Такси тормозит у банкомата, и я спокойно выхожу, прижимая к себе сумку. Время поджимает, но спешка в таком деле только станет помехой. Счёт на экране быстро уменьшается, купюры выскакивают одна за другой. В пальцах дрожь, но я не могу сказать, от чего именно — от злости, адреналина или осознания, что назад пути больше нет.
Слишком поздно.
Позволяю себе ещё одну короткую передышку в хостеле, который так удачно нахожу неподалеку от банкомата. Здесь я всего на пару минут, чтобы оставить вещи, но администратор смотрит на меня с едва скрытым недоумением. Она явно не привыкла видеть постояльцев в нарядных платьях и на каблуках, особенно тех, кто заказывает самый дешёвый одноместный номер.
Я встречаю её взгляд, но ничего не объясняю. Мне и не нужно этого делать.
Через пятнадцать минут я снова в такси, глядя в окно. Опоздание — мелочь. Я не тороплюсь. Я хочу, чтобы всё было идеально.
Подъезжаю, уже когда стрелки часов приближаются к 15:20. Чуть позже, чем планировалось, но это даже к лучшему. Я беру себя в руки, делаю глубокий вдох. Спокойствие. Уверенность. Лёгкая улыбка.
Артём должен увидеть меня именно такой.
Я вхожу внутрь и сразу вижу их.
Мой “дорожащий” супруг сидит за столом с родителями, его спина напряжена, пальцы стиснуты. Глаза бегают по ресторану — он ждал не их. Он не был готов к этому.
Но не произносит ни слова. Просто потому что… не может.
Как Артем объяснит это? Что скажет, если его мать прямо сейчас спросит, почему её сын, её гордость, сидит здесь, нервно проверяя время? Почему в его глазах неуверенность, раздражение, замешательство? Почему в его кармане вибрирует телефон, но он даже не пытается ответить?
Я улыбаюсь, неторопливо направляясь к ним. Ловлю его взгляд.
Он знает. Понимает, что это моих рук дело.
Я вижу, как в его глазах вспыхивает ярость, прежде чем он успевает её спрятать. Но скрываться слишком поздно. Я успела это заметить.
Родители Артёма выглядят совсем не так, как сын.
Анна Викторовна, в своём идеально сидящем костюме, сложила руки на столе, слегка вскинув бровь. Возле нее лежит тот самый оплаченный из нашего общего счета букет роз. Ну, надеюсь, хоть здесь Артем не оплошал и выкрутился достойно.
Вячеслав Павлович же, отец Артёма, молчаливый, суровый мужчина, отчего-то старательно отводит взгляд. Они явно удивлены моему внешнему виду, но довольны. Ведь они пока еще не знают, что именно я задумала.
— Настя, — голос Анны Викторовны сух, почти презрителен, но наигранно дружелюбен. — Как мило, что ты нас устроила нашу встречу в этом чудесном месте. Но заставлять себя ждать…
Я улыбаюсь, не теряя контроль над голосом.
— Пробки, Анна Викторовна, пробки. Ничего с ними не поделаешь. А насчёт приглашения… Как же я могла не пригласить семью, по которой так скучал мой муж? Вы — самое дорогое, что у него есть.
Я не смотрю на Артёма. Только чувствую, как он сверлит меня взглядом, и мысленно ликую. Не ожидал такой подставы, да, дорогой? Так это ещё цветочки…
Я сажусь на свободный стул, все так же лучезарно улыбаясь и утыкаюсь взглядом в меню. Что бы заказать напоследок? Дорогого французского вина? Какую-нибудь экзотическую рыбу?
Анна Викторовна что-то недовольно фыркает, явно не впечатлённая моим ответом, но внешне остаётся собранной. Она на мгновение переводит взгляд на Артёма, словно ожидая, что он всё-таки скажет хоть слово. Но тот молчит.
О, какой знакомый взгляд. Сжатая челюсть, напряжённые плечи. Он не привык к тому, что его загоняют в угол. Не привык терять контроль.
Тем лучше.
Я с удовольствием рассматриваю меню, давая ему возможность попробовать найти выход. Вижу, как он бросает косой взгляд на родителей, потом на меня, потом снова на телефон, который он так и не решился вытащить из кармана.
Ждёшь, да?
Ждёшь, когда она появится, чтобы встать и пойти ей навстречу, не зная, что именно будет дальше.
Но знаешь, что самое интересное, милый? Я тоже жду.
Плавно перевожу взгляд к официанту, который терпеливо ожидает мой заказ, делаю вид, что мучительно выбираю.
— Знаете, мне, наверное, бокал “Шато Марго”. И устрицы. Да, непременно устрицы.
Официант кивает и переводит взгляд на Артёма, который, кажется, забыл, как говорить.
— А вы уже определились с заказом?
Он едва заметно дёргается и моргает. Медленно, будто его вытянули из параллельной реальности, где всё ещё есть шанс всё исправить. Но шанса нет.
— Воды, — выдавливает Артём.
Я не удерживаюсь от усмешки.
Воды?
Ты можешь хоть попытаться выглядеть расслабленно, муженёк? Или хотя бы не настолько явно выдавать свою нервозность?
Анна Викторовна, к моему удовлетворению, тоже не упускает момент.
— Сынок, что с тобой? — её голос режет, как нож. Она даже слегка наклоняется вперёд, словно пытаясь понять, что с её чадом не так.
И вот теперь он точно зажат. Вариантов у него почти нет. Либо сказать родителям, что всё это — большая ошибка, и признать, что он не контролирует ситуацию. Либо сделать вид, что всё идёт по плану.
Я вижу, как он борется с собой.
Сказать что-то? Взять меня за руку под столом и сжать до боли, как он делал раньше, когда я была непослушной? Уйти? Разбить что-то, потому что его охватывает злость, но он не может её выразить?
О, нет, ты не уйдёшь, милый. Ты будешь сидеть здесь. Ты будешь смотреть, как рушится твоя идеальная жизнь.
А потом дверь ресторана открывается. Я слышу лёгкий звон колокольчика на входе, но не оборачиваюсь. Я подозреваю, кто это.
Чувствую, как замерзает воздух в комнате. Как пальцы Артёма сжимаются в кулак. Как Вячеслав Павлович вдруг резко поднимает голову. Как Анна Викторовна медленно оборачивается, а её бровь медленно взлетает вверх.
Я жду. И наконец, поворачиваюсь. Прямо у нашего столика стоит она. Та самая Ира.
Смотрю на неё внимательно, не скрывая интереса. Она не такая, как я представляла. В моих мыслях Ирина должна была быть чем-то безупречным — глянцевой, холёной, с холодной, непроницаемой красотой, той, что внушает трепет. Но она другая.
Высокая, но не модельного роста. Худощавая, с острыми скулами и тонкими губами, которые сейчас плотно сжаты, будто она только что прикусила язык. Длинные русые волосы собраны в низкий, слегка небрежный хвост, но видно, что укладка сделана в салоне. Дорогие серёжки, аккуратный макияж, идеально сидящее платье, подчёркивающее фигуру.
Она эффектная. Не кукольная красотка, но есть в ней что-то… жизненное. Настоящее. Тот тип женщины, которая умеет смотреть прямо в глаза и не боится тишины.
А сейчас она боится. Я это вижу.
Артём тоже видит. Он наконец шевелится, будто кто-то разорвал невидимую сеть, сковывающую его движения. Но он не встаёт, не делает резких движений. Боится, что выдаст себя.
Мальчик на её руках — маленький, хрупкий. Светловолосый, с пухлыми щёчками, в джинсах и аккуратной рубашке, будто его наряд подбирали специально для похода в ресторан. Он держит в руках воздушный шарик — голубой, с забавными рисунками.
И я замечаю то, от чего внутри всё холодеет. Глаза. Они у него точь-в-точь как у Артёма.
Этот факт бьёт по мне сильнее, чем что-либо. Я не могу отвести взгляд. Это не ошибка, не домыслы. Это правда.
Ребёнок не понимает, что происходит. Он смотрит вокруг, сжимая шарик, потом переводит взгляд на Артёма и улыбается.
— Папа!
Тишина становится невыносимой.
Я слышу, как Анна Викторовна резко втягивает воздух. Вижу, как Вячеслав Павлович медленно, очень медленно выпрямляется в кресле. Артём и вовсе как будто не дышит.
А я… в очередной раз улыбаюсь.
— Ой, извините, а вы что-то хотели?
Ирина моргает, явно не зная, что сказать.
Я наслаждаюсь этим мгновением. Она не понимает, кто я. Не знает, что я — жена.
Но Артём-то все понимает.
И я жду. Хочу услышать, что он скажет. Как он выпутается? Как все это объяснит?
Но Артём молчит. Его губы сжаты в тонкую линию, пальцы белеют от напряжения, но он не делает ничего.
И это уже не просто интересный спектакль. Это становится глупым, до абсурда нелепым.
Я поднимаюсь из-за стола, протягиваю руку вперёд, ощущая странное, даже болезненное удовольствие от происходящего.
— Анастасия, жена Артёма. Очень приятно.
Теперь и Ирина понимает.
Она медленно, почти судорожно переводит взгляд с меня на Артёма, потом снова на меня.
В её глазах нет привычного для женщин высокомерия, нет ни злости, ни триумфа. Только растерянность.
— Ты… жена? — её голос дрожит.
— А ты кто? — мой тон остаётся дружелюбным, но в глазах пустота. — Вас Тёма тоже сюда пригласил?
Артём, не выдержав, резко поднимается на ноги.
— Настя, хватит.
Я медленно поворачиваюсь к нему, поднимаю бровь.
— Что хватит? — голос остаётся лёгким, даже ленивым. — Я же не устраиваю скандал, милый. Просто пытаюсь быть вежливой, знакомясь с твоими…
— Заткнись, Насть, — его голос срывается в глухой рык, и на миг мне даже кажется, что он ударит меня. — Хватит устраивать цирк.
Машинально закрываю рот. Долбанные инстинкты!
Но не успеваю разозлиться на себя, потому что вдруг совершенно внезапно вмешивается его отец.
— Да что же это не вовремя? — его голос звучит насмешливо, почти весело. — Вы присаживайтесь. Устраивайтесь. Артём, ну ты даёшь. Скрывать от нас с твоей мамой внука? Я-то думал, зачем ты матери цветы принёс, никогда же не дарил. А тут на тебе. Ещё и пакеты эти.
Он кивает на подарочные пакеты, что стоят под столом.
Я замечаю, как Анна Викторовна краснеет. Не уязвлённо. Разгневанно. Она ведь обожает все контролировать до мелочей, чему и научила сына. А теперь ее взгляд в кои-то веки не направлен на меня. Только на Артёма.
Он же сжимает зубы так сильно, что я слышу хруст.
— Нет, мы всё-таки, наверное, пойдём, — растерянно бормочет Ирина, явно понимая, что здесь она не вписывается.
— Да нет, оставайтесь, — тут же в противовес произношу я, понимая, что если меня сейчас выставят виноватой, план пойдёт коту под хвост. — Не портите сыну праздник.
Я перевожу взгляд на мальчика.
— Тебя как зовут?
Он смущается, но отвечает.
— Тима.
— Какое красивое имя.
Мне больно. Такой замечательный малыш. Какого у меня никогда не будет. Из-за Артёма.
Ирина не знает, что сказать. Она не смотрит на меня, не смотрит на Артёма. Эта женщина не понимает, что сейчас делать. А я по-прежнему улыбаюсь.
— Но… — её голос дрожит.
— Хорошего вечера вам, — я нарочито мягко смотрю на родителей Артёма. — Чрезвычайно рада была с вами повидаться напоследок, Анна Викторовна и Вячеслав Павлович.
Я делаю шаг назад, обводя их всех оценивающим взглядом.
— Принимайте новую невестку.
И разворачиваюсь, уже не заботясь о том, что происходит за моей спиной.
Жалею только об одном — что не успела выпить вина и попробовать устрицы. Но, впрочем, невелика потеря.
— Настя, если ты сделаешь ещё шаг, то домой можешь не возвращаться.
Я останавливаюсь. Но не из-за слов Артема. Из-за холода в его голосе. Кидаю взгляд на него из полоборота.
Он стоит, глядя на меня, глаза пустые, разгневанные.
— Ты всё ещё моя жена.
— Правда? — я хмыкаю. — Что-то ты поздно об этом вспомнил.
Все. Больше оставаться здесь смысла нет. Теперь моя роль — второпланова.
К счастью, моё внимание привлекает официант, спешащий к нашему столику. Как кстати в его руках мой заказ.
Я перехватываю его взгляд, мило улыбаюсь.
— Прошу завернуть с собой.
А следом мило добавляю:
— Вместо бокала — бутылку.
Краем глаза замечаю, как лицо Артёма мрачнеет ещё больше. Но никак не поясняю свои действия.
Я разворачиваюсь, направляясь к выходу. Мне изменили. Формально выгнали из дома. Гулять так гулять.
За всё же платит пока еще “любимый” муж.