Кира так громко хлопает дверью своей комнаты, что грохот сотрясает не только второй этаж, но и первый.
Вздрагиваю, бросая взгляд на лестницу, по которой только что с психами пробежала моя дочка, прежде чем демонстративно скрыться в своей комнате.
Краем глаза замечаю, что Антон заходит в гостевую комнату, до этого пробормотав что-то вроде: “оставлю вас наедине”. Видимо, теперь сын мужа в ней живет.
“Мне больше нет в этой квартире места”, — мысль, промелькнувшая в голове, отдается резью в груди.
Приходится потереть саднящее место, прежде чем понимаю, что ко мне в голову лезет всякий бред. Я же все равно не собиралась возвращаться. Какая разница есть ли мне место в квартире, которая пятнадцать лет была моим домом, или его нет?
— Выпьешь? — голос Славы врывается в мой заполненный попытками себя уговорить, что все хорошо и это же был мой выбор, разум.
— Нет, — мотаю головой. Заодно пытаюсь из нее выбросить все ненужное. — Ты же знаешь, я не люблю, — разворачиваюсь к мужу, который возиться на кухне.
Его мощная фигура кажется еще больше в приглушенном освещении, исходящем от ламп под навесными шкафчиками. Я и не заметила, когда Слава снял пиджак и бросил его на один из барных стульев. Он даже успел закатать рукава в то время, пока я смотрела в спину обиженной дочери.
— Ты права, сегодня точно не надо, — бормочет себе под нос муж. — Завтра нас обоих ждет еще один сложный день, — опирается ладонями на столешницу. Пару секунд стоит, просто свесив голову, после чего трет шею и оглядывается через плечо. — Чаю? — он заглядывает мне в глаза, а мое сердце пропускает удар от открытости его взгляда.
Обычно Слава прекрасно скрывает эмоции. Хочет казаться сильным, несгибаемым. Но не сегодня. Сегодня я прекрасно вижу, как сильно он измотан.
Едва удается подавить порыв подойти к мужу и просто обнять, как делала раньше, когда видела, что Славе тяжело. Видимо, привычка играет немалую роль в моей жизни, потому что мне буквально приходится заставлять себя стоять на месте.
— Д…да, — выдавливаю из себя. — Можно… чаю, — сглатываю ком, образовавшийся в горле.
Взгляда от мужа не отвожу, он тоже не отрываясь смотрит на меня. Не знаю, сколько мы вот так стоим, не прерывая зрительного контакта.
Сердце, которое, по идеи, должно биться ровно, разгоняется до невозможности. Дыхание застревает в груди, а внутри что-то обрывается.
Кажется, еще немного, и я сорвусь в пропасть. Но не знаю, бросится ли Слава за мной, чтобы поймать и вытащить на берег. Или будет смотреть, как я разбиваюсь о скалы.
Поэтому вместо того, чтобы снова довериться мужу, я делаю шаг назад.
От Славы это, конечно же, не скрывается. Печальная улыбка трогает его губы и тут же исчезает.
— Садись, — муж указывает побродоком на один из барных стульев, после чего отворачивается.
Щелкает по выключателю на чайнике и снова упирается руками в столешницу. Только на этот раз голову не опускает, а просто смотрит в стену перед собой.
Мне же приходится сделать над собой невероятное усилие, прежде чем получается втянуть в себя воздух. Легкие горят от долго отсутствия кислорода. Но я все равно делаю несколько коротких вдохов и шумных выдохов, прежде чем отталкиваюсь от пола и направляюсь к барной стойке.
— Я поговорю еще раз с Кирой, когда она успокоится, — тихо, даже немного равнодушно произносит муж, стоит мне забраться на стул.
— Это не поможет, — стало локти на стол, переплетаю пальцы и кладу лоб на ладони. — Кира — подросток. Ей кажется, что она знает лучше, как правильно поступать, — прикрываю глаза, давая себе расслабиться.
— Кире немало годиков. Она уже должна научиться отличать плохое от хорошего, — гневные нотки проскальзывают в голосе мужа. — Наша дочь не имеет никакого права обращаться с тобой так, будто ты главная предательница на свете!
За закрытыми веками рисуется картина, что Слава еще больше напрягается, а мышцы бугрятся под плотной тканью его белой рубашки. Но я не открываю глаз, чтобы проверить верно ли мое предположение.
— С ее стороны, мое поведение так и выглядит, — хмыкаю. — Ты же сам сказал во время моего ухода, что я ее бросаю, — в груди до сих пор печет, стоит вспомнить это заявление мужа.
— Я идиот! — рявкает Слава и резко замолкает. Пытается взять себя в руки? — Прости, я не должен был ничего такого говорить. Просто не придумал ничего лучше, что могло задержать тебя рядом.
Раздается какое-то шуршали, а уже через мгновение чувствую жар, разливающийся по лицу. Не сомневаюсь, Слава вперивает в меня свой пронзительный взгляд. Но все также сижу с закрытыми глазами. Так почему-то проще.
— Мне кажется, Кира нужно дать время. Она постепенно отойдет и поймет, какой путь для нее верный, — перевожу тему. Не очень хочу говорить о “нас”. — Меня куда больше Светлана волнует, и ее “дружба” с нашей дочерью.
Угроза бывшей жены мужа все еще звенит то в моих ушах.
Стоило жестоким словам слететь с губ женщины, как она тут же поправилась скрыться. Вот только Слава ее перехватил за плечо. Но видимо, Светлана была готова к такому раскладу, потому что истошно закричала: “Спасите, помогите!”.
Муж отпустил ее, скорее, от неожиданности. Но женщина моментально воспользовалась возможностью и понеслась к выходу как ошалелая. Не забывая напоследок бросить на меня победный взгляд.
Дальше нас ждала долгая молчаливая дорога домой, где я надеялась поговорить с Кирой. Но дочка выбрала тактику игнорирования не только меня, но и своего отца.
Поэтому похоже наш разговор переносится на неопределенный срок.
— Не переживай, я со Светой сам разберусь, — явная угроза прослеживается в голосе мужа.
Не выдерживаю, распахиваю веки и нахожу наполненный предвкушением взгляд Славы.
— Что ты собираешься делать? — произношу как-то совсем тихо.
Ой не нравится, мне этот блеск в глазах мужа. Совсем не нравится.
— Ничего особенного, — Слава небрежно пожимает плечами. Слишком небрежно. — Но Света поплатится за то, что все эти годы выносила мозг Антону. И тогда ей точно будет не до общения с Кирой.
Напряжение буквально звенит в воздухе. Оно оседает на коже, заставляя ее покалывать так сильно, будто тысячи крошечных иголок впиваются в меня. Сердце начинает биться чаще, дыхание становится поверхностным.
Снова попадаю в ловушку глаз Славы. Его взгляд, такой пронзительный и тяжелый, приковывает меня к месту. В глазах мужа вижу смесь из печали, боли и чего-то еще, чего не могу понять. Чего-то, что заставляет мое сердце сжиматься.
— Мил, — произносит он, его голос звучит низко и хрипло, — возвращайся домой, — делает шаг ко мне.
Не замечаю, как слетаю с барного стула.
— Что? Нет! Я не для этого приехала! — выпиливаю.
— Знаю… знаю, — Слава снова трет шею, но на этот раз не пытается приблизиться. — Просто, — заглядывает мне в глаза, — я скучаю по тебя. Очень, — признается едва слышно. — И понимаю, что тебе нужно время. Не переживай, я дам тебе его столько, сколько потребуется, — в его голосе отчетливо слышится искренность. — Но может, ты останешься хотя бы сегодня? Как знак доброй воли? Как знак, что я не стучусь в закрытые ворота? Как знак, что я не испортил между нами все окончательно?
Это отчаяние проскальзывает в его голосе? Судя по печальным глазам, да, оно. Сердце болезненно сжимается, а я словно прирастаю к полу, не в силах пошевелиться.
— Пожалуйста, останься, — шепчет Слава. В его едва слышных словах столько надежды, что я чувствую, как слезы снова подступают к глазам.
Смотрю на мужа, чувствуя, как внутри меня разрываются две силы: одна тянет меня к нему, к нашему прошлому, к тому, что когда-то было таким теплым и настоящим. Другая — отталкивает, напоминая о боли, о предательстве, о том, как легко все может снова рухнуть.
Не знаю, что мне делать.
Не знаю.
Не знаю…