Я наблюдаю, как Киара закрывает свой учебник, поднимает взгляд на меня и затем тянется к своему рюкзаку. Она кидает мне ключи от своей машины. Я ловлю их одной рукой.
— Ты собираешься остаться здесь?
— Ага, — отвечает она.
— Я сваливаю, — предупреждаю я.
— Ага, давай, — говорит она, отмахиваясь.
Я так и сделаю. Я уж точно не собираюсь ждать, пока она закончит заниматься. Мне жарко, я весь потный и чертовски злой. Я думаю о том, как отомстить, и прежде всего, верну ей машину без капли бензина.
Засовывая ключи в карман, я начинаю спускаться обратно. Несколько раз поскальзываюсь и приземляюсь на пятую точку. Благодаря Киаре у меня завтра утром будет больше, чем один синяк.
Я чувствую мимолетное чувство жалости к этому чуваку — Туку за то, что ему постоянно приходится с ней возиться, но затем решаю, что они заслуживают друг друга. Мои мысли переносятся к Дестини. Если бы она была одна на этой горе, я бы ни за что не выпустил ее из поля зрения. Я бы постарался быть ее рыцарем в блестящих доспехах. Черт, я бы на руках принес ее на эту гору, если бы она того пожелала.
И хоть Киара не моя девушка, и никогда ею не будет, я не могу просто оставить ее. Я знаю, что тут водятся медведи. Что если один из них нападет на нее? Она что, серьезно думала, что я оставлю ее или это просто тест, чтобы проверить насколько я хороший парень?
Ей не везет, потому что я совсем не хороший парень.
Я продолжаю скатываться вниз по горе. Как только я думаю, что нашел тропу, я оказываюсь в тупике или у чертового обрыва.
Я хватаю камень и запускаю его подальше. Затем еще один. И еще. Я слышу, как они отскакивают от камней внизу и это немного облегчает мое раздражение.
Я стягиваю футболку, вытираю пот со лба и засовываю ее в задний карман джинсов.
Я точно больше не в Мексике. Никто из тех, кого я знаю, не забираются в чертовы горы, чтобы заниматься. Вот если бы целью данного похода было накуриться или напиться, я бы это понял.
Я начинаю карабкаться обратно, проклиная свои не подходящие кроссовки, Алекса, mi'amá, и Киару, и практически всех кого я когда-либо встречал.
— Ты loco, chica, [53] — кричу я, перелезая через камень, скрывающий ее любимое место.— Серьезно, ты считаешь, я следовал сюда за тобой только для того, чтобы ты могла кинуть мне ключи от своей машины, и я бы ушел?
— Я не просила тебя следовать за мной, — говорит она.
— Как будто у меня был выбор.
— Мы сссвободны решать за себя.
— Ага, у меня отобрали свободу в тот момент, как я ступил на тот самолет в Колорадо.
Я сажусь на землю лицом к ней. Киара продолжает делать записи. Мы пришли сюда вместе, и мы уйдем отсюда вместе. Мне это не нравится, но на данный момент я не вижу другого выхода. Несколько раз она поднимает глаза и ловит меня пялящимся на нее. Я собираюсь выбить ее из колеи. Может, если я ее достану, она захочет вернуться.
Но пять минут спустя я понимаю, что моя стратегия не работает.
Время сменить тактику.
— Хочешь замутить?
— С кем? — спрашивает она, не поднимая головы.
— Со мной.
Она поднимает взгляд от книги ровно настолько, чтобы оглядеть меня с ног до головы.
— Нет, спасибо, — говорит она и возвращается к своему занятию.
Она шутит.
Она, должно быть, шутит, так?
— Это из-за того pendejo[54] , Тука?
— Нет. Потому что мне не нужны объедки Медисон.
Подождите-ка. Un. Momento.[55] Меня раньше по-всякому называли, но…
— Ты называешь меня объедками?
— Ага. К тому же Тук отлично целуется. Мне бы не хотелось, чтобы ты выработал комплекс после того, как не сможешь с ним сравниться.
У того чувака почти нет губ.
— Хочешь, поспорим?
Я что угодно, но не объедки. После того, как мы переехали в Мексику, и Дестини рассталась со мной, я только и делал, что менял девчонок. Черт, если захочу, я книжку могу написать о том, как целоваться.
Я наклоняюсь к Киаре и получаю небольшое удовлетворение, когда слышу, как сбивается ее дыхание и замечаю, что ее карандаш перестал двигаться. Она не двигается, пока мои губы приближаются к тому месту, чуть ниже правой мочки ее уха. Я протягиваю левую руку и дотрагиваюсь большим пальцем до нежной кожи пониже ее левого уха, пока мои губы практически дотрагиваются ее шеи. Она точно чувствует мое горячее дыхание на ее обнаженной коже.
Она едва заметно наклоняет голову, давая мне больше доступа. Я не уверен, что она даже понимает, что делает это. Я замираю. Она издает еле слышный стон, но я не поддаюсь. Она точно на взводе. Ей это нравится. И она хочет большего. Но я сдерживаюсь… объедки, ага, конечно.
Но проблема в том, что я не готов к тому, как она пахнет. Обычно девчонки пахнут уж слишком сильно цветами или ванилью, но не Киара, от нее исходит легкий сладковатый запах малины, который ужасно меня возбуждает. И пока мой мозг говорит мне, что я флиртую с ней просто, чтобы что-то доказать, мое тело хочет сыграть в «покажи мне свои дерзкие места и я покажу тебе свои».
— Ммможешь ппподвинуться? — говорит она. Она может и пытается скрыть за маской свою реакцию на мою близость, но ее слова выдают ее. — Я пытаюсь заниматься, а ты закрываешь мне солнце, — шепчет она. Я предполагаю, что она не заикается, когда разговаривает шепотом.
— Мы в тени под деревом, — говорю я, но все же отстраняюсь, потому что мне самому нужно остыть и взять себя в руки.
Я опираюсь спиной на камень, острые края впиваются в мою голую спину. Я сгибаю одну ногу в колене и принимаю расслабленное положение, хоть я и далек от того, чтобы быть расслабленным. Пока я пытаюсь принять удобное положение, Киара все еще сидит под этим чертовым деревом и делает домашку. Она совершенно не потеет и выглядит абсолютно спокойной. И я не знаю, если мне жарко от того, что только что произошло, или не произошло между нами. Или это от дурацкой погоды. Вы могли бы подумать, что я привык к жаре в Мексике, но я родился в Чикаго и провел там большую часть своей жизни. Лето там жаркое и влажное, но оно длится всего несколько месяцев.
Мои внутренности бурлят. Мое сердце колотится, как бешеное и в воздух наполнен энергией, которой не было до того, как я наклонился ближе к ней.
Что происходит? Должно быть, высота ударила мне в голову. Мне нужно сменить тему и быстро, и отвести разговор от чего-либо сексуального.
— Так что за дела с твоим заиканием? — спрашиваю я.