Мое сердце колотится в груди от страха и шока. Карлос протискивается мимо меня и наклоняется над раковиной.
— Закрой дверь, — говорит он, издавая стон от боли, сплевывая кровь. — Я не хочу, чтобы твои родители меня видели.
Я запираю дверь и подхожу к нему.
— Что произошло?
— Мне надрали задницу.
— Это я вижу. — Я хватаю полотенце с крючка и мочу его под краном. — Кто это сделал?
— Ты не хочешь это знать.
Он поласкает рот, затем смотрит на себя в зеркало.
Его разбитая губа все еще кровоточит, а левый глаз заплыл. Судя по тому, как он опирается на раковину, я только представить могу, как выглядит все его тело.
— Я думаю, что тебе надо пойти в больницу, — говорю ему я. — И позвонить в полицию.
Он поворачивается ко мне и кривится от боли, ему очевидно больно двигаться.
— Никакой больницы. Никакой полиции, — говорит он. — Утром мне станет лучше.
— Ты не веришь в это, — когда он снова кривится, я чувствую его боль, как будто она моя собственная. — Садись, — говорю я, показывая на край ванной. — Я помогу тебе.
Карлос, должно быть настолько же эмоционально вымотан, насколько же, как и физически, потому что он садится на край ванны и не двигается, пока я снова мочу полотенце и нежно вытираю кровь с его губ, которые только вчера улыбались, когда я его целовала. Сейчас они не улыбаются.
Я осторожно промокаю его открытые порезы, до боли чувствуя, насколько близко мы сейчас друг к другу. Он останавливает мою руку, когда я провожу полотенцем по его опухшему лицу.
— Спасибо, — говорит он, когда я смотрю в его грустные глаза.
Мне нужно прервать этот интенсивный взгляд, поэтому я снова мочу и выжимаю полотенце. —
Я только надеюсь, что второй парень выглядит хуже.
Он издает тихий смешок.
— Их было пятеро. И все они выглядят лучше меня, хоть я и пытался это изменить в начале. Ты бы мной гордилась.
— Я сомневаюсь. Это ты начал это?
— Я не помню.
Пятеро? Я боюсь даже спрашивать про подробности, потому что меня мутит от одного взгляда на его раны. Но я хочу знать, что с ним случилось. На раковине лежит конверт. Я поднимаю его и замечаю, выглядывающие из него деньги. Стодолларовые купюры. И их много. Я показываю это Карлосу.
— Это твое? — спрашиваю я осторожно.
— Типа того.
Миллион различных сценариев того, как Карлос достал деньги, прокручивается у меня в голове. Среди них нет ни одного хорошего, но сейчас не время пилить его о том, почему и зачем он носит с собой кучу наличных. Его избили, и вполне возможно мне стоит настоять на походе в больницу.
Я поднимаю вверх палец.
— Следи глазами за моим пальцем. Я хочу удостовериться, что у тебя нет сотрясения мозга.
Я внимательно слежу за его зрачками, когда он следует за моим пальцем. Все выглядит нормально, но то, что он беспрекословно следует каждому моему слову, пугает меня. Я чувствовала бы себя лучше, если бы его осмотрел профессионал.
— Сними футболку, — говорю ему я, пока роюсь в ящичке с таблетками в поисках Тайленола.
— Зачем, ты хочешь закончить то, что мы начали вчера?
— Не смешно, Карлос.
— Ты права. Но предупреждаю, если я подниму руку выше головы, я, возможно, потеряю сознание. Мой бок меня просто убивает.
Зная, что его футболка и так уже разорвана и испорчена, я достаю ножницы из одного из ящиков и разрезаю футболку спереди.
— Как закончишь, можно я сделаю то же самое с твоей? — шутит он.
Я пытаюсь вести себя, как будто мы просто друзья, но он продолжает делать все эти намеки, что приводит меня в замешательство.
— Я думала, ты не хочешь отношений.
— Я и не хочу. Я хочу забыть о боли, и возможность, увидеть тебя голой, может помочь.
— Вот, — говорю я, втискивая ему в руки Тайленол и стаканчик с водой.
— Есть что посильнее?
— Нет, но я уверена, если бы ты позволил отвезти себя в больницу, там бы могли дать тебе что-нибудь посильнее.
Не отвечая, он откидывает голову назад и проглатывает таблетки. Я стаскиваю с него обрывки футболки и пытаюсь не ахать, когда осматриваю его раны. Я замечала раньше несколько старых шрамов на его теле, но то, что сделали на его груди и спине сегодня просто ужасно.
— Я и раньше бывал в драках, — говорит он мне, как будто это могло заставить меня чувствовать себя лучше.
— Может тебе стоит совсем их избегать, — предлагаю я, нежно протирая его спину и грудь. — У тебя порезы и синяки на спине, — говорю я. От вида каждой отметины мне хочется плакать.
— Я знаю, я чувствую каждый из них.
Закончив вытирать кровь, я делаю шаг назад. Он пытается улыбнуться, но его губа настолько опухла, что улыбка получается кривоватой.
— Я выгляжу лучше?
Я мотаю головой.
— Знаешь, ты не сможешь это скрыть от моих родителей. Один взгляд на тебя и они станут задавать вопросы.
— Я не хочу об этом думать. По крайней мере, не сейчас. — Он поднимается, хватается за живот и рычит от боли. — Я иду в кровать. Зайди ко мне утром, чтобы проверить, жив ли я еще.
Карлос поднимает свою футболку и конверт, заходит к себе в комнату и падает на кровать. Когда он поднимает взгляд, он замечает, что я последовала за ним.
— Я сказал тебе спасибо?
— Несколько раз.
— Хорошо. Потому что я признателен, хоть и редко это говорю.
Я накрываю его избитое тело одеялом.
— Я знаю.
Я начинаю уходить из комнаты, но слышу, как он начинает паниковать и его дыхание сбиваться. Он тянется ко мне.
— Не уходи. Пожалуйста.
Я сажусь рядом с ним на кровати, думая о том, боится ли он оставаться один или это что-то другое. Он просовывает руку мне под ногу и кладет голову на колено.
— Мне нужно тебя защитить, — говорит он мягко.
— От кого?
— El Diablo[75] .
— El Diablo. Кто это?
— Все очень запутано.
Что это значит?
— Постарайся отдохнуть, — говорю я.
— Я не могу. Все мое тело болит.
— Я знаю. — Я нежно провожу по его руке, которая меня обвивает, пока его дыхание не становится более размеренным. — Как бы мне хотелось тебе помочь, — шепчу я.
— Ты мне помогаешь, — мямлит он мне в колено. — Только не оставляй меня, ладно? Все меня оставляют.
Как только я смогу улизнуть из его комнаты, я собираюсь позвонить Алексу и рассказать ему и моему отцу, что произошло. Я знаю, что Карлос меня не поблагодарит за это. Он будет очень сильно разозлен.