— Так что тут делаешь? — снова спрашиваю своего брата.
Я смотрю на Уэстфорда, с чашкой кофе в руке. Что-то тут не чисто.
— Алекс хотел быть здесь, когда мы будем обсуждать то, что случиться сегодня. Мы собираемся просить судью отпустить тебя под мою опеку в обмен на твое послушание и участие в специальной программе после школы.
Я смотрю на свою еду, там еще половина, и кладу вилку на стол.
— Я думал, что мы просто идем в суд, и меня отпустят под твою опеку. А теперь я чувствую, как будто стою на расстреле, готовый к тому, чтобы мне завязали глаза и предложили последнюю сигарету.
— Это не такое уж больше дело, — говорит Алекс. — Это называется "Кругозор".
Уэстфорд садится рядом со мной.
— Специальная программа для проблемных подростков.
Я смотрю на Алекса, чтобы он объяснил мне это нормальным языком.
Алекс прочищает горло.
— Это для детей, у кого были проблемы с законом, Карлос. Ты будешь ходить туда после школы. Каждый день, — добавляет он.
Они что, шутят?
— Я говорил тебе, что наркотики были не мои.
Уэстфорд ставит чашку на стол. — Тогда скажи мне, кому они принадлежат.
— Я не знаю имени.
— Этого недостаточно, — говорит Уэстфорд.
— Это код молчания, — говорит Алекс.
Уэстфорд не понимает.
— Код молчания?
Алекс поднимает глаза.
— Я знаю участника банды Геррерос дель баррио. Код молчания защищает всех ее членов. Он не заговорит, даже если знает, кто ответственен за это.
Уэстфорд вздыхает.
— Код молчания ни капельки не поможет твоему брату, но я понимаю. Я не хочу, но я понимаю. И нам ничего другого не остается, как только просить судью позволить Карлосу записаться в Кругозор. Это хорошая программа, Карлос, и уж точно лучше исключения из школы или отбывания срока в колонии для несовершеннолетних. Ты получишь школьный аттестат и сможешь подать документы в колледжи.
— Я не собираюсь в колледж.
— Тогда чем ты собираешься заняться после школы? — спрашивает Уэстфорд. — И не говори мне, что торговать наркотиками, потому что это отмазка.
— Да что ты знаешь, Дик? Тебе легко говорить, когда ты сидишь тут в своем крутом домине и ешь свою органическую дерьмовую еду. Погуляешь в моих башмаках денек, тогда и будешь мне лекции читать. А до тех пор, я не хочу даже слушать.
— Mi'amá хочет для нас лучшей жизни, — говорит Алекс. — Сделай это для нее.
— Мне плевать, — говорю я и ставлю тарелку в раковину. Я точно потерял аппетит. — Поехали, покончим с этим бредом.
Уэстфорд поднимает свой чемоданчик и вздыхает с облегчением.
— Вы готовы, ребята?
Я закрываю глаза и тру их ладонями. Я мечтаю, что может, когда я их открою, я окажусь в Чикаго.
— Ты не хочешь, чтобы я на это отвечал, не так ли?
Его лицо озаряет полуулыбка.
— Не очень. И ты прав, я не ходил в твоих ботинках. Но ты также не ходил в моих.
— Да ладно, профессор. Я поспорю на свое левое яичко, что твоя наибольшая проблема, с которой ты сталкивался, была выбрать загородный клуб.
— Я бы на твоем месте на это не спорил, — отвечает он, когда мы выходим из дома. — Мы даже не ходим ни в какой загородный клуб.
Когда мы подходим к его машине, или к тому, что я думаю, его машина, я делаю шаг назад.
— Что это?
— Это Смарт.
Она выглядит так, как будто Внедорожник сходил по большому, и вышел этот Смарт. Я бы не удивился, если бы Уэстфорд сказал, что это одна из тех игрушечных машин, которые водят дети.
— У нее маленький расход топлива. Моя жена водит Внедорожник, а поскольку я езжу только на работу и домой, это был идеальный выбор. Если хочешь, можешь быть за рулем.
— Или можешь поехать со мной, — говорит Алекс.
— Нет, спасибо, — отвечаю я, открывая дверь Смарта и забираясь на маленькое пассажирское сидение. Изнутри она не выглядит такой уж крохотной, но я все же чувствую себя, как будто я в миниатюрном космическом корабле.
Это заняло менее получаса у судьи, чтобы передать временную опеку надо мной профессору и одобрить мое участие в Кругозор, вместо того, чтобы посадить меня за решетку или наградить меня общественными работами. Алекс уезжает, потому что у него тест. Поэтому моему новому опекуну ничего не остается, как зарегистрировать меня в специальную программу и отвезти меня в школу самому.
Кругозор проходит в коричневом кирпичном здании в двух кварталах от школы. Посидев в приемной, нас приглашают в офис директора.
Нас приветствует огромный белый мужчина, вес которого, скорее всего, близок к ста пятидесяти килограммам.
— Я Тэд Моррисей, директор Кругозора. А ты, наверное, Карлос. — Он перелистывает файл и говорит:
— Скажи мне, почему ты здесь.
— Приказ судьи, — отвечаю я.
— Тут в файле говориться, что тебя арестовали в прошлую пятницу за хранение наркотиков в школе. — Он поднимает глаза. — Это серьезное нарушение.
Только потому, что меня поймали. Проблема в том, что я мексиканец со связями в банде. Ни за что на свете этот чувак не поверит, что меня подставили. Я уверен, что он слышал «Я этого не делал» ото всех подростков здесь. Я найду того, кто меня подставил… и, в конце концов, отомщу.
Следующие полчаса Моррисей читает лекцию. Другими словами о том, как мне нужно держать под контролем свою судьбу и свое будущее. Это мой последний шанс. Если я хочу преуспеть, эта спец. программа поможет мне достичь своего полного потенциала, бла, бла, бла.
По окончанию этой программы, консультанты по трудоустройству стремятся помочь каждому выпускнику Кругозор найти постоянную работу или поступить в ВУЗ. Мне приходится останавливать себя пару раз от хмыканья, и я размышляю над тем, как Уэстфорд может сидеть тут и с каменным лицом слушать эту охинею Моррисея.
— И, чтобы ты знал, — говорит Моррисей, доставая и листая памятку для учащихся, — время от времени в течение года мы будем проводить тесты на наркотики. И если мы обнаружим незаконные вещества в твоей крови или при тебе, мы сообщим об этом твоему опекуну, и ты будешь исключен из школы и выкинут из Кругозора. На постоянной основе. Большинство подростков оказывались за решеткой за грубые нарушения.
Моррисей протягивает нам с Уэстфордом копии правил Кругозора. Затем, складывает руки на своем огромном животе и улыбается, но эта улыбка меня не одурачит. Он террорист, который не берет заложников.
— Какие-то вопросы? — спрашивает он, ровным тоном… но я не сомневаюсь, что этот его голос может отдавать приказы похлеще любого сержанта.
Профессор смотрит на меня, и затем говорит:
— Я думаю, мы все поняли.
— Замечательно. Тогда у нас есть еще одно дело, прежде чем ты сможешь вернуться обратно в школу. — Он подвигает в нашу сторону лист бумаги. — Это расписка об ответственности, в которой говориться, что тебе объяснили правила Кругозор, ты понял их, и согласен следовать им.
Наклоняясь вперед, я замечаю три поля для подписи. Одно для меня, одно для родителя или опекуна и одно для сотрудника Кругозора.
Там также сказано:
Я, ______________________, подтверждаю, что подписавшись, я соглашаюсь следовать правилам, изложенным в памятке для учащихся в Кругозоре. Я понимаю правила, которые были объяснены мне одним из сотрудников. Я также понимаю, что в случае, если по какой-либо причине я нарушу эти правила, я буду представлен к дисциплинарным мерам, которые могут включать наказание в классе, дополнительную консультацию, и/или исключение из программы Кругозора.
Что на самом деле там было сказано:
Я, _____________________, отписываю свою свободу работникам Кругозора. Подписав эту бумагу, я подтверждаю, что моя жизнь будет диктоваться другими людьми, и я буду волочить жалкое существование пока я в Колорадо.
Я стараюсь не думать об этом слишком много, пока я карябаю свое имя на бумажке и протягиваю ее Уэстфорду, чтобы он тоже мог ее подписать. Я хочу разделаться уже с этим и двигаться дальше. Нет смысла пытаться спорить. После того, как бумага подписана и спрятана в моем файле, нас выпроваживают и мне приказано явиться сюда не позднее, чем три часа дня. С понедельника по пятницу, иначе у меня будут неприятности.
Я думаю, со столькими правилами вокруг, это только вопрос времени, прежде чем я нарушу одно из них.