Предатель. Ты солгал всем

Глава 13

Я стою у дверей квартиры Веры, где сейчас живет Анатолий… и не решаюсь позвонить. Каждый раз, когда моя рука тянется к звонку, внутренний голос кричит: “Остановись! Он не стоит твоего унижения!”. Но потом я вспоминаю бледное лицо Кирилла на допросе, его дрожащие руки в наручниках, и страх за сына пересиливает гордость.

Наконец я нажимаю на кнопку. Через минуту дверь открывается, и на пороге появляется Анатолий. Выглядит он... странно. Домашняя одежда, всклокоченные волосы, помятое со сна лицо. Таким я его не видела уже много лет. С тех пор, как он стал успешным бизнесменом и начал тщательно следить за своим внешним видом.

— Ксюша? — его голос звучит удивленно и настороженно. — Что ты здесь делаешь?

— Нам нужно поговорить, — я стараюсь, чтобы мой тон был спокойным и твердым. — Это важно. Пустишь?

Он медлит пару секунд, потом нехотя отступает в сторону, пропуская меня. Я прохожу в квартиру, осматриваюсь. Обычная берлога… немытая посуда в раковине, разбросанные вещи, пустые бутылки на столе. Неужели так быстро опустился без моей заботы?

— Я слушаю, — Анатолий усаживается в кресло и смотрит на меня выжидающе. — Что случилось?

Я набираю воздуха в грудь. Сейчас мне понадобится вся моя выдержка.

— Толя, наш сын в беде. Ему грозит тюрьма.

Анатолий хмурится:

— Это из — за той дурацкой выходки с Верой? Она в больнице. Сотрясение, амнезия...

— Да. Но еще... — я запинаюсь, слова даются с трудом. — Еще у него нашли запрещенные вещества в крови. Толя, Кирилл принимает какую — то дрянь. И если Вера не вспомнит, что произошло, если откажется от показаний... Сын может сесть за решетку. На несколько лет.

Повисает тяжелая пауза. Я вижу, как меняется лицо Анатолия… удивление, шок, гнев, растерянность сменяют друг друга.

— Этого не может быть, — наконец произносит он. — Кирилл не наркоман. Он всегда был хорошим мальчиком.

“Был” — это слово режет слух. Как будто наш сын уже в прошлом.

— Я тоже не могла поверить, — мой голос дрожит. — Но факты... Анализы не лгут. И эта агрессия... Господи, как я могла проглядеть?

— Действительно, Ксения, как ты могла? — внезапно резко говорит Анатолий. В его тоне столько яда, что я вздрагиваю. — Ты же у нас идеальная мать. Всегда все под контролем. А сына в наркоманы пустила!

Я задыхаюсь от возмущения. Он смеет меня обвинять?!

— А ты? Ты вообще помнишь, что у тебя есть сын? Когда ты последний раз с ним разговаривал, интересовался его жизнью?

— Я работал, обеспечивал семью! — он почти кричит. — А ты должна была следить за детьми! Вот до чего ты довела — сын фиг знает что употребляет, дочь вообще от рук отбилась... не хочет со мной разговаривать!

— Не смей так говорить об Алине! — я вскакиваю, руки сжимаются в кулаки. Меня трясет от гнева. — Наша дочь — умница и красавица! А твой уход стал для нее страшным ударом!

— Да неужели? Только поэтому она ни разу не попыталась со мной связаться? — Анатолий тоже встает, нависает надо мной. — Признай, Ксения, это ты настроила детей против меня! Ты всегда меня ненавидела!

— Ненавидела? — я задыхаюсь. Не могу поверить, что он говорит это. — Я любила тебя больше жизни! Я посвятила тебе лучшие годы! А ты... Ты предал меня. Предал нас всех.

В горле встает ком, слезы подступают к глазам. Но я не дам им пролиться. Не сейчас.

Анатолий отворачивается, плечи его поникли. Будто из него разом выпустили весь воздух.

— Уходи, Ксюша, — глухо говорит он. — Я не могу тебе помочь. Разбирайся сама. Это твоя вина. Ты довела сына. Тебе и решать.

Меня будто окатывают ледяной водой. Его слова — как пощечина. Нет, хуже. Как нож в спину. От самого близкого человека.

— Ты... ты сволочь, Толя, — выдыхаю я. Слезы все — таки прорываются, текут по щекам. — Какая же ты сволочь!

Я разворачиваюсь и почти бегу к двери. Мне нужно уйти отсюда. Сейчас же. Иначе я задохнусь.

Уже на улице меня накрывает осознание. Он не поможет. Анатолий окончательно вычеркнул нас из своей жизни. Теперь я одна. Совсем одна перед лицом всех бед.

Телефон звонит, когда я в полубессознательном состоянии плетусь к метро. Номер Кирилла. Сердце замирает.

— Алло! Кирилл, сынок, что случилось?

— Мам... — его голос какой — то потухший, безжизненный. — Меня отпускают. Пока. Под подписку. До выяснения.

— Это же... Это же хорошо? — я боюсь поверить в лучшее. — Значит не будет суда? Тюрьмы?

— Если Вера очнется. Если вспомнит. А если нет... — он судорожно вздыхает. — Мне конец, мам. Никто не поверит, что я не хотел. С моими — то анализами...

У меня подгибаются ноги. Я опускаюсь на ближайшую скамейку. Голова идет кругом.

— Кирюша, милый, все будет хорошо, — бормочу я, еле шевеля непослушными губами. — Мы справимся. Мы обязательно справимся...

Но сама не верю в свои слова. В голове только одна мысль. Вера должна очнуться. Должна все вспомнить. Иначе моему мальчику конец.

Иначе нам всем конец.