Глава 4
Прошла неделя с тех пор, как Анатолий ушел из дома. Неделя, которая казалась мне одновременно мгновением и вечностью. Я жила на автопилоте: готовила завтраки для детей, убирала в доме, ходила на работу, отвечала на сообщения коллег, даже умудрялась поддерживать какие-то разговоры. Но внутри была пустота, будто душу вынули и оставили только оболочку, которая механически выполняла привычные действия.
Маша вернулась с медового месяца и, конечно, сразу заметила, что что-то не так. Дмитрий, её новоиспеченный муж, деликатно оставил нас наедине, и я рассказала ей всё. В её глазах отразилось сначала недоверие, потом шок, а затем гнев.
— Как он мог? — воскликнула она, сжимая кулаки. — Как они оба могли? На моей свадьбе!
Я взяла её за руки и мягко сказала:
— Не вини себя за то, что не заметила. Я сама ничего не замечала три года.
Маша покачала головой, глаза её заблестели от слёз:
— Я просто не могу поверить... Папа всегда был для меня... он всегда говорил о верности, о том, что семья — это главное... А теперь...
Я обняла дочь, и мы сидим так, держась друг за друга, пока она тихо плакала у меня на плече. Странно, но в тот момент я чувствовала себя сильнее. Сильнее, чем за всю эту неделю, когда я пыталась справиться со своей болью в одиночку.
— Я поговорю с ним, — сказала наконец Маша, отстраняясь и вытирая слёзы. — Он должен вернуться. Должен всё исправить.
— Нет, — я покачала головой. — Это наши с ним отношения, Маша. Ты не должна вмешиваться. Он всё равно твой отец, и я не хочу, чтобы ты оказалась между нами.
— Но мам! Он не может так просто...
— Может, — перебила я её. — Он уже сделал это. И сейчас мне нужно время, чтобы решить, что дальше.
Маша внимательно посмотрела на меня и вдруг произнесла:
— Знаешь, я всегда думала, что вы с папой — идеальная пара. Я мечтала о таких же отношениях, как у вас.
Её слова были как соль на рану. Я тоже так думала. Я строила наш брак, нашу семью все эти годы, веря, что создаю что-то прочное и настоящее.
— Прости, мама, — сказала Маша, заметив выражение моего лица. — Я не должна была...
— Всё в порядке, — я попыталась улыбнуться. — Жизнь просто оказалась сложнее, чем мы думали. Но мы справимся. Главное, чтобы у тебя с Димой всё было хорошо.
После ухода Маши я почувствовала странное облегчение. Она знает правду, и мне не пришлось выставлять Анатолия в ужасном свете. Она сама всё поняла. Кирилл и Алина тоже знали, и хотя они реагировали по-разному, в целом они держались лучше, чем я опасалась. Кирилл был молчалив и замкнут, но это было его обычное состояние в последние годы. Алина больше плакала, но потом как-то собралась и даже стала помогать мне с домашними делами больше, чем раньше.
В общем, мы медленно, но верно привыкаем к новой реальности. К жизни без Анатолия.
Я как раз размышляла об этом, помешивая рагу для ужина, когда зазвонил телефон. Номер не определился, и я почему-то сразу почувствовала тревогу. Обычно неизвестные номера… это либо спам, либо неприятности.
— Алло?
— Ксения? Это Ольга, — голос соседки звучал странно взволнованно. — Ты дома?
— Да, готовлю ужин. Что-то случилось?
— Я... не знаю, как сказать... В общем, я сегодя видела Толю. Он приезжал за оставшимися вещами.
— И? — я не понимала, почему это должно меня волновать. Мы договорились, что он заберёт остальное, когда я буду на работе, чтобы избежать новой встречи.
— Он был не один, — в голосе Ольги звучало сочувствие. — Он был с Верой. И они... они грузили вещи в её машину.
Я замерла, чувствуя, как что-то холодное и тяжёлое оседает в животе.
— Ты уверена?
— Да, конечно. Я хорошо знаю Веру. Она даже поздоровалась, представляешь? Как ни в чём не бывало. Я сделала вид, что спешу, и прошла мимо, но потом смотрела из окна. Они уехали вместе.
Я молчала, не зная, что сказать. В голове крутилась только одна мысль: “Он переехал к ней. Так быстро. Даже недели не прошло”.
— Ксения? Ты там? Прости, если я... может, не нужно было говорить? — голос Ольги звучал обеспокоенно.
— Нет-нет, ты правильно сделала, — я наконец пришла в себя. — Спасибо, что сказала. Я... я должна была знать.
После разговора я выключила плиту, оставив недоготовленное рагу, и вышла на задний двор. Мне нужен был свежий воздух. Нужно было подумать.
Итак, Анатолий не просто ушёл от меня. Он сразу же переехал к Вере. Не к брату, как говорил. К Вере. Это значило, что он уже принял решение. В отличие от меня, ему не требовалось “время подумать”. Он выбрал. Выбрал не меня. Не нашу семью. Не двадцать пять лет совместной жизни.
Странно, но я не чувствовала новой волны боли. Может быть, я уже исчерпала лимит страданий за эту неделю. Может быть, где-то глубоко внутри я уже знала, что всё так и будет. Что он не боролся за наш брак не потому, что давал мне пространство, а потому что не видел в этом смысла. Потому что уже сделал выбор.
Я села на садовую скамейку и уставилась на куст роз, который мы с Анатолием посадили пять лет назад, в двадцатую годовщину свадьбы. Тогда он сказал: “Эти розы будут расти вместе с нашей любовью”. Какая ирония. Розы всё ещё цвели, а нашей любви больше не существовало.
Я достала телефон и набрала номер Анатолия. Он ответил почти сразу, голос звучал настороженно:
— Ксюш? Что-то случилось?
— Ты переехал к Вере, — сказала я без предисловий.
Пауза. Длинная, тяжёлая пауза.
— Кто тебе сказал? — наконец спросил он.
— Какая разница? Это правда? — мой голос звучал удивительно спокойно.
Ещё одна пауза, затем вздох:
— Да. Я собирался сказать тебе... Не хотел причинять ещё больше боли.
Я невольно рассмеялась, и смех вышел горьким:
— О, ты всегда так заботишься о моих чувствах, Толя. Только почему-то всегда после того, как разбиваешь мне сердце.
— Ксюш, послушай...
— Нет, это ты послушай, — перебила я его. — Ты солгал мне. Опять. Сказал, что будешь у брата. Что тебе нужно время подумать. А сам сразу побежал к ней. Ты даже не пытался бороться за наш брак, Толя. Даже не пытался.
— Я думал, ты не хочешь, чтобы я боролся, — в его голосе прозвучала нотка защиты. — - Ты сказала, что не можешь меня видеть.
— И это всё, что тебе было нужно? Первое препятствие… и ты сразу сдался? Двадцать пять лет брака, трое детей, вся наша жизнь… и ты просто уходишь к другой женщине, даже не попытавшись всё исправить?
Анатолий вздохнул:
— Я не знаю, что сказать, Ксюш. Я запутался. Я... — он замолчал на мгновение, будто подбирая слова. — Я знаю, что поступил ужасно. Знаю, что причинил тебе боль. Но... я не могу просто так всё забыть и вернуться. У нас с Верой... это не просто интрижка.
Каждое его слово было как удар ножом. Не просто интрижка. Значит, он действительно любит её. Любит достаточно сильно, чтобы бросить семью, чтобы рискнуть отношениями с детьми, чтобы перечеркнуть всё, что было между нами.
— Я понимаю, — сказала я, хотя на самом деле ничего не понимала. Как можно было нас предать? Как можно было так легко отказаться от всего, что мы строили вместе? — Что ж, спасибо за честность. Хотя бы сейчас.
— Ксюш, дети... — начал он.
— Я не буду настраивать их против тебя, если ты об этом, — ответила я сухо. — Ты всё ещё их отец. Но ты сам должен объяснить им, почему выбрал Веру вместо семьи. Я не буду делать это за тебя.
— Понимаю. Я... поговорю с ними. Спасибо.
В его голосе звучит благодарность, и меня внезапно захлестнула волна ярости. Он ещё смеет благодарить меня? После всего, что сделал?
— Не благодари меня, Толя, — сказала я, едва сдерживая гнев. — Я делаю это не для тебя. Для них. А теперь извини, но мне нужно идти. Ужин сам себя не приготовит.
Я повесила трубку, не дожидаясь его ответа. Руки дрожали, сердце колотилось где-то в горле. Мне хотелось кричать, хотелось разбить что-нибудь, хотелось выплеснуть всю эту боль и ярость наружу. Но вместо этого я глубоко вдохнула, сосчитала до десяти и вернулась в дом. Рагу нужно было доготовить. Детей нужно было накормить. Жизнь продолжалась, даже если моё сердце было разбито.
Уже у двери я бросила последний взгляд на розовый куст. Одна из роз начала увядать, её лепестки опадали один за другим. Странно, но это зрелище принесло мне какое-то мрачное удовлетворение. По крайней мере, теперь цветы соответствовали реальности нашего брака.