Я просыпаюсь от ощущения пустоты рядом. Насти нет в кровати. В доме тихо, только слабый аромат кофе тянется из кухни. За окном ещё темно, но город уже начинает просыпаться — где-то вдалеке слышится приглушённый гул машин, уличные фонари мерцают в предрассветной дымке. Я встаю, лениво потягиваясь, умываюсь, собираюсь в привычном неторопливом темпе и вхожу в кухню, даже не задумываясь, что меня может ждать. Вчерашний вечер должен был что-то изменить, но похоже, что ничего не изменилось.
На кухне меня встречает завтрак. Кофе, тосты, нарезанные фрукты. Всё, как обычно. Как будто все так, как и должно быть.
Настя сидит за столом, спокойно потягивая кофе. На ней привычная домашняя одежда, волосы собраны в небрежный пучок. Всё, как обычно. И я останавливаюсь на секунду, изучая её. Она выглядит так, словно ничего не произошло, словно вчера не узнала, что у меня есть другая женщина и ребёнок.
Я присаживаюсь напротив, бросая на неё быстрый взгляд. Она могла бы быть красивее, если бы старалась. Немного косметики, другая укладка, более дорогая одежда, и она могла бы выглядеть как женщины моего круга. Но это не её стиль. Да и зачем? Эта женщина не для того, чтобы блистать. Она для того, чтобы быть.
Я всегда знал, что Настя — не тот тип женщины, которой можно хвастаться. Она не гламурная кукла, не эффектная светская львица, которой бы гордились мои родители, не та, кто ловит на себе восхищённые взгляды в элитных ресторанах. Но она удобная. Никогда не требовала дорогих подарков, не просила большего, чем я был готов дать, не требовала постоянного внимания. Она молчала, когда нужно было молчать, и слушалась, когда я говорил, как должно быть. Это было ценно.
И, конечно, она была хороша в постели. Я не скажу, что это было главным, но это было важно. Приятный бонус к её послушности, её терпимости, её способности быть фоном для моей жизни. И именно это удерживало меня рядом с ней, даже когда я начал искать что-то ещё.
Развод? Нет, это слишком сложная тема. Он испортит мне репутацию, вызовет ненужный интерес. А мне не нужно привлекать внимание. Да и зачем разводиться, если можно иметь и то, и другое? Настя была моим стабильным тылом, а другая семья — тем, что должен иметь любой мужчина моего уровня. Это естественно.
Ту самую женщину «на стороне» зовут Ирина. Мы познакомились на работе, в одном из наших филиалов. Она была новой сотрудницей отдела маркетинга — яркая, амбициозная, с острым языком и дерзкой улыбкой. Такая не похожая на Настю. Ирина требовала внимания, комплиментов, подарков, она хотела, чтобы я её замечал. И я замечал. Она была вызовом, игрой, азартом, чем-то свежим, чем-то таким, что мне не хватало в спокойной, предсказуемой жизни с Настей.
Но я не ушёл к ней. Никогда и не собирался. Ирина — это страсть, удовольствие, но не стабильность. Она никогда не смогла бы быть моей женой, никогда бы не понимала меня так, как Настя. Ей всегда нужно было слишком многого, а я не привык, чтобы от меня чего-то требовали. Настя никогда ничего не требовала.
Когда Ирина забеременела, я мог бы решить этот вопрос. Деньги, связи — это не проблема. Но я оставил ребёнка. Тимофей был моим сыном. Моим наследником. Настя не могла дать мне детей, и мне нужен был ребёнок. Я не хотел усыновлять — чужая кровь мне ни к чему. Искусственное оплодотворение? Нет, это ещё хуже. Мне нужен был естественный, биологический наследник, продолжение меня, а не какой-то там ребёнок из пробирки. По крайней мере, это хотя бы устраивало моих родителей, в противовес тому, что я взял в жены бракованную девицу.
Помню день, когда впервые встретил Настю, до мелочей. Я чуть ли не сбил ее. Она переходила дорогу, не глядя по сторонам, и если бы я не успел затормозить… Но я успел. Она упала, испуганно распахнула глаза, но не закричала, не разрыдалась, как большинство девушек. Она просто смотрела. Спокойно, немного упрямо. Тогда это зацепило меня. Я предложил подвезти её до университета, потому что мне стало интересно. И когда она сидела рядом, молчала, и я украдкой смотрел на неё. Она была другой, не такой, как девчонки из моего круга, не той, кого можно было покорить банальными методами. Грубоватая, закрытая, словно все в этом мире было ей враждебно. Но в то же время в ней было что-то дикое, необузданное. Мне захотелось приручить её. Я не думал, что это зайдёт так далеко.
А затем я узнал, откуда она и кто её родители. Алкоголики. Нищие. Жалкие люди, которые не могли дать ей ничего, кроме собственного позора. Меня воротило от этого. Я ненавидел таких, презирал, считал их отбросами, которые не заслуживают ни уважения, ни помощи. Я ненавидел, что Настя выросла в такой семье. Но она никогда не жаловалась. Она просто молчала, как всегда.
Я сделал её своей женой, потому что так было правильно. Потому что я забочусь о тех, кого приручил. Потому что после аварии я должен был взять на себя ответственность. Я знал, что родители будут против, знал, что Настю никогда не примут в нашем кругу, но мне было всё равно. Тогда я чувствовал себя виноватым за ту ночь, за тот поворот, за её тело, покалеченное из-за меня. Я заглушил вину правильным поступком.
Сначала это даже казалось правильным выбором. Настя была идеальной женой. Верной, преданной, послушной. Но время шло, а мне становилось скучно. И тогда появилась Ирина.
Смотрю на неё сейчас, на её спокойное лицо, на то, как она молча наблюдает за мной. Внутри что-то щёлкает. Я должен был вчера выиграть. Она должна была взорваться, закричать, выбросить тарелки в стену, хлопнуть дверью, но она просто сидит, как будто ничего не изменилось. Как будто она уже приняла всё.
Я беру чашку, делая глоток кофе.
— Вчера вышло довольно неловко, — говорю я, изучая её лицо.
Она поднимает на меня глаза и слегка наклоняет голову.
— Правда?
— Да. Я думал, ты устроишь мне сцену.
Она усмехается.
— А зачем? Ты же прав.
Я замираю, прищуриваясь. Она что, издевается?
— Что?
— Ты прав, — повторяет она мягко. — У меня есть всё. Мне не о чем беспокоиться.
Я не доверяю этой реакции. Где слёзы? Где обвинения? Где ненависть в глазах?
Почему она так спокойна?
Я наклоняюсь ближе, ловя её взгляд.
— Я дал тебе лучшую жизнь, Настя. Это нужно понимать. Но я не хочу, чтобы ты думала, что не нужна мне.
Она кивает, не моргая.
— Конечно.
И почему мне кажется, что она врёт?
Я откидываюсь на спинку стула и медленно провожу языком по зубам. Она ведёт себя слишком… странно.
Я должен был победить вчера. Она должна была сломаться. Но вместо этого Настя сидит передо мной, с той же непонятной уверенностью. И это раздражает.
Встаю, бросая на неё последний взгляд.
— Я поеду в офис. Вернусь поздно.
— Конечно, — кивает она, снова поднося чашку к губам.
Задерживаюсь в дверях, чувствуя внутри непонятное беспокойство. Но ведь это Настя. Она не способна на что-то большее. Все под контролем.
Правда?