Больное видение Галины Ивановны

Ларисочка умерла много лет назад. Утонула девочка… Откуда она сейчас взялась. Здесь, в этом доме. Может, за матерью пришла? Вот сидит на стуле. Что же это такое? Только появится Зоя, так и встает перед глазами маленькая Лариса. Знать, не дает больная совесть покоя до сих пор за тот страшный эпизод, когда Галина жаловалась Богу, что не забрал к себе Андрея и Зою, когда хотела сама убить детей, их отца и мать. Так было и первый раз: приехала Зоя с детьми, Шурочка бежала и кричала: «Бабушка», — а следом бежала Ларисочка, тоже кричала: «Бабушка!» Даже косичка такая же светлая моталась из стороны в сторону, только банта пышного не было у Ларисы, не любила их девочка банты.

— Ты не внучка, — вырвалось у Галины Ивановны, — ты не внучка мне…

А дальше в голове полный туман. Защемило сердце. Из последних сил держалась Галина Ивановна. Что говорила, и не помнит. А Зоя обиделась. Не поняла, что совсем плохо было пожилой женщине. Забрала всех: и внуков, и Владислава — и уехала. И Ларисочка с ней уехала, больное видение Галины Ивановны. Перед глазами больной женщины опять встало бледное личико плачущей девочки за стеклом машины. Зоя обиделась, не идет к свекрови, не пойдет к ней и Галина Ивановна. А она просто боится и очень хочет одновременно опять увидеть свою светловолосую дочку Ларису, утонувшую много лет назад.

Сидящая на стуле девочка осторожно погладила по руке Галину Ивановну. Ручка была теплая, мягкая.

— А ведь это живая девочка, — подумала Галина Ивановна. — У неё такая теплая ручонка, ласковая, как у Ларисочки, когда она подлизывалась, выпрашивала что-нибудь, она также гладила мать…

— Вам очень плохо? — тихо спросила девочка.

Даже голос был похож. Галина Ивановна заставила открыть себя глаза. Долго молчала и смотрела на девочку. Нет, это не Ларисочка. Теперь пожилая женщина видела это. Это не больное видение матери. Это живая, настоящая девочка. Но как похожа! Светлые волосики, косички, голубые, как у отца, глаза. Дочка! Лариса!

— Лариса, дочка, — тихо сказала Галина Ивановна. — Ты пришла за мной? За своей мамой? Тебе без меня плохо?

— Вы что, бабушка, я Ксюша, — рассудительно ответила девочка. — Я дочь Зои Наумовой. А мой папа Владислав, ваш сын. Значит, я — внучка ваша. И совсем не дочка. А вы моя баба Галя. Папа сказал, что вы на самом деле добрая. Просто с вами что-то случилось, поэтому вы не хотели меня видеть. А потом сами расстроились из-за этого. Вы не расстраивайтесь. Я уже все забыла. А то вы расстраиваетесь, и у вас из-за этого сердечко болит…

Да, Лариса так не умела говорить. Она была озорница, все больше смеялась. Это другая девочка. Это дочь Зои. А как говорит хорошо! Все знает!

Галина Ивановна жадно её рассматривала. Какие внимательные глазки. Смотрят сейчас строго, серьезно. Нет, не очень-то она похожа на Ларису, когда внимательнее присмотришься. Но все же есть что-то общее, а так совсем разные.

— Вам больно? — спросил ребенок.

Личико девочки сострадательно наморщилось. В её голоске было столько жалости, столько сочувствия, что Галине Ивановне стало себя жалко.

— Нет, уже не больно. Просто мне очень плохо, — пожилая женщина была готова расплакаться.

— Ничего, сейчас пройдет, — сказала Ксюша голосом опытной сиделки. — Вы полежите и все пройдет. Знаете, когда умер мой папа Антон, мне так было плохо. Я тоже долго болела. Все лежала в постельке. Мне совсем не хотелось играть. Знаете, как тошнит от таблеток, они горькие, противные, а уколы такие больные. Мама даже плакала вместе со мной, и бабушка Ада плакала. И знаете, за мной приходил мой папа Антон. Мама боялась, что он меня к себе заберет. Ну, это значит, что я тоже умру. (Галина Ивановна вздрогнула при этих словах, запоздало испугавшись, что эта девочка, так похожая на покойную дочку, могла уйти навечно в небытие). А потом к нам пришел новый папа, ваш сын, Владик, он один раз ночью взял и прогнал папу Антона, — словоохотливо поясняла Ксения, довольная тем, что у неё появился благодарный внимательный слушатель. — Правда, правда, я сама видела, я все помню, хоть у меня и болело сильно горлышко и голова. Я была такая вся горячая. Ваш Владик взял меня на руки, носил по квартире, а потом сказал: «Уходи отсюда, Антон. Ксюша теперь моя дочка! Не дам я её тебе!» Мама говорит, что я бредила, что такого не было. Это неправда, я все видела сама. И мама потихоньку, пока не было вашего Владика, прогоняла моего папу Антона, тоже уходи от нас, говорила, я не дам тебе Ксюшку. Но папа Антон её не боялся, а папу Владика сразу испугался и ушел. А потом папа Владик стал меня возить купаться на речку и в бассейн. Я перестала болеть. И мама стала веселой. У неё уже были в животе Сашка с Сережкой. Сашка с Сережкой — это были сразу папины сыночки. Я это знаю, правда, правда. Я вот что думаю, что ваш Владик все-таки и мой настоящий папа. Мама говорит, что я фантазерка, а папа Владик смеется и говорит, что я лучше мамы знаю, от кого я родилась. Вот вы бабушка, старше их всех, скажите, кто мой папа? Бабушка Ада старенькая знала все, но я не успела её спросить про папу Владика, он тогда к нам еще не приходил. Но все равно. Сережка с Сашкой уже были у мамы в животике, а папы Владика не было. А он все равно им настоящий папа. Ведь и я могла быть у мамы в животике, а мой папа все равно Владик ваш. Просто он поздно нас нашел. Правильно я говорю, бабушка?

— Правильно, — не удержавшись, улыбнулась Галина, подумав: — От Владьки с Зоей чего угодно можно ждать. Может, где и встречались. Но как девочке хочется, чтобы её отцом был Владька. Хотя, что я такое говорю? А ведь он её и есть отец. Вот почему я вижу мою умершую дочку. Вот почему они так похожи: Ксюша и Ларисочка.

А Ксюша уже говорила о другом:

— Вы, бабушка, не обижайтесь на нас, но вам мы папу не отдадим. Тем более у нас родились братики. Нам папа самим нужен. Тем более мальчишкам. Как мальчишкам без отца расти? Они, знаете, какие вредные, хоть и маленькие, особенно Сашка. Папа с мамой наших братиков назвали Саша и Сережа, потому что у мамы был папа Саша, у папы — Сережа.

— Саша, Сережа, — повторила Галина Ивановна.

— Так что папа обязательно будет жить с нами.

— А Шурочка?

— Что Шурочка? — не поняла Ксюша.

— Шурочку тоже не отдадите?

— Ну что вы? — Ксюша была безмерна удивлена. — Как же мы без Шурочки? Мы же семья. Нельзя детей из семьи отдавать. Шурочку уже хотела взять тетя Оля. Сестра её мамы Беллы. Папа не дал. Шурочка, знаете, как плакала, боялась, что её увезут от нас, пряталась от тети Оли. А мама сказала тете Оле: «Вам лучше уехать. Не видите, что с ребенком творится!» И тетя Оля послушалась и уехала. И потом, как же я без сестренки? С кем мне играть? Мальчишки еще маленькие и бестолковые, особенно Сережка, ревет без конца, его Шурочка любит. А Сашка лезет всюду. Но Шурочка и его любит. А меня больше всех любит. Нет, Шурочка наша. Мама ей купила краски и альбом, Шурочка любит рисовать. Она будет художницей, как её мама Белла. Вы знаете, мама говорит, что Шурочку надо отдавать в художественную школу.

— А ты? Тоже любишь рисовать? — Галину Ивановну в настоящий момент больше волновала светловолосая девочка.

— Нет, — сморщилась Ксюша. — Я люблю играть. Но меня музыкой заставят опять заниматься. На пианино играть. Так бабушка Ада хотела. Это она меня стала водить на музыку…. Ой, машина гудит. Это папа с дедушкой приехали. Мама не стала им звонить, сказала: «Пусть отдыхают, сами справимся», — а я позвонила. Мне папа мобильник новый купил. Мне и Шурочке. Вы только маме не говорите, что это я позвонила. Я всегда все папе рассказываю. У нас нет с ним секретов друг от друга. Папа! Папа!

Девочка выбежала.

— Господи, — думала Галина Ивановна. — Вот почему мне привиделась моя бедная Ларисочка. Она была такая же светленькая, как Ксюша. Дочка говорит мне, как я плохо сделала, сама не желая того, оттолкнув ребенка, не принимая Зою. Надо мне успеть благословить их всех. Рассказать всю правду. Перепутались все родственники. Нагрешили мы в молодости, меня пусть Бог и наказывает. А дети пусть хорошо живут. Не сможет Владька без Зойки, не сможет. Как не смог без Инны Сашка. Только когда Зойка успела Ксюшку родить, ведь жили они с Владькой совсем в разных местах, она со своим олигархом в А-ске, Владька вроде в то время уже уехал с Белкой… Не помню, чтобы Владька встречался с Зойкой. Я бы догадалась! По нему догадалась бы. Да и Зойка, по словам Римки, своему олигарху верна была, хорошо жила… Ничего не понимаю…Кроме одного: его дочка Ксюшка, его! Я это точно знаю!

Зоя, увидев, что приехал Владислав с отцом, решила сначала вернуться домой. Малыши вредничали, капризничали. Влад зашел к матери, убедился, что все в порядке, стал заводить машину, чтобы увезти Зою и детей.

— Может, останешься, Владик? — предложила Зоя. — Не нравится мне вид Галины Ивановны. А еще лучше её положить в больницу. Направление на столе лежит. С сердцем не шутят. Надо бы давление померить еще…

Они пошли в дом, чтобы попробовать еще раз уговорить Галину Ивановну лечь в больницу. Зое еще больше не понравился вид женщины, её больные глаза, как у отчима, когда он умирал. Ему тоже вроде лучше стало, а ночью умер…

— Нет, — прервала Зою свекровь, когда заговорили о больнице. — Я останусь дома. А Владька с тобой пусть домой едет. Нечего шляться по другим домам, если завел жену и кучу детей. Зоя! А где мальчики? Я так их и не видела толком. Покажи мне их, пожалуйста.

— Во дворе они, с девочками. Я сейчас!

Женщина принесла детей.

— Посади мальчиков на кровать ко мне. Я немного их понянчу.

Зоя усадила малышей на край софы. Более подвижный и энергичный Саша сразу полез и пытался потрогать глаза у бабушки, второй, более тихий, Сережа, настороженно смотрел. Личико его скривилось, он заплакал. Влад тут же его подхватил, прижал к себе, малыш успокоился на руках отца. Галина Ивановна поцеловала Сашу, потом сопротивляющегося Сережу, удовлетворенно сказала, что они оба в отца, вылитые Владька, и откинулась на подушки:

— Все! Идите домой!

Владислав забрал детей и пошел в машину. Следом тут же побежала Шурочка. Ксюша стояла рядом с матерью.

— Ты иди, Зоя, — сказала Галина Ивановна. — Не переживай. Я, пожалуй, соглашусь на больницу. Что-то опять колет в левом боку, и рука болит. Без вас меня заберут. Сережа вызовет скорую помощь. Я тебя понимаю, тебе трудно. Четверо детей — не шутка. Да близнецы совсем маленькие. Устаешь?

— Устаю, — не стала отпираться женщина.

— Вот и поезжайте. Отец соберет мне вещи в больницу.

— Пусть Владислав с вами останется.

— Нет, — отрубила Галина Ивановна.

Зоя с Ксюшей ушли. Через минуту вернулся Влад, но мать прогнала его. Раскричалась, разнервничалась. Расстроенный мужчина вышел из дома.

— Владик, — Зоя ласково обняла его. — Я уже сама вызвала госпитализацию. В машине подождем.

— Дети есть хотят.

— Ну, орлов наших я покормила. Благо еда всегда с собой, — Зоя показала на свою все еще роскошную грудь. — Девочкам дала денег. Пусть шоколадку и сока купят. Вот палатка стоит недалеко.

Она кивнула на киоск, что был за два дома от них.

Машина скорой помощи подъехала быстро и вовремя. Галине Ивановне к этому времени стало совсем плохо. Укол снял боли, но в больницу её забрали, не слушая никаких возражений.

— Вы не переживайте, — говорила Зоя. — Поставят вас на ноги.

— Отца не бросайте, — отвечала свекровь. — В случае чего заберите к себе. Он не умеет один жить. Сломается…Слышишь, Зоя, отца забери. Тебя прошу!

— Хорошо, хорошо, — кивала Зоя. — Я не оставлю Сергея Петровича.

— Отец, — повернулась к нему Галина Ивановна. — Расскажи им все. Пора! Зоя, принеси детей, хочу еще раз посмотреть на внуков. И девочек приведи. Ксюшу обязательно.

Галина Ивановна поцеловала еще раз капризничающих мальчишек, обняла Шурочку, Ксюшу долго не отпускала, потом позвала сына, что-то сказала. Владислав отмахнулся:

— Мать, не придумывай!

Зоя услышала сказанные в ответ слова Галины Ивановны:

— Дурак ты, Владька, какой дурак. Ведь Ксюша вылитая Ларисочка, как две капли воды… Сам подумай, откуда такое сходство? Чтобы женился на Зойке… Хватит во грехе жить… Отец, принеси икону, надо благословить детей… Сашка мне снился, велел сделать это… Вдруг не успею.

Состояние Галины Ивановны медикам удалось стабилизировать, к утру ей стало получше. Через три дня её перевели из реанимации в больничную палату, разрешили родственникам навестить её.

Владислав с Зоей и детьми поехали к ней в больницу. По пути захватили отца, который замучился без жены со своим кулацким хозяйством. Хорошо, что Римка коров доила и молоком занималась.

Галине Ивановне в этот день разрешили выйти в больничный сквер. Женщина села на скамейку, спрятанную в гуще кустов жимолости от глаз людей, идущих по дорожкам. Ей хотелось побыть одной. Подумать о том, что не сделано, не сказано. Надо просить прощения у Зои. Иначе покойный Александр никогда не простит Галину. Мысли вились и вились каждая своим чередом…

Владислав выгрузил свое большое семейство из машины, вытащил коляску, близнецов посадили в неё, гордый отец повез своих мальчишек, Зоя держала его под руку, девочки взяли за руки дедушку, который души не чаял в своих внучках и внуках, и все благовоспитанно отправились искать бабушку. Кардиологический корпус был последним в больничном городке. По пути раскапризничался Сережа, Саша, наоборот, уснул. А брата его не брали никакие уговоры. Малыш плакал и плакал. Владислав взял сына на руки. День был жаркий. Первой догадалась Шурочка:

— Мама, Сережечка пить хочет, — сказала она. — Видишь, сердится на соску, выплевывает, потому что она пустая. Дай ему водички.

— Ты моя умница, — обрадовалась Зоя. — Конечно, пить хочет наш Сереженька. Где наша бутылочка?

И тут выяснилось, что в машине остались оба пакета: и с добром малышей, и с гостинцами для Галины Ивановны.

— Я принесу, — предложил Сергей Петрович. — Я сейчас быстро схожу. Владь, дай ключи от машины.

— Мы с тобой! Мы с тобой! — закричали девчонки. — Мама! Можно с дедушкой?

— Можно, — улыбнулась Зоя.

— Мы вас вот под тем деревом подождем, — сказал Влад. — К матери все вместе пойдем.

Сережка извивался на его руках, требуя воды. Дедушка с внучками ушел. Зоя свернула с коляской в глубь жимолости.

— Ты чего так спряталась? — удивился Владислав.

— Я Сереже грудь дам. А то всю больницу своим ревом поднимет, — засмеялась женщина, расстегивая блузку.

Внимание Галины Ивановны привлекла красивая пара с маленьким ребенком. За кустами виднелась коляска. Малыш капризничал на руках мужчины. Но вот женщина забрала его, дала грудь. Сразу прекратился требовательный рев. Мужчина присел рядом, быстро оглянувшись, убедился, что никого нет, наклонился и поцеловал грудь женщины. Та засмеялась, что-то сказала. Здесь не было слышно.

— Вот какие счастливые, — без тени зависти подумала Галина Ивановна. — Сашка так никогда не делал, потому что не любил меня. Сережа был намного нежнее, но я отмахивалась порой от него. А Влад? Он своих жен так целовал? Милку бы ни за что не стал.

Галина Ивановна вспомнила её вечно неряшливые, застиранные бюстгальтеры, перекрутившиеся бретельки, полукружья пота под мышками, неприятный запах, что был всегда с этой женщиной.

— Какая я была дура, когда заставила Владьку жениться на ней. Ну родила бы Милка в девках, помогали бы ей. А еще лучше забрали бы себе Леночку, и пусть бы Владька тогда сошелся с Зоей… Ведь у них что-то намечалось… Ведь Зоя полюбила Шурочку, она бы и Леночку любила… — вились сами собой мысли у матери. — Испортила я сыну жизнь, испортила, пусть не всю, но часть её… Где сейчас мои старшие внучки? Леночка и Валюша. Уже большие должны быть девочки. Мать Милки говорила, что та еще одну дочку родила…

Взгляд Галины Ивановны опять упал на красивую элегантную пару. Мужчина, одетый в голубую легкую рубашку и льняные светлые брюки с остро отглаженными стрелками, играл с ребенком, делал вид, что хочет отобрать грудь у малыша. Ребенок невозмутимо сосал, держался за маму ручкой. Женщина, весело улыбаясь, опять что-то сказала, мужчина кивнул головой, обнял её, она прижалась к нему, оба любовались ребенком.

— Счастливые! Сразу видно! Я даже не помню ни одного случая, чтобы Владька обнимал свою Белку, — подумала Галина Ивановна. — Эта неряхой не была, правда, иногда краской пахло от неё. Но всегда чисто одета, со вкусом, Шурочка просто стерильная, хоть и простенько была одета, но некрасиво, это правда. И рисовать внучка не хотела совсем. Какая-то девочка при живой матери всегда несчастная была, боялась всего. Зоя лучше одевает мою внучку. Наряднее и ярче. Косичку отращивают. Девчушка просто расцвела с ней, такая хорошенькая стала, веселая. С сестренкой на пару озорничают, Ксюшка вон у них деловая какая, все расскажет…

Перед внутренним взором Галины Ивановны появилась породистая аристократичная Белла, с холодным равнодушным взглядом больших красивых глаз. Эти глаза точно также смотрели на мужа, на дочь, оживлялись лишь, когда она рисовала…

— Как только Владька ухитрился с ней родить Шурочку. Мне казалось, они и не спят никогда вместе. Абсолютно чужие, абсолютно разные.

Женщина на скамейке покормила малыша, застегнула блузку; ребенок, как видимо, уснул. Она встала, осторожно положила его в коляску. Встал и мужчина, все так же обнял женщину. Его рука, лежащая у неё на плече, поползла вниз, под блузку, ласково провела по груди женщины, сжала её.

— Сейчас она ему выговорит, — решила Галина Ивановна.

Глаза её против воли так и следили за красивой парой.

Но женщина засмеялась, повернула лицо к мужчине, поцеловала его.

— А все-таки хорошо, что Владька сошелся с Зоей, — констатировала Галина Ивановна. — Сын доволен, гладкий стал, ухоженный. Пожаловался как-то на Зою, — мать усмехнулась, — что она заставляет дважды в день менять рубашки. Говорит: у тебя в подчинении женщины, что они обо мне подумают, если к вечеру твоя рубашка весь вид теряет. Правильно Зойка говорит. Владька всегда щеголем был, пока с матерью жил. Это жены ему непутевые попадались, одна неряха, вторая… художница. А Зойка…

— Папа! Мама! — прервали мысли Галины Ивановны детские голоса.

Быстро бежали по дорожке две девочки: Шурочка и Ксюша, за ними спешил Сергей Петрович. В руках Шурочки была детская бутылочка с водой. Бог мой! Как все-таки Ксюша похожа на Ларисочку. Вот также она бежала навстречу отцу, влетая с разбегу в его руки. Любил Сергей дочку, больше жизни любил. Белым весь стал после похорон, поседели мигом его волосы, даже запил. Галина Ивановна не дала ходу этой привычке, удержала мужа от пьянства. Тревожно, словно предупреждая, кольнуло сердце. Девочки подбежали к мужчине и женщине. И тут Галина Ивановна их узнала — пара, за которой она тайком наблюдала, которыми любовалась, были Зоя и Владька. Тут же, уже не скрытая кустом, стояла большая двухместная коляска, в которой спали близнецы.

— Ах ты, Боже мой, детей не узнала, — ахнула мать.

Галине Ивановне стало неудобно, она быстро и неслышно ушла подальше, чтобы не было её видно, быстро села на другую скамейку, где её и нашли первыми девочки.

— Бабушка! Бабушка! — разнесся крик Ксении. — Идите сюда. Не надо в больницу! Здесь наша бабушка.

И девочка побежала к Галине Ивановне. Шурочка предпочла вернуться к Зое.

Галина Ивановна, распахнула руки, чтобы обнять девочку. Словно Ларисочка, бежала светловолосая девчушка к женщине.

— Немного мне осталось, — вдруг ясно поняла женщина, обнимая Ксению. — Скоро я встречусь с дочкой, со своей Ларисочкой…. С Сашкой… С Инной… Скажу им, что все уладила, все рассказала, искупила свои грехи… У них буду просить прощения… Сережу только жаль! Как он будет один? Не сможет. Не дай Боже, опять пить начнет. Надо просить Зою, чтобы взяла к себе отца…

Дети и муж были долго у Галины Ивановны. Та вволю наигралась с упитанными мальчишками. Ей посадили их на руки, но поднимать не разрешили. Выспавшийся Сережа уже не куксился на руках бабушки, только пытался слезть. Малышам хотелось ходить, они делали свои первые шаги, когда их водили. Девочкам все быстро наскучило, они нашли забаву — играли прутиками в большой луже, ночью был сильный дождь. Зоя посмотрела, попросила не мазаться, на что Ксюша сказала:

— Мам, ну мы если только чуть-чуть… — и продолжила гонять щепку по воде, называя её корабликом.

Зоя вздохнула и махнула рукой:

— Ну что с вами делать? Играйте. Выстираю потом ваши платья.

— Дедушка, — позвали вскоре внучки.

Им уже надоела лужа. В голове Ксении появился новый замысел. По пути сюда девочка видела небольшую палатку со всякой всячиной. Сергей Петрович поднялся.

— Все ясно, — констатировала Зоя, — сейчас у деда что-то будут выпрашивать. Он ни за что не откажет.

Точно, дед выслушал Ксюшу, взяв внучек за руки, сказал, что они скоро вернутся, что у них важное дело.

— Он уже всю пенсию на девчонок истратил, — пожаловалась Зоя. — Я на Ксению ругалась, так она теперь Шурочку заставляет просить, знает, что я ничего не скажу. Владь, поговори ты с Ксюшей.

— Зоя, ты и Шурочке бы могла тоже выговорить, — ответил Владислав.

— Нет, Владь, не могу, — сказала женщина, — не получается. Как вспомню её маленькую, испуганную, в больнице… Не могу.

— Вот видишь, мам, жена меня не слушается, — шутливо пожаловался сын. — Все трудное на меня перекладывает.

Галина Ивановна заулыбалась. Жалуется, а в глазах читается: посмотри, какая замечательная у меня жена. Мать прищурилась, потом неожиданно спросила:

— А правду про вас говорят люди, что вы голые по двору бегаете?

— Что? — сын отчаянно смутился.

Зоя, не моргнув и глазом, лукаво произнесла:

— Правда, правда, Галина Ивановна. Пробежались пару раз, и то я одна… Было такое… А кто вам сказал?

Мать Влада молчала.

— Я и так знаю, — смеялась Зоя, — Анька Бычкова. Говорила, Владь, надо ей окна разбить, чтобы не подглядывала.

Галина Ивановна с удовольствием наблюдала за своими взрослыми детьми:

— А ведь любят друг друга, любят. Это видно по каждому слову, жесту. Вот и хорошо.

Вернулись дед и девочки с мороженым. Девочки с наслаждением лизали эскимо. Сергей Петрович нес в руках лакомство для остальных.

— Так, — свела брови Зоя. — У кого-то давно не болело горло.

— Мам, это Шурочка захотела, — тут же выпалила Ксюша.

Зоя замолчала.

— Значит, Шурочка, — строгие глаза отца обратились к дочерям.

Обе опустили головы.

— Владь, это я захотел мороженного, — поспешно сказал Сергей Петрович.

— Шоколадного, — добавила Ксения.

— Вот и купил. А девочки не просили, — улыбнулся дедушка. — Ну не мог же я один его есть. Без них!

— Тю, старый, — вздохнула Галина Ивановна, — ты сладкое никогда не ел…. И сейчас что-то забыл себе купить.

— Просчитался, — развел руками Сергей Петрович и подмигнул Ксюше.

Вот так в незначительных, но в то же время важных разговорах пролетело время. Расстались все в хорошем настроении. И все же Зою не покидала мысль, что вид у Галины Ивановны бледноватый. Все такие же больные глаза. Отрешенные какие-то.

Ночью у женщины наступило резкое ухудшение, к утру Галина Ивановна умерла.

Загрузка...