С момента нашего возвращения прошло всего четыре дня, а казалось, что минула целая вечность, наполненная только страхом и переживаниями. Эймунд занимался со мной почти без перерыва, не позволяя оставаться одной, но как бы ни старалась сосредоточиться на сейде, мысли улетали. Колдун злился и оставлял до позднего вечера у себя дома, подкидывая различные загадки: сварить зелье от несварения живота, смешать мазь для залечивания ран, предсказать будущее при помощи только одного прикосновения. Последнее было сложнее и поразительнее всего: Тьодбьёрг для подобного обряда распивала чашу с тем, кому гадала, а затем пела, погружаясь в транс, и выбрасывала кости с высеченными рунами или же насылала пророческий сон. Эймунд же предлагал ограничиться только одним касанием, чтобы предсказать намёки на ближайшие события.
— Я привыкла видеть сны, а не трогать всех подряд, — огрызнулась я, когда в очередной раз не смогла ничего предсказать. Он подкинул мне чью-ту ржавую филубу, владелица которой умоляла колдуна погадать. — Не получается и всё тут. Не моё.
— Учись.
Вот и весь его ответ. С утра до наступления ночи мы проводили дни, и я почти не видела Вальгарда, который едва ли казался счастливым и спокойным. Переговорить с ним по душам удалось только один раз, в остальное же время брат пропадал с хускарлами, разбирая бумаги и дела отца. Лив по-прежнему жила с нами, но не решилась бросать тренировки и тоже постоянно пропадала, так что дома оставались только трэллы и Кётр с Ауствином, которые приглядывали за хозяйством.
Той ночью Вальгард собственным мечом казнил предателей, а позже сжёг тела вместе с хускарлами и Матсом. Говорить клятвопреступники отказались, нарекая брата ничтожеством и слабаком, что не смог продолжить великое дело Дьярви. Найденная в утренних сумерках стоянка предателей не рассказала ничего: ни вещей, ни даже скудных припасов еды, будто воины готовились умереть. Брат надеялся отыскать там хоть какую-то зацепку, чтобы понять размах паутины и отыскать кукловодов, что теперь пытаются контролировать людей, но наткнулся только на пустоту. Оставалась надежда на Матса, но давить на него Вальгард не хотел — боялся, что лишится единственного помощника среди стаи врагов.
Вести о нападении конунг воспринял спокойно, однако показал истинную ярость, когда прознал про наказание для сына и ударил его родовой печатью, оставляя на щеке Болтуна кривой шрам. Вальгард корил себя, говоря, что не стоило перед воинами так унижать Сигурда, но и пойти против законов не мог: иначе какой из него хэрсир? Да и терпеть подобное поведение Ледышка никогда не стал бы, ведь оскорбление девушки и её чести — непростительная грубость. Харальд решил сам выступить палачом. Публично наказывать Сигурда однако не стали, а привязали к столбу на заднем дворе дома: в том самом саду, что так заботливо выращивала его мать, Болтун получил десять ударов плетью в присутствии Матса и Вальгарда. Как признался брат, он чувствовал себя до невозможности виноватым: не стоило идти на провокации и просто следовало переждать вспышку нрава друга — тогда бы, возможно, удалось избежать всего этого.
Лив полагала, что это она виновата в случившемся и просила прощения у Вальгарда, буквально встав на колени. Однако брат тут же поднял её, запретив вытворять подобное:
— Ты не виновата ни в чём, Лив, — проговорил он, пока я раздумывала над самым удачным способом наказания для Бьёрнсон. Что бы ни говорил брат, она оказалась причастна к случившемуся: Сигурд наверняка затаил ненависть и жаждал мести, уничтожая некогда близкую дружбу между ним и Ледышкой.
Бьёрнсон понимала, что я виню её, и тоже решила извиниться, но толку в этом было мало. Гораздо важнее было бы помирить их и не дарить предателем повод для радости. Однако я даже не знала, что сейчас смогло бы помирить их.
На пятый день после возвращения наконец-то в Виндерхольм прибыли драккары Змеев. Пропустить такое событие мы не могли, а потому вместе с Лив отправились глазеть на Новую пристань. Вальгард стоял рядом с конунгом, подчёркивая свой новый титул, в то время как Сигурд мрачно скрывался позади. Эймунд и вовсе предпочёл проигнорировать прибытие ярла, сказав, что понадобится чуточку позже, но где именно и зачем — конечно, не уточнил.
Приезд Змеев совпал с проведением праздника урожая — Волков день. Отмечали его только на территории Хвивафюльке, чествуя Фрейю и Фрейра, дарующих плодородие и богатый урожай. После восстания Орлов многие голодали и лишились членов семьи, а потому Харальд предложил людям возможность немного отдохнуть и развеяться — тогда впервые и был устроен праздник. Традиционно на него пекли хлеб и пироги с ягодами черники, брусники и клубники, жгли костры до небес и танцевали в свете звёзд, встречая зарю у берега фьорда. Люди начинали заранее готовиться, украшая центральную площадь и дорожку, ведущую к Храму. Вот и сейчас они сновали всюду — видимо, Харальд решил не отказываться от традиций, несмотря на визит предателя-ярла.
Чёрные паруса зловеще развевались на ветру, походя на грозовые тучи, не сулившие ничего хорошего. Ярл вместе со своей женой и двумя дочерями спустился на помост и, перебирая мелкими ножками, дотащил грузное пузо до Харальда, тяжело опускаясь перед ним на колени. Этот толстый и неповоротливый мужчина едва ли походил на свирепого и беспощадного Змея, напоминая больше на червя в гнилой туше. Конунг натянуто улыбнулся и потащил ярла в Храм, откуда потом его должны были доставить в темницы для «дружеского» разговора, как предупреждал Эймунд. Туда-то он и собирался пойти, чтобы помочь добыть сведения из ярла.
Десяток воинов, облачённых в чёрно-серые одежды, спрыгнули на берег и быстро растворились в толпе. Лив пристально смотрела им вслед и хотела чем-то поделиться, как вдруг к нам подлетела Далия. Моя младшая кузина тяжело дышала, лицо её побледнело и осунулось ещё больше. Выгоревшее жёлтое платье едва ли красило девушку, а мешковатый хагенрок добавлял полноты — была бы здесь рядом Идэ, точно цокнула бы, приговаривая, что неблагодарным всегда достаются лучшие вещи, намекая на наши с Лив наряды.
— Астрид! — Далия вцепилась в рукав моего синего платья. — Прошу тебя: помоги! Надежда только на тебя одну!
Лив сомнительно покосилась на неё, видимо, вспоминая мои рассказы о «доброй тётушки и её чудных дочерях». Я сконцентрировалась на сейде, ощущая волнение, грохочущее в душе Далии.
— Допустим, что слушаю, — вырвалась из её хватки, заставляя кузину виновато попятиться.
— Знаю, что мы никогда не ладили, и ты наверняка презираешь меня — заслужила. Однако если сможешь, то прости. Я была глупа, но извинения тебе явно не нужны — в искренность не поверишь, — прошептала она. — Только прошу: выслушай хотя бы. Кроме тебя, мне некому довериться.
— И что нужно сделать? — чутьё не сулило ничего хорошего, однако вид суетливой Далии разжалобил. Её отчаяние раскачивалось в душе из стороны в сторону, норовя утопить округу в панике.
Далия воровато посмотрела по сторонам, словно опасалась слежки, и, схватив нас за рукава платьев, затащила в первую попавшуюся подворотню. Боязливо выглянув за угол, она всунула мне в руку тонкую полоску потрёпанных бус.
— Знаю, выглядят ужасно, но другого ничего нет, — Далия сама не думала скрывать отвращения. — Мама задумала выдать Уллу замуж за бонда с западной стороны, а он ужасный человек. На словах только серебром разбрасывается, но бережёт каждый кусочек и только на эль ему ничего не жалко. Пьянствует до рассвета и избивает своих людей палками. Мы отговаривали родителей, просили найти лучшую партию, однако ты ведь знаешь их, Астрид: если что-то решили, то и удар Мёльнира не переубедит. А Улла… — она замялась, пряча взгляд в подоле одежды. — Она беременна, Астрид.
Лив шокировано охнула, зажимая рот ладонью. Я разжала пальцы, роняя бусы, но Далия их тут же подняла и принялась протягивать их обратно.
— От кого, если не секрет? — тихо поинтересовалась Бьёрнсон.
— Сестра много лет влюблена в одного рыбака, — призналась Далия. — А как прознала про сватовство и беременность, то решила бежать вместе с ним. Вот только мама медлить не желает и хочет устроить им свадьбу через дня два, а потому времени в обрез. Улла задумала бежать завтра на закате.
Момент для побега Улла выбрала правильный: в свете факелов люди будут чествовать богов и веселиться — никто и не заметит сначала, что она сбежала. Однако я не понимала, почему Идэ так жестоко поступала с любимой дочерью, отдавая её замуж без согласия и любви, так ещё решила не медлить и не ждать год от помолвки, давая время паре подумать. Впрочем, тётка никогда не блистала умом.
— Понятно, твоя сестра решила воспользоваться всеобщим весельем, чтобы скрыться, — заключила Лив, на что Далия кивнула. — Но зачем тебе тогда Астрид и эти бусы?
— Это подарок Улле от того самого рыбака. Она носит их постоянно, но сегодня я их стащила у неё, чтобы попросить тебя погадать, — Далия обернулась ко мне, протягивая бусы. — Времени у нас мало знаю, но можешь предсказать судьбу, Астрид? Я боюсь за сестру: бонд — страшный человек. Он убьёт Уллу, если прознает про беременность или поймает её за побегом — позора терпеть не станет. А мама… Она сама её утопит в море, как только поймёт, что Улла ждёт дитя. Мы и так скрываем, как можем, в баню ходим раздельно, но дольше тянуть нельзя: она скоро начнёт поправляться, и что тогда? Поэтому, пожалуйста, Астрид: помоги, подскажи, как лучше быть.
Далия осторожно выглянула за угол и тут же подскочила, хватая меня за руку и зажимая бусы в ладони.
— Я приду завтра к вам на рассвете. Вся надежда на тебя, — бросила она на прощание и ринулась в толпу, догоняя Идэ и тучного мужчину — видимо, того самого жениха.
Лив с сомнением покосилась на украшение, и я бы сама с радостью от него избавилась: было тяжко прикасаться к столь личной и дорогой сердцу вещи, но выбора не осталось. С другой стороны, ничто не мешало выбросить их прямо здесь и забыть про сестру и все её неудачи. Она столько времени издевалась надо мной, а тут я должна была помогать — идеальный шанс, чтобы отомстить. Но отчего-то мне было жаль Уллу.
— Пойдёшь к Эймунду с этой задачкой? — спросила Лив, на что я только пожала плечами: беспокоить его не хотелось, но и моя ошибка могла привести к роковым событиям. — Лучше сходи — ситуация дурная, — озвучила Бьёрнсон мои мысли и едва заметно поправила поясную сумку, в которой скрывался нож.
— Куда собралась? — от неё разило тревогой, соперничающей с решимостью.
— Видела странных людей в чёрных одеждах, что прибыли с ярлом? Это не просто охрана или сопровождение: они или личные люди конунга, или же отъявленные убийцы. Хочу проследить. И не смотри так на меня, — обиженно буркнула Лив. — Я же не совсем дура, чтобы попадаться им или привлекать внимание. Буду осторожна, обещаю. Может, даже повезёт, и я узнаю что-то стоящее?
Не зная, чем ей возразить, мы тут же попрощались, и я двинулась в сторону Старой пристани, надеясь застать Эймунда, но его не оказалось дома. Лишь только Ауствин опустился на моё плечо и громко чирикнул. Где пропадал колдун целыми днями — ещё одна тайна, но он ссылался на дела и помощь Вальгарду, так что, может, отправился и туда. Неловко потоптавшись на месте, я поплелась домой. Бусы обжигали сумку на поясе, но присутствие сокола приободряло, словно утешая и внушая, что всё будет хорошо и переживать не стоило.
Дом встретил теплом и суетой трэллов, которые, как мне казалось, чуточку легче, чем при Дьярви. Однако я могла обманываться, но и спрашивать о подобном — странно. Поэтому обсудив с Этной вопросы о подготовке к завтрашнему празднику и отпустив Ауствина летать, я присела на скамейку и рассыпала по столу рунические камушки, которые мне подарил Эймунд. Надеялась, что они помогут предсказать будущее Уллы. В памяти тут же всплыл недавний урок колдуна о гадании на личных вещах: неужели он знал и готовил меня к подобному повороту судьбы? Или же это было просто совпадением? Хотя разве они могут быть, когда дело касается Эймунда? Он явно знал больше, чем положено простому человеку, и с каждым днём убеждалась в его сверхъестественной природе происхождения. Впрочем, волновало это только меня: остальные даже не заметили в тот день никаких огненных шаров, но зато запомнили, как я оттолкнула врагов силой мысли, не моргнув и глазом. Ледышка признался, что подозревает хускарлов в страхе передо мной — может, это отвадит их нападать и предавать его? Надеялась.
Эймунду хватало одного прикосновения, чтобы прознать всё про людей. Я же заранее готовилась к провалу, а потому раскладывала руны полукольцом, хоть и не верила в успех даже с ними — глупая выходка. Если надеешься на успех, то хотя бы верь в него и прикладывай все силы, Астрид. Выпрямив спину, я собралась и стиснула в руках бусы, закрывая глаза и пытаясь отыскать сейд и почувствовать его. Нити всевозможных оттенков и цветов мерцали повсюду, переливаясь свечением и маня ближе к себе. Я одновременно и слышала происходящее вокруг, и не различала голосов, которые слились в монотонное бормотание. Сейд шептал, искрился и извивался, а от бус исходило бело-красное свечение — странный оттенок. Я стала перебирать бусины меж пальцев, надеясь услышать голос Уллы и ощутить её эмоции, но в ушах упрямо звучало голосом колдуна: «Учись, Астрид, учись». И ведь старалась, но, видимо, недостаточно. Однако так просто сдаваться не хотелось: сжав посильнее в кулаке бусы, призвала все силы и постаралась не думать ни о чём, кроме сияния мира вокруг меня.
— Позволь помочь, позволь, — произнесли синхронно несколько голосов.
Тот самый шёпот, который оставил меня, вновь вернулся. Я никогда не слышала его в присутствии Эймунда, будто он огораживал от него, защищая. И вот он снова: шептал и предлагал руку помощи, как тогда с Тьодбьёрг. Было ли это рукой помощи от сейда или духа-покровителя — я не знала. Любопытство подначивало воспользоваться шансом, но интуиция шептала, что оно того не стоит. Однако жизнь Уллы была в опасности: я чувствовала злое веяние рока от бус, не сулившее ничего хорошего.
— Она умрёт, умрёт, — от шёпота по рукам пошли мурашки. Чутьё не обманывало, предвещая кузине кончину, но слышать приговор было невыносимо страшно. — Увидь, увидь.
Я стиснула сильнее бусы, и словно упала в яму, наполненную видениями: Улла кралась по подворотням при свете факелов, а за руку её вёл юноша, едва старше её. Они боязливо оглядывались и шли к восточным вратам, пока вокруг шумела музыка и звучали барабаны. Их план почти удался, как вдруг в спину рыбака прилетел топор: он замер, стискивая ладонь любимой, глаза его расширились в ужасе, рванный вдох, полшага, и юноша упал, а стальное лезвие сверкало смертью в пляске огня. Улла закричала и побежала, оглядываясь на преследователя — того самого бонда, что тут же вытащил топор из мертвеца и бросился за кузиной. Она рыдала, но сдаваться не собиралась, однако мужчина оказался проворнее: он налетел на неё, ударяя в живот. Улла согнулась, оглушительно крича и падая на колени — боль и кровь разлились в воздухе. Не церемонясь, бонд схватил её за волосы и потащил волом за собой, однако сдаваться она не хотела: брыкалась и извивалась, вырывая пряди из его кулаков, но мерзавцу было всё равно. В отчаянии и полагаясь на удачу, Улла стиснула попавший под руку камень, швыряя его наугад. Бонд заорал, зажимая лицо и отпуская кузину, но лишь на миг. Вырвавшись, Улла бросилась прочь, но топор оборвал её жизнь.
Я судорожно задышала, отбрасывая бусы — слишком жестокая расправа. Пускай она никогда мне не нравилась и дружбы меж нами не было, однако Улла такого не заслуживала: кузина просто мечтала быть счастливой и любимой. И если её и правда коснётся подобная участь, то винить в этом стоит только ублюдка бонда и Идэ, глухую к чужим словам. Но если есть шанс другого исхода, то надо попытаться найти его.
— Мы укажем, укажем, — вновь раздался шёпот нескольких голосов, которые будто тянули ко мне серые и чёрные нити сейда, предлагая их коснуться. Ситуация повторялась: я видела смерть Дьярви и Сигрид, но не смогла спасти их, а теперь Улла. Нет, она спасётся. По крайней мере я попытаюсь сделать всё возможное, и осторожно, боясь всего на свете, протянула руку навстречу пугающим нитям.
Холод и мрак вмиг накрыли меня с головой, будто погружая в бездонное море льда и тумана Хельхейма. Перед глазами пронеслись образы, как Улла выходит замуж за того же самого бонда, отдаётся в первую ночь, а рыбак следует за ними в одал, сказываясь новым рабочим. Мерзавец пьёт, избивает трэллов и измывается над ними, пробуждая в них страшную ненависть и жажду отмщения. Рыбак подначивает каждого, кузина помогает им, сказываясь доброй и милой. И однажды ночью Улла убивает бонда, становясь полноправной хозяйкой одала.
Видение отпустило: значит, чтобы спасти кузину, нужно отговорить её сбегать и, наоборот, выйти замуж за негодяя. Вот только согласится ли она? И как это провернуть? Даже если пойти к ним сейчас, то слушать никто не станет: Далия не просто так оборачивалась постоянно, боясь, что её поймают за разговорами со мной, а тут просто заявиться на порог и объявить о своих видениях — дурная идея. Да и поверил бы мне хоть кто-то — сомневаюсь. От волнения стала расхаживать из угла в угол, привлекая внимание Кётр, которая соскочила со скамейки и принялась ласкаться. Но что волновало сильнее — так это таинственный шёпот, вызывающий столько вопросов, что голова шла кругом. Я оглянулась, примечая всё также нити сейда, но больше не могла разглядеть паутину чёрных и серых оттенков — она испарилась также неожиданно, как и появилась.
В видениях не заметила, как пролетело время: солнце уже склонилось к закату, а тир суетились возле стола, накрывая для ужина. И, видимо, аромат горячей еды оказался столь силён, что привлёк внимание неожиданно вернувшихся Лив и Вальгарда. Они шли, весело болтая и улыбаясь: может, я ошибалась на их счёт, и всё же Бьёрнсон способна надеяться на счастье рядом с братом? В конце концов она не такая уж и плохая. Стоило им минуть порог, как Кётр соскочила с моих рук и стала ластиться теперь уже подле них, мурлыча. Омыв руки и лицо, мы сели ужинать под рассказы Вальгарда о трусливом ярле Змеев, имя которого было столь сложно произносимом, что брат просто окрестил его Червём. Он трясся то ли от дуновения лёгкого бриза, то ли от страха и постоянно заглядывал в глаза Харальда, будто ожидая одобрения или, наоборот, переживая, что ляпнул не того. Жена его оказалась точно такой же, так что ни у кого не осталось сомнений, что эта парочка — лишь условная власть в Ормланде, а истинный правитель — капитан. Тем не менее допросить ярла стоило, и Харальд решил приготовить для него настоящее испытание: вырвать из тёплой постели глубокой ночью и допросить о происходящем. Вальгарду следовало там присутствовать, так что он надеялся отдохнуть пару часов, но Норны решили иначе, и на пороге возник Матс.
— Господин хэрсир, — начал он с порога, подходя ближе и клянясь — видимо, брат всё же снискал его уважение. — Пришло письмо с Утёса: в полдень туда доставили грузы. Ждут ваших указаний.
Вальгард резко умолк, перечитывая записку и протягивая её нам. Мысль о предательстве тут же возникла в голове, и я хотела уже спросить, как брат опередил:
— Ты считаешь, это ловушка?
Матс покачал головой:
— Видар суетится много, как и остальные без должного капитана — могут наделать глупостей. Тем более это дела только местных — о драккарах нет ни слова. Да и потом, сейчас праздник, господин: люди заняты, могут пропустить многое.
От него не веяло холодом, насмешкой или враждой — напротив хускарл действительно переживал. Правда, о том ли — сказать не могла.
— Зато я могу, — за секунду до своего появления проговорил Эймунд в моей голове и резко открыл дверь: — Добрый вечер, господа. Вижу, скучать вам не приходится.
Вальгард молча передал ему записку и устало помассировал виски, закрывая глаза и шумно выдыхая — жизнь не давала ему и минутки на передышку. Лив сочувствующе посмотрела на него, и я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза — точно устрою брату взбучку за то, что так играется чувствами Бьёрнсон.
— И что ты решил? — поинтересовался Эймунд, быстро умывшись, и по-хозяйски уселся за стол, накладывая в чистую тарелку овощей с рыбой и протягивая такую же порцию Матсу. Однако тот решился сесть только после кивка брата.
— Если выехать сейчас, то успеем перехватать и Видара, и его помощников прямо с грузами, — протянул Вальгард, скрещивая руки и прислоняясь к стене. — Две проблемы: первая — мне нужно присутствовать на беседе с ярлом Змей.
Эймунд отмахнулся, прожёвывая:
— Не проблема. Я справлюсь и сам, а с твоего позволения возьму ещё и Астрид с собой: вид молодой девушки, которая может сломать все кости одним щелчком пальцев пугает и притягивает. Что скажите?
Все тут же уставились на меня, а я почувствовала, как вспыхнули щёки — колдун опять измывался и издевался. Даже нормально будущее предсказать не могла, а он хотел взять меня на пытки ярла — прекрасно.
— Думаю, его даже пытать не придётся, — Вальгард хмыкнул. — Там достаточно будет один раз взмахнуть ножом, чтобы он запел соловьём. Однако вид толпы вооружённых воинов с суровыми лицами может здорово его испугать, и он не решится рассказывать, а марать об него руки мало кто захочет.
— Астрид не помешает практика с сотворением видений, а здесь и стимул, и повод хорошие, — пояснил Эймунд. — Не переживай: я буду рядом и не позволю напасть на неё.
Вальгард пристально взглянул на меня, ожидая принять любой ответ, однако предложение Эймунда теперь казалось чуточку интереснее. Вводить человека в заблуждение и насылать на него галлюцинации — это пугающе и интересно одновременно. Я кивнула, и брат чуть покачал головой, но он не осуждал, нет, а поражался и будто бы одобрял, если правильно понимала сейд.
— Так, какая там вторая проблема? — напомнил Эймунд, подмигивая мне: он что, всегда ходит по лезвию ножа и ничто не воспринимает всерьез? Или просто слишком самоуверен?
— Вместе с ярлом прибыли люди, которые называются охраной от конунга, но мы думаем, что это наёмники, — проговорила Лив. — Мне удалось увидеть одного из них на рынке, где он о чём-то шептался с местным рыбаком, а затем они разошлись в разные стороны. Решила проводить рыбака, но он исчез возле той самой дыры в палисаде — след оборвался на поляне, а там мы повстречались с Вальгардом. Больше никого найти не удалось, но всё это ни к добру.
Матс подался вперёд:
— Люди Уббы не стали бы так открыто о себе заявлять, как и приспешники Дьярви. Значит, это от Ролло. Что будем делать, господин?
— Если поедешь сейчас, то успеешь вернуться сюда завтра днём, — Эймунд задумчиво сложил ладони домиком. — Они не рискнут нападать до празднества — невыгодно. А здесь мы постараемся разговорить ярла и попросим Сигурда помочь с разведкой — нужно же ему восстанавливать репутацию.
Вальгард рассмеялся, но как-то зло и колюче.
— У некоторых людей есть поразительная черта: они постоянно получают второй шанс, но и его умудряются упускать. Впрочем, я согласен с твоим предложением. Доверять кому-то, кроме себя, мы не можем. Тогда, Матс, ты останешься здесь и в случае необходимости поможешь Сигурду — это не приказ, а скорее просьба.
Хускарл тут же встал, поклонившись:
— Тогда на водопадах вы доказали, что достойны возложенных почестей. По крайней мере в моих глазах, а потому смело приказывайте — постараюсь не подвести.
— Обещание сладко, когда оно исполняется, — елейно протянул Эймунд, холодно скалясь.
Хускарл кивнул, не поддаваясь на провокацию.
— Я возьму небольшой отряд и выберемся тайком, чтобы никто не заметил, — продолжил Вальгард. — Только нужно доложить, а времени в обрез. Матс, выбери для меня двух людей — думаю, хватит. Астрид, можешь подать свиток? Я оставлю послание для Харальда, а вы передайте его, пожалуйста. Если у конунга возникнут вопросы или претензии, что ж, отвечу позже: сейчас важнее время и реакция.
— Возьми меня с собой, — неожиданно высказалась Лив, вскакивая с места. — Сидеть спокойно здесь я не смогу, а тебе нужны толковые люди. Ты сражался со мной, видел, что умею.
— И прекрасна судьба, когда повторяется в детях, — Эймунд улыбнулся уголками губ, наклоняя голову.
Щёки Лив запылали от смущения, но в душе её буйствовали робость перед Ледышкой и обида на колдуна. Она металась, пытаясь придумать ответ получше, пока Вальгард, прищурившись, размышлял о своём, а пламя очага отражалось в ледяных глазах. Время тянулось медленно, а принятое решение гнало всех прочь из дома. За дверями шуршали будто мыши трэллы, которые ушли на улицу, стоило только прийти Матсу. Не желая больше ждать, я вытащила с полки тёмно-синюю краску и окунула туда пальцы, шепча заговор, как учил Эймунд, и потянулась к брату. Он широко улыбнулся, на миг забывая о печалях и невзгодах, и спустил рубашку, открывая плечо, на которое нанесла уруз. Я выводила узоры, заклиная вернуться и спастись, рисовала агисхьяльм, а затем обернулась к Лив, оставляя на ней такие же татуировки. Она благодарно улыбнулась, однако старалась я не для неё:
— Твоя мать отдала жизнь, пытаясь спасти нашего отца, однако не смей просить уплату долга, иначе я стану твоим личным проклятием.
Лив опешила, ошарашенно проморгалась и затем неуверенно кивнула. Сборы не заняли у них много времени, а Матс обещал управиться быстро и прислать надёжных людей, с которыми им надлежало встретиться за пределами столицы. Этна, прознав про отбытие господина, поспешила в конюшню, чтобы привести лошадей и стала собирать походные сумки, не забывая запихнуть в них еду. Трэллы должны были вывести коней по очереди и окольными тропами, чтобы не попадаться никому на глаза, однако риск присутствовал всегда. На прощание Лив стиснула меня в объятиях, обещая позаботиться о Ледышке, и отошла в сторону, позволяя проститься с братом.
— Постарайся не влипнуть в очередные неприятности, Златовласка, — он щёлкнул меня по носу. — Уверен, что всё пройдёт хорошо, а о тебе есть кому позаботится, но не забывай, что можешь и сама за себя постоять. Ты сильная, Астрид.
— Как и ты, — я стиснула его в объятиях. — Разберись с этим Видаром раз и навсегда, — и, встав на носочки, прошептала: — Ты ведь знаешь, о чувствах Лив, так что не играйся с ней и не рискуй. Её отец тебе не простит. Береги себя, Ледышка.
Вальгард кивнул, и они исчезли в ночи, а мы с Эймундом недолго сидели без дела: стоило только Этне убрать со стола, как на пороге появился гонец и сказал, что нас ждут в доме Харальда. Конунг не стал рисковать и тащить ярла по всему Виндерхольму в темницу, а запер его в подполе Медового зала, вытащив Червя из тёплой постели и нацепив на голову мешок, о чём мы узнали, стоило войти в огромный дом, напоминающий корабль. Высокая покатая крыша удерживалась рядом колонн, искусно украшенных узорами и орнаментами с подвигами Тора. Длинные столы были убраны и оттеснены к стенам вместе со скамейками, а очаги не горели. Лишь только свечи украдкой и медленно лизали тени, придавая зале мрачный вид. Сквозь окно на крыше пробивалась тьма: луна скрылась за облаками. Харальд восседал на троне, подперев лицо кулаком с перстнями, а рядом с ним стояли воины, облачённые в тяжёлые доспехи.
Письму от брата конунг не обрадовался: он стиснул записку в кулаке, а лицо исказила гримаса гнева — правитель привык к подчинению, а не самоволию.
— Значит, вы считаете, что отсутствие времени даёт право каждому действовать по собственному усмотрению и не докладывать мне? — яростно пробасил Харальд, испепеляя нас взглядом.
Эймунд учтиво поклонился:
— Волку не пристало скрываться в тени и царапать брюхом землю, пока рядом свирепствуют враги — Вальгард рассудил так, вспоминая вашу ярость в восстании Орлов. Она ведь и привела вас к победе, разве нет? — Харальд не нашёл, что ответить. — Действовать нужно решительно и быстро, иначе завтрашний вечер встретит нас кровавой ночью.
Конунг долго молчал, а после отдал приказ вышедшему из полумрака воину разбудить Сигурда и снарядить отряд вместе с Матсом по столице, чтобы разузнали и попытались понять, чего стоит ожидать. Нам же он кинул связку ключей и кивнул на приоткрытый люк у одной из колонн, приглашая спуститься вниз.
— Жена этого идиота сейчас беседует с Рангхильд и ей ничего не угрожает, но это пока что. Можете передать ему, — проговорил напоследок конунг.
Эймунд проворно соскочил вниз и опустил свечу, а затем помог и мне, придерживая за талию. Не понимала, куда делось всё волнение и страх, но в душе отчего-то разлился холод. Где-то там Вальгард скакал навстречу предателям и рисковал умереть, а мы с колдуном шли, соприкасаясь руками, по узкому земляному коридору, что спустя сто шагов разросся в просторную залу, разделяющуюся на два прохода. Подле левого нетерпеливо переминался стражник, от которого за версту несло страхом и тревогой: он мечтал убраться отсюда, как можно поскорее, и поглядывал на правый коридор — значит, там была дорога наружу. В подвале дул едва заметный ветерок, чуть перебирающий наши с Эймундом волосы — хорошо, пространство не было замурованным.
Он молча отпер дверь, державшуюся на крепко врезанных в землю столбах, и пригласил войти, оставаясь на посту. На земле в одной нижней рубахе сидел грузный человек, боязливо озираясь — мешок с него так и не сняли. Босые стопы царапали землю, пока он пытался отползти подальше, а руки надёжно связали за спиной. Эймунд поставил свечу на пол и наклонился к Червю, показывая мне держаться в стороне. По пути сюда мы решили, что я буду молча стоять, пытаясь казаться грозной, а колдун будет допрашивать, сказываясь хорошим человеком, и идея выглядела вполне хорошей, пока не стала воплощаться в жизнь. Находиться здесь вообще было не самым лучшим решением. А если вдруг Эймунд решится пытать предателя, смогу оставаться бесстрастной? Я же ничего толком-то и не умею, и о каких видениях могла идти речь — никогда ведь не пробовала. В размышлениях и самобичеваниях споткнулась об дикий, пылающий взгляд Эймунда, и тут же приказала себе собраться: если взял с собой, значит, доверяет или хочет научить.
Резким движением колдун сдёрнул с Червя мешок, опускаясь с ним на один уровень роста. Широкая улыбка, походившая на удавку, растянулась на бледном лице Эймунда: он упивался страхом загнанного человека, который испуганно оглядел нас и протараторил:
— Кто вы? Зачем я здесь? Отпустите немедленно! Вы хоть представляете, кто я? Я ярл Ормланда, защитник земель и клана Змеев, я…
Эймунд цокнул раздражённо языком, выпрямляясь во весь рост и глядя на Червя сверху вниз:
— Ложь и ещё раз ложь. Ты лишь мелкая блоха, чья жизнь ничего не стоит. Твой клан не ринется тебя спасать, потому что ты для них никто. И ты прибыл сюда в надежде сбежать из-под влияния капитана Йоуна Одноглазого, вот только конунг и слышать не желает о таком.
Червь испуганно хлопал глазками. От него разило хладным потом и страхом, что притуплял все инстинкты. Его лихорадило, щёки пылали лавой, но тело дрожало от сковывающего мороза, но все эмоции гасли под натиском животного ужаса — сейд передавал его чувства столь ярко, что даже у меня стали мёрзнуть кончики пальцев.
— Ты ведь знал, что тебя здесь ждёт, — продолжил Эймунд так ласково, будто вразумлял дитя. — Поэтому и хотел сбежать, но позже вас перехватили наёмники конунга и заставили отправиться в Виндерхольм. А дальше… — он вновь прищурился, копаясь в воспоминаниях. — Эти люди в чёрных доспехах — кто они? Они ведь служат Ролло, так? На вас напали и всех воинов конунга убили, поэтому вы задержались?
Червь молчал. Он пытался придумать хоть какую-то легенду, оглядывался, будто в мраке комнаты хранились ответы, но ничего не могло ему помочь.
— Терпение — высшая благодать богов, но вот времени у нас в обрез, — Эймунд обернулся ко мне: — Можешь начинать.
Мужчина испуганно дёрнулся, даже не подозревая, что я сама боялась не меньше. Чего от меня хотел колдун — не понимала. Медленно я приблизилась к Червю и потянулась к сейду: переливы синего, икры колдуна и бьющийся молниями страха пленный — энергия прильнула к ладоням, будто завязывая узелки на запястьях. Эймунд говорил о видениях, но что, если поступить иначе и воздействовать на эмоции? Перед глазами явно мерцали нити, пронзающие и опутывающие тело Червя, будто показывая, за что можно потянуть, чтобы сделать больно.
— Коснись сердца, сердца, — вновь подсказывал шёпот, и я, понимая его правоту, осторожно потянула нить, заставляя мужчину истошно завопить. Он завалился на пол, катался по полу, сжимаясь и крича так сильно, что уши были готовы лопнуть.
— Достаточно, — отдал приказ Эймунд, и я отступила, чувствуя испытывающий взгляд: он явно был недоволен, но молчал. — Теперь ты будешь говорить, или я попрошу её проделать то же самое с твоими детьми и женой. Она вырвет им все органы на твоих глазах, заставит истекать кровью и соками, медленно подыхая у твоих ног, а после оставит тела рядом, чтобы ты видел и знал, кто виноват в произошедшем.
Червь завыл от боли и страха, и мне вдруг стало не по себе: что со мной? Никогда бы не решилась на такую жестокость, о которой говорил Эймунд. Но только что чуть ли не убила человека. Спокойно, Астрид, дыши. Не стоит больше доверять шёпоту. Меж тем Червь сбито прошептал:
— Моя жизнь и так предрешена: сдохну или от их руки, или от вашей.
— Если будешь хорошим мальчиком, то уговорю сослать тебя и твой выводок в какой-нибудь глухой одал, где сможешь продолжить своё жалкое существование, — скучающе произнёс Эймунд.
Пленный недоверчиво поднял взгляд:
— Обещаешь?
Коварный оскал дрогнул на лице колдуна, который присел на корточки и заглянул в глаза Червя:
— Даю своё слово.
И то ли испуг затуманил рассудок ярла, то ли понимая своё безнадёжность, он принялся отвечать на вопросы колдуна. В землях Ормланда действительно настоящим правителем выступал Йоун Одноглазый, однако несколько лет назад ему пришлось уступить власть вернувшемуся Ролло, который обосновался на одном из островов и разбил там свои Смрадные ямы. Бои трэллов — выгодное дело. Многие приплывали поглазеть на битву, делали ставки и выкупали победителей. Противостоять Ролло капитан не стал по одной причине: его младших сыновей похитили и теперь держат там же в качестве надсмотрщиков. Старший пытался отбить братьев, но его поймали, а затем по частям прислали в ящиках. Тогда-то Йоун и приказал Червю сидеть тихо, а сам стал придумывать план избавления от Ролло, но, видимо, и его предали, раз отряд Дьярви погиб.
— Думаю, они заключили союз, но что-то пошло не так, — закончил речь пленный. — О большем я не знаю. Капитан сейчас, скорее всего, забьётся в своё тайное убежище, пытаясь придумать новый план.
— Кто может знать о тайном убежище? — Эймунд выпрямился и прислонился спиной к стене. Я же стояла в отдалении у двери, не решаясь вновь приближаться. Червь что-то пробормотал себе под нос, заставляя колдуна раздражённо рявкнуть: — Имя!
— Кейа — единственная дочь капитана, которую он отослал прочь с островов.
— Травница? — удивлённо прошептала я, и Червь кивнул.
Та самая Кейа, которую повстречал брат в землях Хваланда. Значит, она могла быть связным Дьярви, и именно благодаря ей Йоун и хэрсир, скорее всего, и начали вести дела. Но зачем тогда она помогала Вальгарду? Хотела казаться лучше в его глазах или проверяла? Голова шла кругом от всех мыслей и подозрений. Ледышка считал её другом, однако она вполне могла предать и одурачить и его, и сейчас Рефила.
Дальше Червь поведал, как на них напали на маленьком островке близ Вильмёре и перебили всех воинов конунга, и на драккар взошли люди Ролло. Они почти не разговаривали и только отдавали приказы, как себя вести, а потому ярл ничего не знал о грядущем нападении.
Больше Червь не рассказал ничего интересного, и мы стали выбираться наружу, оставляя его в темноте и одиночестве. Конунг внимательно выслушал наш доклад и решил отправить послание хирдману, намекая, что пора возвращаться и заканчивать, а заодно забрать травницу сюда. О дальнейшей судьбе Червя спрашивать никто не стал: и без того было понятно, что в живых не останется ни он, ни его семья — предатели и трусы никому не нужны. А вот отыскать пока что следы наёмников не удалось, и Харальд полагал, что они не станут ничего делать до наступления сумерек — тогда должен будет начаться праздник.
Домой мы возвращались молча: Эймунд решил остаться у нас, заняв скамейки у стола. Возражать я не стала, хотя он, наверняка, и слушать не стал бы. Этна мигом принесла нам еды и воды и стала готовить кровати, но обещание Далии мешало мне уснуть: нужно было отдать бусы и предупредить её.
— Дай мне их, — попросил Эймунд, и я устало протянула ему украшение. Сон одолевал, а пережитые события давали о себе знать: двигалась слишком медленно, а мысли совсем не задерживались в голове. — Уллу в любом случае ждёт смерть — это сказать хочешь? Уж лучше пусть попытается сбежать, чем падёт жертвой через пару недель.
Я покачала головой:
— Она может спастись и остаться любимой рядом с рыбаком. Я видела.
Чёрные глаза Эймунда сверкнули опасностью, будто дикий зверь приготовился напасть на жертву, и он сжал мои руки в своих.
— Что ты видела? Расскажи мне всё, Астрид.
Мне так хотелось спать, и казалось, что колдовской шёпот вновь звучал поблизости, предлагая разделаться с Эймундом, но я не обращала внимания, будто кто-то обратил все потусторонние звуки в жужжание комара. Опустившись на скамейку рядом, описала видение о мирной жизни Уллы и убийство бонда, которое должно было положить начало её счастью. Слова о шёпоте давались тяжело, словно он сам сопротивлялся и мешал мне раскрывать истину о его существовании. И вдруг осенило: каждый раз, когда звучали потусторонние голоса, случались страшные события — видение о гибели Дьярви и Сигрид, нападение на Бешеную и Тьодбьёрг, и даже тогда на пристани, когда желала разделаться с Видаром. Страх. Слёзы подбежали к глазам, и меня чуть ли не вывернуло на пол: я была действительно проклята, и этот потусторонний голос тому лишь доказательство.
— Доверчивая, не вини себя — ты ни в чём не виновата, — Эймунд ласково прижал к себе и погладил по волосам, перебирая их в длинных пальцах. — Голос — это проявление сейда, но тяжёлого, древнего. Обещай мне, что никогда больше не станешь к нему прислушиваться.
— Откуда он взялся? И почему я? — я оторвалась от него, всматриваясь в бездну глаз.
— Я расскажу тебе всё позже, обещаю. Надо лишь пережить завтрашний день без приключений, ладно? — кивнула в ответ, веря ему всем сердцем. — А теперь ложись спать, я передам Далии бусы, когда она придёт.
Вот только кузина так и не появилась, о чём я узнала, когда проснулась после обеда. Исчез и Эймунд, сославшись на скорые дела, и я осталась одна. Вальгард с Лив по-прежнему не вернулись, пробуждая тревогу: вдруг с ними что-то случилось, а я прозябаю здесь, хотя могла сорваться и ринуться на помощь. Однако с чердака прокричал Ауствин, будто отговаривая, и тут же в дом вбежала Этна, спасаясь от дождя — тучи шли со стороны Утёса. Значит, дождь мог задержать их в пути, и ничего страшного не произошло — интуиция ведь молчала, да и сражались они достойно, а защитные руны не позволили бы им пасть жертвами нападения. Оставалось только ждать и верить, что изматывало сильнее всего.
Долго сидеть без дела я всё же не смогла, и как только ливень закончился, решила попробовать отыскать Далию и предупредить её не соваться никуда сегодня. Эймунд не сказал, куда направился, а бегать и искать его можно было бы целую вечность — он был бы в ярости, если бы узнал, что я собралась выходить из дома в тот момент, когда вокруг рыскали предатели, однако иного выбора не видела. Нацепив плащ и позволив Этне нанести на меня праздничный грим, юркнула на улицу, которую мягко окутывали сумерки. Свежесть после дождя приятно щекотала нос, а мягкий и сгустившийся воздух напоминал хлопок. Разукрашенные люди сновали всюду и расставляли горящие факелы, раздавали свежеиспеченный хлеб и приглашали на танцы возле главной площади поселения, где уже возводили костёр. Мне нужно было пройти к Старой пристани, как вдруг кто-то схватил меня руку и затащил за угол, прижимая к стене дома. Я приготовилась вырываться и защищаться, но вдруг замерла, глядя в голубые глаза Сигурда.
— Тихо, Златовласка! — прошептал он, поглядывая влево. — Ты тут как всегда невовремя и даже не заметила хвоста за собой.
Харальдсон осторожно потянул меня вперёд, указывая на воина в доспехах с чёрной краской на лице.
— Он следил за тобой от самого дома, а значит, точно знает, кто ты. Вопрос в другом зачем ты ему сдалась?
— Откуда я знаю? — прошептала я, стоило только Харальдсону отступить. Он тоже приоделся и нарисовал себе волчьи головы на лице, демонстрируя принадлежность клану. — Возможно, похитить хотел.
Сигурд скривился:
— За мной тоже хвост. Нам удалось схватить двоих воинов, однако у каждого из них вырван язык. — Я содрогнулась: значит, они рабы из тех самых ям Ролло. — У них наверняка есть главный, но где он — найти не можем пока что.
Синяки под глазами выдавали его усталость: он не спал всю ночь и пытался отыскать предателей. Вдруг Сигурд довольно хмыкнул:
— Златовласка, раз за тобой тоже хвост, то, может, заставим Змеев укусить собственный хвост? Заманим их в ловушку. — Я сомнительно покосилась на него, ожидая пояснений. — Раз они охотятся за тобой и мной, то наверняка хотят получить выкуп или шантажировать отца и твоего брата. Думаю, что они готовят бунты и нападения во время праздника, однако поставлю всё своё золото, что главная цель — моё похищение. Отец передал мне ваш разговор с Червём: Ролло может следовать одной и той же схеме — похищение отпрыска с целью манипулирования. Однако конунг не станет рисковать народом ради меня, но возможности поиздеваться не упустит никакой враг. Поэтому давай сыграем на опережение: скажемся отдыхающей парочкой в роще Фрейи, расставим верных людей на страже и затем поймаем предателей.
— Ты понимаешь, как плохо это звучит? — возмутилась я, хотя в душе понимала, что план мог сработать. Интуиция подначивала попробовать, однако выглядела затея крайне глупо.
Сигурд нахмурился:
— Люди ленивы и самонадеяны. Думаю, воины поведутся на лёгкую наживу, а мы заранее расставим хускарлов на позиции и выиграем время. Я в любом случае рискну провернуть эту затею, Астрид. Бегать вот так по подворотням мне надоело, а так есть шанс на успех.
И он принялся раздавать указания воину, который всё это время маячил позади, не решаясь подойти. С одной стороны, план Сигурда мог провалится, и тогда нас ждала бы незавидная участь, но с другой — интуиция шептала, что у нас всё получится. И я решилась.
Воины ушли вперёд, согласно плану Харальдсона, а мы вышли на центральную улочку в сопровождении пары хускарлов, прогулялись по площади, любуясь высоким костром, остановились у идола Фрейи, получив от годи пышные венки с цветами, и двинулись вверх по Виндерхольму до рощи богини любви. От Болтуна разило волнением, он постоянно стискивал рукоять топора, но старался держаться уверенно.
— Ты наверняка считаешь, что я специально использую тебя, чтобы отомстить Вальгарду и подставить его перед отцом, — неожиданно произнёс он. Такая мысль действительно проскальзывала в голове, но я старалась гнать её прочь, надеясь, что у Сигурда только временами происходят помутнения и вспышки зависти с агрессией. — Однако знай, что я хоть и подонок, но не стал бы так подло использовать тебя, — продолжил Харальдсон, расценив молчание по-своему.
Я взглянула на него, не сбавляя шага:
— Вспышка гнева не красит тебя ни как воина, ни как наследника престола, но не мне судить. Единственное: помни, что Дьярви ненавидел твоего отца и желал ему смерти, однако умер сам. И мне не хотелось бы, чтобы вы с Вальгардом враждовали точно так же. Да, Лив не любит тебя, брату дали титул, что давит на него как миры на корни Иггдрасиля, но ты ведь наш друг, а им не положено завидовать.
Болтун не нашёлся с ответом и только кивнул. Тоска жила в его сердце, что разрасталась при каждом упоминании Бьёрнсон, однако он молчал.
— Извинись перед Лив, — предложила я. — Попытайся вернуть её расположение, и, может, время рассудит всё иначе.
Сигурд кивнул, и оставшуюся дорогу мы провели в молчании. Ночь мягко опустилась на Виндерхольм, и всюду мерцали факелы, будто отражая звёздное небо на земле. Тревога серпом прошлась по душе: не следовало лезть во всё это и надо было остаться дома, но чем я тогда лучше Червя? Совесть скребла на душе, напоминая о Далии, но вдруг Эймунд был прав, и Улле суждено умереть именно сегодня? Что, если то видение — обман таинственного шёпота? Я терялась в мыслях и догадках: наивно было полагать, что стало чуточку проще. Ясени ласкали друг друга ветвями у нас над головами, неожиданно прилетевший Ауствин опустился на ветку и сверкнул глазками-бусинками. Мы с Сигурдом вознесли молитвы идолу Фрейи и опустили в корзину по яблоку, которыми нас угостили прохожие. Со стороны Храма раздались удары барабана, символизируя начало праздника и танцев, а я стояла здесь плечом к плечу с Харальдсоном, всматриваясь в деревянное лицо Фрейи и напряжённо прислушиваясь к сейду.
Всё случилось внезапно. Я едва успела отскочить в сторону, призывая магию в ладони и толкая Сигурда к идолу. Он быстро поднырнул под руку, вытаскивая топор и становясь рядом: нас окружили. Мрачные и страшные воины, вооружённые до зубов и облачённые в доспехи, встали полукругом, зажимая нас в кольцо. Вперёд вышел их главарь, бросая нам под ноги голову того самого хускарла, которого Сигурд отправил вперёд, чтобы приготовить ловушку.
— Тебя только что предали, щенок, — я узнала этого мерзавца: именно он тогда спорил с Рефилом на пристани. — Но не переживай: я уже успел избавиться от мерзавца и тебе не придётся пачкать руки.
Сигурд молчал, погладывая по сторонам и оценивая их — шансов уйти отсюда живыми не представлялось возможным. Мы или погибнем, сдавшись, или сгинем от ран — последнее казалось более ценным, ибо не будем трусами.
— Сдавайтесь, вам всё равно не пережить эту ночь, — усмехнулся Змей, будто читал мысли. — А так будет шанс сдохнуть быстро и не корчиться от пыток, пока мы ищем Харальда и его многочисленных сук.
Сейд вспыхнул на один миг облегчением: значит, конунг решил где-то затаиться вместе с детьми и жёнами, о чём знал только Сигурд. Но вид отрезанной головы вселял в Харальдсона ужас — любой мог оказаться предателем.
— Что ж, время у вас было, — раздражённо бросил Змей и вытащил металлический кнут, к концу которого был привязано лезвие — никогда прежде не видела такого оружия.
По невидимой команде воины стали приближаться к нам, и вдруг Ауствин сорвался с ветки, впиваясь когтями в лицо главаря и царапая его. Сигурд воспользовался случаем и рубанул одного по ногам: удар пришёлся по бедру, и тот пал, крича, но лезвие топора Харальдсона пришлось по шее. Он проворно вытащил меч, поудобнее зажимая его в руке, и, убирая топор за пояс, довольно оскалился. Послышался звон металла, и началась смертельная пляска, однако смотреть на неё не удавалось: пара воинов двигались ко мне. Оружия у меня не оказалось — глупая, даже не подумала его взять с собой. Ауствин, выцарапав главарю глаза, взмыл в небо, уклоняясь от летящей вслед стреле. Я обратилась к сейду: смогу, уже получалось отбивать нападение и сейчас справлюсь. Времени было мало: Сигурд едва справлялся с пятью воинами, как вдали раздались крики и брань — остальные отряды начали нападение. Я видела, как замелькали факелы и послышался топот сапог — сколько же их было здесь…
Шаг за шагом Змеи приближались ко мне, нахально улыбаясь, а я стояла и не ощущала прилива энергии.
— Позволь, позволь помочь, — вновь шёпот. Эймунд запретил им пользоваться, но иного выбора не было.
Один раз, всего лишь один. Иначе мы не справимся, падём и тогда Виндерхольму придёт конец. Я стиснула кулаки: не позволю. И, разведя руки в стороны, позволила чёрным нитям обвить моё тело и пройти через меня, сотрясая округу. Ударная волна накрыла рощу: невиданная мощь пронзила меня, ломая скамейку и вырывая корни деревьев. Ударила молния, поднялся ветер, закручиваясь в смерче, и хлынул ливень, а небо содрогалось, будто сотня лошадей прокатилась по нему. В этот миг я перестала быть собой: только ярость и боль, что сметали всё живое на своём пути и оставляли только пустоту. Не видела, как пали Змеи, корчась от боли и зажимая уши, хлынувшие кровью, Сигурд что-то кричал, пытаясь дотянуться до меня, но мне было всё равно — тьма окутывала душу.
— Астрид, нет!
Эймунд бросился передо мной, закрывая собой рвущуюся из меня тёмную энергию, но было слишком поздно: она разрывала изнутри. Буря гневалась над головой, топот копыт становился всё сильнее и сильнее, а сознание покидало меня. Яркая вспышка боли пронзила тело, послышался глухой удар, и мир перед глазами рухнул.
Тьма поглотила меня.