастливым и не знал о ее демонах. Но то, что случилось сегодня, стало последней каплей.

Она медленно качает головой.

— Она была такой, когда вы познакомились?

— Нет. Она не хотела детей. Но забеременела Гэвином, и я не собирался отказываться от него, независимо от того, как сильно она его не хотела. Я заставил ее сохранить беременность. И когда он родился, переключатель щелкнул.

Кэмми поворачивается ко мне.

— Так было, когда Каспер узнал об Эвер, — говорит она с пониманием и даже сочувствием. — Но... тут другое. Она не его дочь. Как может мать чувствовать такое к своему сыну?

— Я не знаю.

Это причиняет мне боль. Я не могу понять. Он — наше с Тори дитя, и я вижу это каждый раз, когда смотрю на его личико.

— Что ты собираешься делать? — спрашивает Кэмми.

— Если честно, не знаю. Я не счастлив. Это все, что я знаю.

— Ты заслуживаешь счастья, — тихо говорит она.

— И прямо в эту секунду... — я поворачиваюсь к ней, мне нужно, чтобы она поняла важность того, что я пытаюсь сказать, — прямо сейчас я счастлив, несмотря на все ужасное, что видел и слышал сегодня.

В моей голове неуместные мысли, которым здесь и сейчас нет места в моей нескладной жизни.

— Я тоже, — бормочет она. — Погоди, у меня есть идея.

Да, у меня тоже…

Кэмми встает с дивана и опускается на колени перед мини баром. Я наблюдаю за каждым ее движением. Ее штаны чуть сползают, открывая черные ажурные стринги. Мне приходится держаться изо всех сил, пока она открывает дверь холодильника и достает две бутылки колы и четыре маленькие бутылочки с крепким алкоголем.

Она ставит их на журнальный столик передо мной и бежит в ванную, откуда возвращается с двумя стаканами.

— Мы никогда не пили вместе, — говорю я ей, посмеиваясь.

— Я не могу потерять свою стипендию из-за дурацкой вечеринки в средней школе, — издевается она над идеалами семнадцатилетней Кэмми. — Теперь я знаю, что стоило это попробовать. Хотя бы разок.

— Никогда не поздно наверстать упущенное, — говорю я ей.

Я делаю ужасный коктейль из содержимого бутылочек и вручаю ей один из стаканов.

— За Эвер, — говорит она, касаясь стаканом моего.

— За Эврифин.