Потерянное сердце

Глава 24

Кэмми

Всю жизнь меня окружали вина и порицание. Я должна была сражаться, когда родители заставили меня сдаться. Должна была сражаться, когда они заставили меня покинуть Коннектикут. Должна была справиться со своими страхами, когда в восемнадцать лет решила вычеркнуть ЭйДжея из своей жизни. Я должна была умолять его поехать со мной в начале этого года, когда решила бороться за свои родительские права. А на прошлой неделе я должна была сказать ему, что его ждет. Это все я. Все, что пошло не так, — из-за меня. Тем не менее, он не винит меня. Он все понимает. Я его не заслуживаю.

Мне никогда еще не приходилось сидеть в комнате ожидания так долго. Каждый день вот уже на протяжении недели я разглядываю маленькую дырочку в стене. Но сейчас чувствую, что могу глядеть прямо сквозь нее. Эта дыра — единственный способ не видеть беспокойства на лицах родителей ЭйДжея и Хантера. Гэвин играет с книгой на сиденье рядом со мной, Эвер играет в игру на моем телефоне. Я не могу не думать о худшем. Я так хотела, чтобы с ЭйДжеем этого не случилось, так хотела не быть с ним — вопреки тому, что мы были предназначены друг другу. Я думала, что всегда знала лучше, или мои родители знали лучше, и позволила себе принять это решение, не задумываясь об альтернативе.

Я хотела освободить ЭйДжея после того как разрушила его жизнь, забрав его дочь, не спрашивая, что он чувствует. И я очень сожалела, что не записала его как отца ребенка. Это худшее, что я сделала, и до сих пор не попросила у него за это прощения.

Но все потраченные усилия стоили установления биологического отцовства ЭйДжея. Это был единственный способ извиниться за то, что я отняла у него дочь.

— Перестань винить себя, — говорит Хантер, и я отвожу взгляд от стены.

— Я… нет, я не виню… — лгу я.

— Ты забыла, что я знаю тебя с пятнадцати лет? — спрашивает он.

Я натянуто улыбаюсь.

— Я знаю. Ничего не могу с собой поделать.

Он поднимает Гэвина и пересаживает к себе на колени.

— Я пригрозил ему, Кэм. Он справится. У него нет выбора.

Чувствую, как внутри что-то медленно ломается, но не могу плакать на глазах у людей, которые любят его так же сильно, как люблю я. Все стараются быть сильными, и я тоже должна быть сильной. Просто мое чувство вины сильнее, чем у них.

— Знаешь, сколько раз ЭйДжей говорил мне, что поедет искать тебя в Вашингтон? — спрашивает Хантер.

— Он говорил так?

— Господи, да. Наверное, каждый месяц два года подряд. Сразу после того, как ты бросила его. Он был убежден, что если ты увидишь его, обязательно передумаешь.

— Ты остановил его? — спрашиваю я.

Хантер смеется.

— Да, после того, как он раз десять съездил и вернулся с пустыми руками.

— Он приезжал за мной?

Хантер поворачивается ко мне.

— Кэмерон, ЭйДжей любил тебя с шестнадцати лет. Должно быть, годам к двадцати пяти он перестал упоминать твое имя каждую неделю. Обычно это была какая-то история или просто воспоминание. Я позволил ему делать то, что он хочет. Мне было его жаль, но я понимал, почему ты сделала то, что сделала.

— Я и сама не понимаю, почему сделала то, что сделала, — говорю я, чувствуя глубокий стыд. — Мои родители были такими деспотичными, и я позволила им решать за меня даже там, где не должна была позволять.

— Для восемнадцатилетней ты оказалась очень разумной. Ты хотела, чтобы ЭйДжей жил своей жизнью, и сама хотела жить своей. Ты не хотела, чтобы вы оба лишились будущего, которое могло бы у вас быть. Вам обоим было не по пути, и если бы один бросил все ради другого, это было бы несправедливо.

То, что он говорит, имеет смысл, но не уверена, что обдумывала это так тщательно в то время. Мысли были примерно те же, но в устах Хантера это звучит более разумно, чем тогда звучало в моих.

— Не уверена, что мыслила так ясно, — говорю я ему.

— Знаешь, что ты доказала? Ты сделала то, что мы с Элли боялись сделать. Я не скажу, что мы совершили ошибку, постоянно находясь рядом друг с другом до самой ее смерти, но в каком-то смысле так и есть.

— Но вашим отношениям это не навредило. Вы все равно не смогли бы друг без друга.

— Может быть, но вас с ЭйДжеем, несмотря на то, что вы оба поступили учиться туда, куда хотели поступить, жизнь потом снова свела вместе. Нечто большее, чем вы сами, привело вас сюда.

Сюда. В этот самый момент, когда каждый из нас задается вопросом, а выдержит ли ЭйДжей эту операцию. И если да, то сможет ли избежать ее осложнений?

Я пожимаю плечами.

— Я понимаю тебя, но мне жаль времени, которое мы потеряли. Вот и все.

— Слушай, я люблю своего брата больше всего на свете, но он бы все испортил, если бы вы встретились, когда были младше. ЭйДжею не везло в начале его взрослой жизни. Он ведь пережил два неудачных брака.

Знаю, что в случае с Тори ЭйДжей не виноват, но я мало знаю об Алексе — его первой жене. Полагаю, для этого тоже есть веская причина.

— Он должен был пройти через трудности. Многие из нас учатся на своих ошибках. И когда вы учитесь на своих ошибках, начинаете понимать, что в жизни действительно важно, и что действительно от нее нужно, чтобы оставаться собой. Я обещаю, теперь он ничего не испортит.

— Ты не должен мне обещать, — говорю я Хантеру. У ЭйДжея может не быть шанса все испортить. — Боюсь, я не смогу рассказать ему все, что должна была рассказать.

— Я уже говорил тебе, у него нет выбора. Он справится…

Открываются металлические двери, и выходит доктор. Мое сердце падает куда-то вниз. Мы с Хантером поднимаемся и идем вперед, а родители ЭйДжея следуют за нами по пятам.

— Он в порядке? — спрашиваю я, едва выговаривая слова.

— Он отлично справился, — говорит доктор. — Должен сказать, ваш парень по-настоящему крут. Бодрствовать во время такого рода процедур — непростая задача.

— Теперь он вне опасности? — спрашивает Хантер.

— Мы провели сканирование на предмет наличия пораженных зон, и, кажется, мы справились. К счастью, необратимых повреждений нет, поэтому он скоро встанет на ноги и полностью восстановится.

Я прижимаю ладонь к груди и чувствую, как сердце колотится изнутри о ребра. Хантер обнимает меня и прижимает крепче, чем, видимо, сам осознает. Он закрывает рукой глаза и начинает дрожать всем телом. Я забираю из его рук Гэвина, и родители ЭйДжея обнимают его.

Смотрю на доктора, чувствуя, как уменьшается тяжесть в груди.

— Спасибо вам, доктор.

— ЭйДжей счастливчик, — говорит он. — Некоторое время ему нужно будет поберечь себя, но немного лечебной физкультуры — и он будет в форме.

— Хорошо.

Доктор кладет руку мне на плечо и мягко улыбается.

— Пожалуйста, не стесняйтесь звать меня по любым вопросам, — говорит он, вручая мне свою визитку.

— Когда мы сможем его увидеть? — спрашиваю я.

— Медсестра вам подскажет, когда его переведут из реанимации, — говорит он.

Доктор уходит обратно через металлические двери, и мы следим, как исчезает в коридоре его тень. В этот момент комнату ожидания освещает солнце, и мне это кажется хорошим знаком.

Я поворачиваюсь к родителям Хантера и ЭйДжея.

— Не знаю, что вам рассказал ЭйДжей, но мы с Эвер возвращаемся в Коннектикут. Мы с ЭйДжеем собираемся жить вместе, но не хотим торопить события.

Мама ЭйДжея убирает руку с плеча Хантера и протягивает ее ко мне.

— Не могу выразить, как я счастлива, — говорит она.

— Думаю, все будет просто отлично, — отвечаю я.

— Знаешь, — говорит отец ЭйДжея, — у меня есть приятель, он занимается недвижимостью, и недавно рассказывал мне о доме, который на прошлой неделе выставили на продажу. Там нужно кое-что подлатать, но это ведь совсем не проблема, если в семье у тебя три плотника. — Отец ЭйДжея буквально светится от этой мысли. — На этой неделе ЭйДжей и Хантер должны были как раз начать работать над ним для риелтора.

— А на заднем дворе много деревьев? — спрашиваю я, вспоминая о маленькой мечте, о нашей с ЭйДжеем мечте, о которой мы говорили до операции — о которой мы часто говорили, когда были юными.

— Я не уверен, но кажется там есть, по крайней мере, пара больших дубов. Ты хотела пустой двор?

— Нет, — говорю я ему. — Точно нет.

— Думаю, тебе очень понравится. Знаешь, ЭйДжей продал свой дом меньше чем за неделю, так что вам надо обдумать все быстро. Вы можете обсудить это, когда он придет в себя, а я помогу вам с этим делом.

Я и понятия не имела, что ЭйДжей продал свой дом. Он ни словом не обмолвился об этом.

— Где же он жил?

— О, я не знал, что вы не говорили об этом, — говорит отец ЭйДжея.

— Они жили у меня. Мы помогали ему с Гэвином, — говорит Хантер. — Он не хотел говорить тебе, пока ты не решила, что делать дальше. Он ждал суда, это я точно знаю.

— Ох, — я тяжело вздыхаю, — мы ведь разговаривали почти каждый день.

— Он не хотел тебя волновать, — говорит Хантер. — Не вини его за это. Я точно знаю, это потому, что он любит тебя, Кэмерон.

— Я в этом и не сомневалась, — отвечаю я, чувствуя огромное облегчение.

— Похоже, все у вас нормализуется, — говорит его мама.

Проходит чуть больше часа, прежде чем за нами приходит медсестра. У Гэвина приступ активности, и мы решаем идти к ЭйДжею по очереди. Теперь я настаиваю, чтобы родители ЭйДжея и Хантер пошли первыми.

— Мам, мы действительно переезжаем обратно в Коннектикут? — спрашивает Эвер.

— Да. Ты же не против?

— Не против, — улыбается она. — А что насчет школы?

Я смотрю на часы, напоминая себе, какое сегодня число. Конец августа. Школа начнется через три недели

— Мы запишем тебя в школу — мою старую школу. В первый год там будет много новичков, так что для тебя это лучший вариант.

Она немного нервничает, как и я, но знаю, что так будет лучше для нее.

— На обратном пути мы заглянем в магазин школьных товаров, и ты сможешь выбрать все, что захочешь. Как тебе идея?

— Ты могла бы быть отличной мамой, знаешь, — говорит она вместо ответа на вопрос.

— Может да, может нет, но теперь я понимаю, что хотела бы провести вот так всю жизнь. — Я усаживаюсь рядом с ней и целую в щеку. — И с этим малышом. Я провела с ним так много времени на этой неделе, что уже не могу представить жизни без него.

Целую Гэвина в макушку и прижимаю к себе, пока он пытается вырваться из моих рук.

— Здорово, что у меня есть братик, — говорит Эвер.

Хантер и его родители возвращаются, все трое широко улыбаясь.

— Похоже, операция сделала ЭйДжея настоящим шутником. Удачи с ним, — говорит Хантер.

Я усмехаюсь. Интересно, что они имеют в виду? ЭйДжей всегда был не прочь пошутить. Шутник просто прятался в темном уголке до прошлого года. Пришло время для счастья и нового начала.

Беру Гэвина за руку и жестом зову с нами Эвер, и мы идем по коридору в палату ЭйДжея. Его голова перевязана, но он проснулся и выглядит вполне собранным, учитывая, через что ему пришлось пройти. Я улыбаюсь ему, и его лицо тут же освещает улыбка.

— Я слышала, с тобой все будет хорошо.

— Я слышал, что я просто идеален, — говорит ЭйДжей. — А еще — что немного упрям.

— Могу это подтвердить, — говорю я со смехом. — ЭйДжей, прости меня за все это.

Он немного смущен моими извинениями.

— О чем ты говоришь?

— Я была за рулем, — говорю я, пожимая плечами.

— Да, но у меня не был пристегнут ремнем безопасности. Плюс, это грузовик врезался в нас, помнишь?

Я едва заметно киваю.

— Я знаю. Но чувствую, что должна извиниться не только за эту аварию.

— Погоди, Кэм, — говорит он. — Не надо. Тебе не за что извиняться. Если я чему-то и научился, так это тому, что все происходит по какой-то причине — чему-то нас научить или заставить ценить то, что мы раньше не ценили.

Я усаживаю Гэвина на кровать.

— Ты должен быть понежнее с папочкой, приятель.

Гэвин прижимается к руке ЭйДжея своей темноволосой головкой и сразу же закрывает голубые — такие же, как у отца — глаза. Он сворачивается в клубочек и пытается натянуть на себя простыню. Гэвин мало спал на прошлой неделе. Я знаю, ему было трудно быть вдали от отца, и оттого я люблю ЭйДжея еще больше. Он оказал такое влияние на этого маленького мальчика. Из юноши, который решил не заводить детей после того, что мы пережили, он превратился в отца, которого хотел бы иметь любой ребенок.

— Теперь мы можем вернуться домой? — спрашивает ЭйДжей с усмешкой. — Ты принесла мне одежду? Никто не заметит, как мы сбежим. Но теперь поведу я, если ты не против.

— Ты сошел с ума, — смеюсь я.

— Точно. Кажется, на пару минут они вытаскивали мой мозг. Это было прикольно.

— Когда тебя выпишут — через несколько дней, надеюсь — мы вернемся в Коннектикут и купим дом, как и говорили.

— Только если там будут дерево и качели, — говорит он.

— Я помню, — улыбаюсь я. — Я позабочусь об этом, и о тебе, и о детях.

— Если бы у меня сейчас не было дырки в мозгу и перевязанной головы, я бы сказал, что я самый счастливый человек в мире. Но даже с повязкой и дыркой, я наверняка один из самых счастливых людей в мире.

— Только ты можешь улыбаться и смеяться после операции на мозге. — Я наклоняюсь и нежно целую его в губы.

С небольшим усилием он поднимает руку и обнимает меня, притягивая поближе.

— Не переставай меня целовать.

— Никогда не перестану, — говорю я ему.

— Никогда? — спрашивает он.

— Кажется, вот так у нас и появилась Эвер, — шепчу я ему в губы. (Примеч.: в реплике Кэмми наречие «ever» — здесь «никогда», звучит так же, как имя их дочери — Эвер).