Превратности любви

4

— Взгляните, что я принесла вам, Гас!

Джорджи появилась уже под вечер. На ее губах играла неизменная улыбка, а в руках она держала бутылку бренди, за которой мистер Торп по ее просьбе съездил в ближайший трактир.

— Бренди! Это как раз то, что мне нужно! — Седж сразу же оживился и потянулся к бутылке. — Дайте ее сейчас же мне!

— Вы привыкли отдавать приказы, не так ли, милорд? — Джорджи спрятала бутылку за спину. — А скажите, знатные вельможи никогда не говорят «пожалуйста»?

— Пожалуйста, дайте мне сейчас же бутылку! — с кислой гримасой повторил Седж.

— Пожалуйста, дайте мне бутылку, Джорджи, — со смехом поправила его она.

— Пожалуйста, дайте мне бутылку, Джорджи. Теперь вы довольны, маленький тиран?

— Довольна, на данный момент.

Джорджи протянула ему бутылку и стакан. Она была удивлена, заметив, что руки виконта немного дрожат, откупоривая пробку.

Седж налил себе щедрую порцию бренди и жадно осушил стакан, потом снова наполнил его.

— О, Гас, значит, у вас так сильно болит нога? Я не знала, что вы так страдаете. Мистер Торп был занят и смог съездить за бренди только сейчас. Но вы могли бы вызвать меня или миссис Торп, и мы бы дали вам настойку опия…

— Я уже говорил вам, что больше не стану принимать эту дрянь. И, кстати, каким образом я мог вас вызвать, если здесь нет звонка?

Джорджи огляделась.

— Вы правы, здесь действительно нет звонка, — согласилась она. — Впрочем, откуда ему взяться? У мистера и миссис Торп нет слуг, они люди простые. Но вы могли бы крикнуть, и мы бы услышали.

Седж посмотрел на Джорджи таким взглядом, который ясно говорил, что он никогда не стал бы прибегать к столь вульгарному способу, как крик. Ему еще не приходилось кричать, чтобы вызвать прислугу, достаточно было позвонить. Виконт Седжемур был очень консервативен в своих привычках и не собирался отступаться от них сейчас.

— Кстати, что делает ваш конюх? — ворчливо осведомился он. — Вы могли послать его за бренди еще утром, а не ждать целый день, пока мистер Торп освободится.

— Пип поехал в Лондон, чтобы выполнить мое поручение.

— В Лондон? Но зачем?

— Я послала с ним письмо для моей бабушки, чтобы предупредить ее о моем приезде.

— Вы очень правильно сделали, что предупредили заранее вашу бабушку, таким образом она успеет подготовиться к катастрофе. Я заранее сочувствую бедной женщине.

— Вы все время ворчите на меня, Гас, — заметила Джорджи. — Наверное, ваш ум устроен так, что вы постоянно испытываете необходимость в том, чтобы говорить кому-нибудь колкости — или виноват ваш язык? Может, он у вас не такой, как у других людей?

Она рассмеялась собственной шутке. Седж неодобрительно взглянул на нее.

— Очень остроумно, мисс Картерет, — саркастически проговорил он и налил себе третий стакан.

Откинувшись на подушки, он медленно потягивал бренди, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу. Боль в ноге почти прошла, и он начал расслабляться.

— Мне нужна ваша помощь, мисс Картерет, — сказал он, прочистив горло. — Я должен передать письмо одному моему другу, который ждет меня в своем поместье. Его поместье находится примерно в пятнадцати милях отсюда. Я рассчитывал на вашего кучера, но вы сказали: он уехал в Лондон. Думаю, было бы неуместно просить об этой услуге мистера Торпа, он человек занятой. Поэтому я попросил бы вас съездить в ближайший населенный пункт и найти там кого-нибудь, кто сможет отвезти мое письмо, разумеется, за соответствующую плату. Я дам вам денег.

— Конечно, Гас, я съезжу в деревню и пошлю кого-нибудь с письмом к вашему другу. Но вот только… — Джорджи нахмурила брови и на секунду задумалась. — Вы ведь не станете просить ваших друзей навещать вас здесь, не так ли? Я буду скомпрометирована, если нас увидят вместе, надеюсь, вы это понимаете.

— Я не стану просить их навещать меня, — уверил ее он. — И даже не стану сообщать о том, что со мной приключилось и где я нахожусь. Я напишу, что меня задержали срочные дела, и извинюсь, что не смог приехать. А моего камердинера и конюха попрошу отослать домой.

Седж подавил вздох при мысли о своем камердинере. Пип и мистер Торп заботились о нем, как могли, но Уилкинс, прислуживавший ему долгие годы, умел это делать намного лучше. Однако Седж не хотел рисковать.

— Я не выдам вас, Джорджи, можете не волноваться. Никто никогда не узнает о том, что мы с вами провели несколько дней вместе в этом коттедже, — заверил Седж, повернув все так, словно он заботится о ее репутации, а не о своей.

— Спасибо, Гас, — искренне поблагодарила она. — Это очень мило с вашей стороны. Вы, должно быть, очень нуждаетесь в услугах вашего камердинера и многое бы отдали, чтобы он был здесь.

Он провел рукой по своим непричесанным волосам и иронично улыбнулся ей, стараясь скрыть свое удивление. У него было сейчас такое ощущение, что Джорджи обладает даром читать мысли.

Джорджи оперлась обеими руками о спинку старого, потертого кресла в углу, устремив на него внимательный взгляд.

— А знаете, вы становитесь намного симпатичнее, когда улыбаетесь вот так, — с простотой ребенка заметила она. — Ваша высокомерная усмешка искажает ваши черты и старит вас. Но вы, наверное, не замечаете сами, что у вас появляются морщины в уголках рта, когда вы усмехаетесь, вы ведь не можете видеть себя со стороны. Я бы на вашем месте оставила эту привычку.

Седж был поражен. Его холодный, высокомерный вид придавал ему особый шарм — об этом ему говорили многие женщины. А эта дерзкая девчонка критиковала его манеру держаться! Да как она смела?

Джорджи не сводила глаз с его лица. Вероятно, она ожидала его ответа. Но что он мог ей ответить? У него просто не было слов! Ее дерзость переступила все мыслимые границы — она, наверное, считала, что ей все дозволено. Ни одна женщина и ни один мужчина не осмеливались разговаривать с ним так, как разговаривала она. Он всегда умел ставить людей на место — одного холодного взгляда его серых глаз было достаточно, чтобы привести собеседника в замешательство. Но на Джорджану это не действовало. Его критические замечания тоже не действовали на нее, она лишь находила в них лишний повод для насмешек.

Бренди помог Седжу унять раздражение. Допив третий стакан, он почувствовал себя намного спокойнее.

— Кстати, сколько вам лет, Гас? — как ни в чем не бывало осведомилась Джорджи.

— В этом году исполнится тридцать, — холодно ответил он. — А вам?

— Тридцать! — воскликнула Джорджи. — О, это так много, Гас! А мне исполнится двадцать один через шесть недель. Именно поэтому я решила, что мне пора выехать в свет. Правда, были и другие причины, которые вынудили меня уехать из дома, как я вам уже не раз говорила.

— Что же это за причины?

Голос Седжа звучал глухо: после выпитого бренди им начинала овладевать сонливость.

— Видите ли, мой отец хотел, чтобы я вышла замуж за одного из наших соседей. Мне же вовсе не хотелось становиться женой этого джентльмена, вот я и решила погостить у бабушки в Лондоне, пока папа не оставит эту безумную затею. Бабушка уже давно приглашала меня к себе. У нее много полезных знакомств в кругах высшего света, и она позаботится о том, чтобы меня приглашали на все самые грандиозные балы и приемы. Моя бабушка — настоящая леди, она любит светскую жизнь и знает в ней толк. А мой отец — человек простой, он чувствует себя не в своей тарелке в кругах знати. Именно поэтому он никогда не навещает бабушку. Мне кажется, он даже немного побаивается ее.

— Она приходится тещей вашему отцу?

— Нет, матерью. Но у них совсем разные характеры.

— А что насчет вашей матери, Джорджана? Как она отнеслась к тому, что вы поехали в Лондон без подобающего эскорта? И почему не поехала с вами?

— Моя мама умерла уже много лет тому назад, Гас. Папа недавно снова женился.

— Кажется, я догадываюсь, в чем дело. Ваша мачеха плохо обращалась с вами, и вы предпочли уехать из дома?

— Да нет, что вы! — горячо возразила Джорджи. — Розелин — самое милое создание, какое я когда-либо встречала, и она всего лишь на семь лет старше меня. Мне даже трудно свыкнуться с мыслью, что она приходится мне мачехой. Мой отец влюблен в нее по уши, он и минуты не может прожить без нее — следует за ней повсюду, как верный пес. С тех пор, как появилась Розелин, ему ни до чего нет дела, кроме нее. Но знаете, я совсем не ревную. Напротив, я рада за папу и за Розелин тоже. Всегда приятно видеть счастливую пару.

Тон Джорджи был совершенно искренен, в нем не было и тени горечи.

— Мне прекрасно жилось дома, Гас, — заверила она, — и я бы не стала уезжать, если бы отцу не взбрело в голову выдать меня замуж. Он собирался объявить мою помолвку с Томом — это наш сосед, который сделал мне предложение, — на следующей неделе. Я долго отговаривала отца, но он даже не слушал меня, а Том был, разумеется, заодно с ним. Тогда я поняла, что должна уехать, иначе они силой потащат меня к алтарю. Я взяла наш старый экипаж и отправилась в Лондон… Не думаю, что папа будет долго сердиться на меня. Он быстро забудет об этой истории, ведь у него есть Розелин. Может, он так торопился выдать меня замуж, чтобы остаться с ней вдвоем.

— Это вполне возможно, — согласился Седж. — Ваше присутствие могло несколько стеснять вашего отца. Ведь вы уже взрослая девушка, а он переживает свой второй медовый месяц. Многие мужчины стыдятся своих дочерей в подобных ситуациях.

— Вы говорите с таким знанием дела, Гас, как будто у вас самого есть взрослые дочери, — Джорджи устремила на Седжа испытующий взгляд.

— У меня нет детей, Джорджи, насколько мне известно. А если у меня где-то есть внебрачное потомство, то меня об этом никто не уведомлял, — сонно ответил Седж, потирая виски.

— Из ваших слов я заключаю, что у вас было очень много любовниц, — с детской непосредственностью заявила Джорджи. — Как интересно! Наверное, у вас было много увлекательных приключений с женщинами…

— Я веду вполне пристойный образ жизни, мисс Картерет, — у Седжа заплетался язык, и ему стоило огромного труда отчетливо произносить слова. Желая положить конец этому разговору, он сонно пробормотал: — Думаю, нам обоим уже пора спать. Я бы посоветовал вам оставить меня и начать приготовления ко сну.

— Оставить вас? Но я не могу уйти из этой комнаты, неужели вы все еще не понимаете? Если я попрошу Торпов поставить для меня раскладушку в кухне, им это покажется очень странным. Они ведь считают нас мужем и женой, не забывайте.

— В кухне? Но разве в доме нет другого места, где вы могли бы провести ночь? Вы не можете спать в этой комнате, Джорджана.

Тон Седжа был настойчивым и твердым. Джорджи небрежно повела плечами.

— Я спала здесь прошлой ночью. Разве что-то изменится, если я проведу здесь и эту ночь тоже?

«Изменится», — подумал Седж, однако предпочел промолчать. Прошлой ночью он не знал о том, что Джорджи спит в его Комнате, а теперь он будет это знать. Близость спящей женщины всегда возбуждает… Он вдруг поймал себя на том, что хочет, чтобы Джорджи осталась здесь, но чтобы она спала не на той раскладушке в углу, а в его постели… Наверное, у него просто пошла кругом голова от выпитого бренди. Ведь не может же он желать Джорджану Картерет! Кого угодно, только не ее. В ней нет ничего, что могло бы пробудить желание. Ему всегда нравился совершенно другой тип женщин.

— Наверное, вы правы, вам придется остаться здесь, — пробормотал он, глядя в свой бокал. — Но если я буду звать кого-нибудь во сне, не подходите к моей постели.

— Почему? — невинно осведомилась Джорджи. — Боитесь, что вам захочется поцеловать меня, если я окажусь слишком близко?

— Нет! — закричал Седж так, словно хотел убедить себя самого в том, что у него никогда не может возникнуть желания поцеловать Джорджану Картерет. Однако его взгляд, помимо воли, остановился на ее полных, красиво очерченных губах. Ее рот был слегка приоткрыт, словно в ожидании поцелуя… Он на секунду зажмурился, ощущая, как кровь пульсирует в висках.

Джорджи приблизилась к изголовью кровати.

— Мне кажется, прошлой ночью вы получили от этого удовольствие, — тихо проговорила она.

— От чего? — Седж нервно провел ладонью по лицу. — Нет, нет, я никогда в это не поверю! — прошептал он.

— Во что вы не хотите верить, Гас? В то, что вы целовали меня, или в то, что это доставило вам удовольствие?

Ее тон звучал насмешливо, а на губах играла загадочная улыбка. Седж допил свой бренди и отставил стакан.

— Мисс Картерет, вы играете с огнем, — предупредил он. — Будьте осторожны, а не то обожжетесь.

Джорджи рассмеялась, тряхнув рыжими кудрями.

— Значит, вы опасный мужчина, Гас? Впрочем, я уже догадывалась об этом. Кто знает, скольких женщин вы соблазнили! И сколько женщин пыталось соблазнить вас! Но только вы не в моем вкусе. Я терпеть не могу холодных, высокомерных джентльменов. И я вовсе не желаю близости с вами. Так что можете оставить ваши тревоги.

Опустившись в кресло, она принялась снимать туфли.

— Что вы делаете? — встревожился Седж.

— Готовлюсь ко сну. Это зрелище возбуждает вас? — Она вытянула перед собой ногу в белом чулке. — Не бойтесь, я не стану раздеваться перед вами по той простой причине, что мне не во что переодеться. У меня нет ночной рубашки, поэтому мне придется спать в платье.

— Черт побери, мисс Картерет…

— Что-что? Не говорите мне, что вас возбуждает вид моей ноги и сейчас вы вскочите с постели и наброситесь на меня, как голодный зверь. Я уже тушу свечи, Гас, и закончу мои приготовления ко сну в темноте. Так вам будет спокойнее.

Она встала с кресла и задула две свечи, которые освещали комнату. Через несколько секунд Седж услышал скрип раскладушки.

— Спокойной ночи, Гас, и приятных сновидений.

Седж не ответил. Он снова потянулся за бутылкой и налил себе полный стакан. Джорджи тихо засмеялась, слыша его жадные глотки.

Седж был зол на нее за то, что она нарушила его душевное равновесие: ему стало так спокойно на душе, когда он выпил немного бренди, она же снова привела его чувства в смятение. Конечно, Джорджана Картерет была не в его вкусе, и все же она была женщиной, и сегодня вечером она сделала все возможное, чтобы напомнить ему об этом. «Наверное, ей просто доставляло удовольствие дразнить меня», — заключил Седж.

Лежа в темноте, Джорджи пыталась дать объективную оценку виконту Седжемуру. Она не могла не признать, что он на редкость хорош собой. Он был самым привлекательным мужчиной из всех, которых ей когда-либо доводилось встречать. Эти золотисто-русые волосы и классические черты… Его дымчато-серые глаза были удивительно красивы в те редкие минуты, когда их взгляд не был холодным и презрительным, а его четко очерченные чувственные губы наводили на мысль о целой вселенной неизведанных наслаждений. Во внешности виконта было что-то романтическое, о таком мужчине мечтает каждая женщина.

Не только его лицо было красиво, он был сложен, как греческий атлет. Она успела как следует рассмотреть его, пока доктор и мистер Торп снимали с виконта его выпачканную грязью одежду. Ее нисколько не смутил вид обнаженного мужского тела — любопытство оказалось сильнее… О да, виконт был редким экземпляром мужской красоты, но все равно он был не в ее вкусе. Ей никогда не нравились блондины, да и вообще он был слишком стар для нее. Уж не говоря о его дурном характере… Нет, нет, ей нужен не такой мужчина, как виконт Седжемур, в конце концов решила Джорджи. Придя к этому выводу, она спокойно уснула.

Виконту, напротив, долго не удавалось заснуть. Он беспокойно ворочался, стараясь найти более удобную позу. Матрас казался ему жестким, нога снова начала ныть, а в душе царил полнейший хаос… Он не мог понять, почему сегодня вечером Джорджана Картерет вдруг показалась ему такой привлекательной и желанной, хотя до этого он считал ее чуть ли не дурнушкой. И ведь, если подумать, все в ней осталось прежним: те же огненно-рыжие волосы, то же веснушчатое лицо, те же синие смеющиеся глаза и та же улыбка. И все-таки все стало другим… А может, это его отношение к ней изменилось? Раньше она вызывала в нем только раздражение, а теперь к раздражению примешивалось желание. Ее фигуру никак нельзя было назвать идеальной — она была полновата для своего роста, и ей недоставало грации. Но сейчас он бы многое отдал, чтобы ощутить в своих объятиях ее мягкое тело.

«Наверное, все обаяние Джорджи заключалось в ее жизнерадостности, в этой неукротимой энергии, которая била из нее ключом», — подумал Седж. В ней было так много жизни, что она вся словно искрилась — ее глаза сверкали, лицо сияло, когда его озаряла улыбка… а улыбалась она почти всегда. Ее дерзость выводила его из себя, и все же он с удовольствием отражал ее нападки. Ему было бы невыносимо тоскливо, если бы ее не было рядом. Что ж, они проведут вместе эти несколько дней, а потом расстанутся и, наверное, больше никогда не встретятся. Он быстро забудет о ней, а она о нем. Разумеется, он никогда не станет искать встречи с Джорджаной. Эта девушка была не в его вкусе.

В течение последующей недели Седж чувствовал себя намного лучше, чем в первые два дня. Перелом постепенно срастался, и нога уже не причиняла ему так много страданий. А когда она начинала ныть, он прибегал к бренди — это лекарство действовало безотказно.

Через три дня доктор разрешил ему вставать с постели и садиться в кресло, вытянув перед собой больную ногу. Но пока еще он не мог передвигаться без посторонней помощи. Джорджи проводила с ним много времени, стараясь развлечь его беседой, — правда, их беседы почти всегда превращались в словесные перепалки.

По поручению виконта она съездила в Литтл Биктон. От хозяина гостиницы она узнала, что Грэй Тауэре, поместье барона Лефтриджа, находится совсем неподалеку отсюда, и даже подумывала о том, не поехать ли туда самой — ей было ужасно любопытно взглянуть на друзей Седжа. Однако осторожность взяла верх, и в конце концов она послала в Грэй Тауэре одного из местных парней.

На четвертый день доктор Хамильтон сказал Седжу, что он сможет уехать домой в конце недели. Эти слова вызвали у Седжа счастливую улыбку. Джорджи пришла в восторг при виде этой улыбки, преобразившей его по обыкновению угрюмое лицо, и даже захлопала в ладоши. С тех пор как они встретились, она ни разу не видела, чтобы виконт по-настоящему улыбался.

Пип вернулся из Лондона, доставив леди Картерет письмо от ее внучки. В своем письме Джорджи лишь сообщала бабушке, что приедет примерно через неделю и погостит у нее некоторое время. Она не стала писать о том, что была вынуждена задержаться в пути, потому что один едва знакомый ей джентльмен сломал ногу и нуждался в ее помощи. Леди Картерет наверняка хватил бы удар, узнай она об этой истории.

Леди Картерет, пребывая в полнейшей уверенности, что внучка еще не выехала из дома, в своем ответном письме просила ее взять с собой подобающий эскорт и соблюдать осторожность во время путешествия. Зная открытый, дружелюбный нрав Джорджи, она также советовала внучке не завязывать случайных знакомств на постоялых дворах, поскольку такие знакомства иногда таят в себе опасности… Джорджи улыбнулась, читая эти строки.

Пип вскоре снова уехал, на этот раз по поручению Седжа, который послал его в свое поместье в Глочестершире, дав ему щедрую сумму денег, чтобы он мог нанять для себя быструю лошадь. Вернувшись, конюх доложил, что кучер Его Светлости готовит роскошный экипаж, в котором милорд будет чувствовать себя комфортабельно, несмотря на больную ногу. Экипаж приедет за виконтом в конце недели.

— Слава Богу! — воскликнул Седж в ответ на это.

Джорджи улыбнулась.

— Мне тоже не терпится уехать отсюда. Я жду не дождусь, когда попаду, наконец, в Лондон, ведь я буду вести там такую веселую жизнь! Балы, приемы, театры… У меня появится множество новых друзей, я буду носить красивые платья, посещать званые вечера. О, в Лондоне меня ожидает масса развлечений, я в этом уверена! — Она говорила с энтузиазмом ребенка, заранее предвкушая все радости, ожидающие ее в столице. Немного помолчав, она добавила, озорно стрельнув глазами: — А вы, Гас, будете без ума от счастья в ту минуту, когда мы с вами расстанемся, не так ли? Вы только подумайте: еще два-три дня, и вы будете избавлены от моего общества.

— Этот день будет самым счастливым в моей жизни, — ворчливо отозвался Седж.

— И вы совсем не будете скучать по мне, Гас? — продолжала дразнить его Джорджи. — Ну хотя бы чуточку?

— Скучать? Вы думаете, можно скучать по человеку, который только и делает, что дерзит и противоречит тебе на каждом шагу?

— Разговоры со мной наверняка пошли вам на пользу, милорд. Они немного умерили вашу гордыню, — весело прощебетала Джорджи и выскочила из комнаты прежде, чем Седж успел ей ответить.

Седж выругался, устремив гневный взгляд на дверь, захлопнувшуюся за ней. Сейчас он бы ни за что не признал, что без Джорджаны Картерет и ее непочтительной болтовни он бы давно зачах от тоски.

К тому времени, когда Джорджи вернулась в комнату с шахматной доской под мышкой, гнев Седжа уже успел испариться и он изнывал от скуки, а потому был искренне рад ее появлению. Шахматы были его любимой игрой, но он очень сомневался, что Джорджи будет для него достойной партнершей. Однако он может кое-чему научить ее и сделает это с удовольствием, если только она попридержит свой язычок, потому что очередная дерзость снова приведет его в бешенство и тогда он уже не сможет сосредоточиться на игре.

В тот вечер они больше не ссорились. Джорджи весело болтала, перескакивая с одной темы на другую, и на Седжа ее общество действовало умиротворяюще. Он вдруг понял, что эта девушка может быть приятной собеседницей, когда он сам не пытается ей противоречить, и вообще по натуре она очень миролюбива и дружелюбна. Все те колкости, которые она говорила ему до этого, были лишь ответной реакцией на его критические замечания, ведь их знакомство с того и началось, что он стал критиковать ее поведение.

Они сыграли несколько партий в шахматы, потом Джорджи принесла колоду карт, и оба превратились в азартных игроков, совершенно забыв о своих прежних раздорах. Джорджи время от времени поглядывала на Седжа. Он был так увлечен игрой, что, казалось, забыл обо всем на свете, даже о своем титуле. Высокомерная гримаса исчезла с его лица, и он словно помолодел лет на десять. Теперь в его облике появилось что-то мальчишеское и беззаботное.

Джорджи была рада, что сумела увлечь Седжа игрой и заставить сбросить хотя бы на время маску высокомерия, за которой он прятал свои самые привлекательные черты.

— Я переставлю сюда своего коня… и объявляю вам мат. Ага, попались! Вы потерпели поражение, сэр. — Джорджи была в восторге — впервые ей удалось обыграть Седжа в шахматы. — А вообще-то я и сама толком не понимаю, как мне удалось «съесть» вашего короля, — добавила она. — Вы не можете не признать, что я делаю успехи, Гас.

— Это все потому, что у вас очень опытный учитель, — ответил ей Седж. Он вертел в руках своего поверженного короля. — Однако вам еще предстоит многому научиться. Вы познали лишь самые начатки шахматной игры.

— Начатки! Мне кажется, я приобрела огромный опыт за эти дни. Правда, мне понадобилась вся моя смекалка, чтобы выиграть эту партию. Я заранее продумала каждый ход и подстроила вам хитрую ловушку. И вы попались, Гас!

Седж усмехнулся. Джорджи действительно удалось перехитрить его, но все дело было, наверное, в том, что он был не совсем здоров и соображал не так быстро, как обычно. Она же воспользовалась всем тем опытом, который переняла у него во время предыдущих партий. У Джорджи был очень живой ум, и она оказалась на редкость способной ученицей.

— Если вы будете регулярно практиковаться, то через несколько месяцев станете достойной партнершей для любого шахматиста.

Он протянул руку и отбросил со лба рыжий локон, выбившийся из ее прически. Его пальцы скользнули в мимолетной ласке по ее щеке.

— О, Гас, неужели вы думаете, что в ближайшие месяцы у меня будет время на то, чтобы играть в шахматы? — Джорджи тряхнула головой и скорчила комичную гримасу. — Как будто я еду в Лондон для того, чтобы оттачивать свои способности шахматистки! Да у меня не будет и свободной минуты! Сначала надо будет подготовиться к выезду в свет — посетить портних, парикмахера и так далее, ну, а потом начнутся балы и приемы…

Седж слушал ее восторженные планы, скептически приподняв бровь. Джорджи была так полна энтузиазма, что, вероятно, будет глубоко разочарована впоследствии. Она ждала слишком многого от этой поездки в Лондон, думая, наверное, что в кругах высшего света встретит только милых, дружелюбных людей, таких же открытых и бесхитростных, как она сама. Он же знал на собственном опыте, что лондонское общество состоит в большинстве своем из интриганов, из людей коварных и лживых. Кто знает, как оно примет Джорджи! Ее простота и открытый нрав могут стать предметом насмешек, а ее дружелюбие будет встречено холодностью со стороны знатных дам и вельмож, которые не привыкли к фамильярному обращению. Ему захотелось предостеречь девушку, чтобы разочарование не было для нее слишком горьким.

— Я могу лишь надеяться, что Лондон не разочарует ваши ожидания, — осторожно сказал он. — Кстати, позвольте предупредить вас, что в высшем свете энтузиазм сейчас не в моде. Вы ни в коем случае не должны восторгаться всем и всеми. Напротив, вы должны разыгрывать скуку, безразличие, тогда в глазах окружающих вы будете выглядеть как настоящая леди.

Джорджи презрительно фыркнула.

— Разве настоящие леди должны всегда скучать? Что ж, в таком случае я не хочу быть настоящей леди! Я еду в Лондон не для того, чтобы изнывать там от тоски, я еду туда, чтобы развлекаться, покупать себе новые платья, заводить новых друзей. Я намерена веселиться от всей души, и мне совершенно наплевать на светскую моду, на этикет и тому подобные глупости.

Седж пожал плечами. В глубине души он восхищался ее независимым характером, ее нежеланием притворяться, и ему нравился ее энтузиазм. Только что станется с этим энтузиазмом, когда Джорджи обнаружит, что все на самом деле вовсе не так, как она себе это представляет? Она и оглянуться не успеет, как о ней станут ходить разного рода сплетни, если она не умерит свой слишком живой темперамент и будет спешить завязывать дружбу с каждым, кто попадается на ее пути. Знатные матроны, правящие кругами высшего света и неукоснительно следующие этикету, никогда не примут в свою среду такую девушку, как Джорджи. Эти женщины с их злыми языками могут испортить ее репутацию, и тогда ее дебют в свете закончится полным провалом. К счастью, ему не придется наблюдать за тем, как Джорджи пытается покорить лондонское общество. Он пробудет в своем поместье в Глочестершире до тех пор, пока нога окончательно не придет в норму. Доктор предупредил его, что он будет хромать еще несколько месяцев. Седж решил, что не станет выезжать в свет, пока хромота не пройдет. Его друзья и знакомые, заметив, что он хромает, станут расспрашивать, что стряслось с его ногой, и эти вопросы будут приводить его в ярость, напоминая ему всякий раз об идиотском происшествии, случившемся с ним по его же вине.

Седж подавил вздох. Несколько месяцев уединенной сельской жизни будут тяжким испытанием для него, привыкшего к обществу красивых женщин. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем он сможет лечь в постель с какой-нибудь красивой дамой, не боясь выглядеть в ее глазах инвалидом.