Чужая жизнь. Книга II. "Приговоренный муж"

Глава 37 Коронация. Ревность. Дуэль

Коронация Гастона Первого прошла пышно и скучно. Моя в Юмиле была куда динамичнее и по этой причине не столь утомительной. Сначала архиепископ Гилберт, а честь вести эту церемонию была доверена ему, провел долгую службу, потом прочитал проповедь, в которой чаще упоминал императора Георга Восьмого и особо напирал на долг всех и каждого хранить ему верность, чем самого виновника торжества — Гастона, затем заставил будущего короля Турвальда встать на одно колено и торжественно двумя руками, будто держал что-то очень тяжелое, опустил золотой венец на голову дяди Изабеллы.

Следующим номером программы уже без всякой торжественности Гилберт соединил короля Гастона Первого и графиню ДеВержи законным браком и нацепил на ее голову вторую корону. Кстати, теперь она не только не графиня, но и не ДеВержи — взяла себе новое имя Вержина. Ничего так, симпатично звучит. Еще обратил внимание, что ничто человеческое его преосвященству не чуждо. А иначе зачем было так глазом косить в декольте королевы? Да, там есть на что посмотреть, согласен, но не в храме же? И не архиепископу?

Я было понадеялся, что на этом все завершится и можно будет покинуть достаточно душный храм, но не тут-то было. Все предшествующее оказалось только прелюдией перед главным событием — принесением королем Турвальда Гастоном Первым вассальной присяги императору. Обставлено это действо было с максимальной торжественностью и заняло еще часа полтора, как минимум. Чего стоил только один бесконечный текст клятвы, в котором перечислялись как вполне разумные требования к королю, касавшиеся налогов и участия в военных походах, так и абсолютно бредовые — типа не вкушать мяса в день смерти отца нынешнего императора и обеспечить определенные размеры портрета сюзерена, который должен висеть в тронном зале Турвальда. Раньше не обращал внимания — он там действительно есть? Надо будет присмотреться. Хоть буду представлять, как этот Георг Восьмой выглядит.

Наконец, вся эта тягомотина закончилась, и мы дружною толпою, в смысле четким строем, места в котором зависели от статуса, отправились к месту веселого праздника. А именно на площадь, где уже все было подготовлено к обязательным в таких случаях в этом мире казням. Заняли места на почетной трибуне. Мы с Изабеллой, естественно, разместились рядом с королем и королевой. Изабелла — в качестве ближайшей родственницы (племянница как-никак и великая герцогиня вдобавок), а я… Я в непонятном статусе барона Гувера — лица особо приближенного к Изабелле. Если не знать, что я муж герцогини, то можно было бы подумать, что она таскает за собой своего любовника. Даже немного приревновал самого себя к себе же. К слову эта двусмысленная ситуация и привела позже к проблемам. Но пока нас ждало незабываемое зрелище, к которому я на этот раз хорошо подготовился — запасся берушами, чтобы хоть немного заглушить вопли казнимых самыми разными и изощренными способами и омерзительно-радостные крики толпы.

В общем, сидели мы по левую руку от Гастона Первого. По правую разместилась королева Вержина, периодически бросавшая на мою жену опасливые взгляды. Да, досталось ей сегодня утром от моей любимой. Было дело.

Утром, где-то за час до начала церемонии коронации, мы с Изабеллой прошли в покои Гастона, чтобы поддержать его морально. А то что-то он нервничал излишне. Естественно, там же была и Вержина, тогда еще ДеВержи. Мы о чем-то поговорили вполне непринужденно, и я отвел Гастона в соседнюю комнату, чтобы объяснить ему, что присяга, данная под давлением, с юридической точки зрения ничтожна и всегда может быть отозвана. Именно этот момент беспокоил нашего рыцаря без страха и упрека — переживал, как он потом по моему сигналу перейдет на сторону Юма, предав своего сюзерена императора. Представления не имею о нюансах местной юриспруденции, но говорил я убедительно, и дядя Изабеллы, наконец, расслабился. И тут…

Тут к нам влетела ДеВержи. Ее левая щека пунцово горела, а форма этого только что приобретенного румянца не оставляла ни малейших сомнений в причинах его появления. То есть отпечатков пальцев видно не было, но то, что это дело рукотворное и били правой рукой, было очевидно. Как и то, кто свою нежную ладошку к щечке будущей королевы приложил. За ДеВержи быстрым шагом вошла Изабелла, глаза которой пылали праведным гневом.

— В следующий раз, курица ты непотребная, я тебе все волосы выдеру! — выпалила моя милая женушка и замахнулась левой рукой, видимо, для того, чтобы придать лицу ДеВержи симметрию.

Ударить, правда, у нее не получилось. Я вовремя занесенную руку перехватил, а графиня шустро спряталась за Гастона.

— Дорогая племянница, что у вас произошло? — ошалело спросил будущий король. — За что ты бьешь мою возлюбленную невесту?

— Ничего особенного, дядюшка, — мгновенно отключив режим фурии и придав своему лицу обычное выражение, ответила Изабелла. — Так, по поводу нарядов немного поспорили. Так ведь? — она посмотрела на высовывавшуюся из-за Гастона ДеВержи.

— Да-да, ничего страшного, милый, — тут же подтвердила та. — Не думай о разных наших женских пустяках перед таким важным событием. Мы с великой герцогиней на самом деле очень любим друг друга.

Изабелла, между тем, посмотрела мне в глаза и многообещающим шепотом пообещала:

— А с тобой, любимый, мы вечером поговорим.

Причина экзекуции, которой подверглась графиня, разъяснилась чуть позже. ДеВержи по дороге в храм улучила подходящий момент, когда Изабелла о чем-то разговаривала со своим дядей, и, приблизившись ко мне, сказала:

— Ричард, ваша светлость, мне пришлось сознаться, что мы с вами провели ночь вместе. Как теперь быть?

— Зачем? — прошипел я в ответ.

— Ваша жена что-то заподозрила, — ответила графиня. — Видимо, я позволила себе несколько раз слишком пристально на вас посмотреть. И потом, когда мне эта дроу, служанка вашей супруги, приставила к груди кинжал, я не выдержала и все рассказала.

Точно курица! В жесткую несознанку идти надо было. Но что уж теперь. Дело сделано. Буду с нетерпением ждать обещанного Изабеллой вечера.

А пока наслаждался временной отсрочкой и зрелищем казней. Центральной частью этого представления стал выход на эшафот нашего Роджера, чье появление в красном фартуке, колпаке и полумаске в сопровождении многочисленных помощников, тащивших кучу разного специального оборудования, вызывало восторженный и предвкушающий гул толпы. Следом привели и его будущих жертв — королеву, бывшую, Матильду и ее сына, тоже бывшего наследного принца.

И тут мне стал ясен замысел, который Изабелла холила и лелеяла все эти дни. Это будет не казнь. Это будет дознание по всем правилам средневекового криминального законодательства. С дыбой, прижиганиями, битьем кнутом, выворачиванием суставов и прочим. Да. Такого зрителям еще никогда не предлагали. Обычно они получали уже результат — приговор и изломанное тело, которое волочили на плаху. А тут их пускали за кулисы, предоставляли уникальную возможность стать свидетелями самого интересного — как ведется дознание. Надо сказать, что Роджер оправдал доверие Изабеллы. В течение следующего часа Матильда с сыном, последний, впрочем, явно выступал в роли актера второго плана и во всем проигрывал своей матери, признавались и каялись в таком количестве различных преступлений, что можно было подумать, что это не королева с принцем, а банда отъявленных головорезов, отравителей, фальшивомонетчиков, совратителей детей, иностранных шпионов и не знаю, кого еще.

При каждом новом вскрывшемся факте их преступлений народ ревел от восторга. Вообще, сюрреалистическое какое-то действо было. На эшафоте изощренно мучили родных сестру и племянника короля, а придумала все эти пытки их племянница и сестра, пусть даже и двоюродная и сводная. Но никого это ни разу не смущало.

А вот концовка меня и удивила, и порадовала. Не в том смысле, что мне как-то уж очень было жалко принца и его мать. Нет. Я порадовался за Изабеллу. Честно говоря, ее некоторая излишняя жестокость меня огорчала, и я ждал по итогу состоявшегося прилюдного допроса самого сурового приговора. А вышло совсем не так.

Когда тела преступников, наконец, опустили на помост, со своих мест встали Гастон и Изабелла. Король бросил на мою жену вопросительный взгляд и, получив ее кивок, провозгласил:

— В честь моей коронации я милую бывшую королеву Матильду и ее сына! Остаток своих жизней они проведут в монастырях, замаливая свои многочисленные грехи!

Народ сначала издал слитный разочарованный вздох, а потом разразился приветственными криками. Видимо, даже средневековая толпа на этот раз наелась видом чужих страданий до отвала.

Как мне позже объяснила Изабелла, договоренность с Гастоном о таком приговоре была достигнута изначально, а пытки и признания подсудимых во всех грехах были не только наказанием, но и тонким ходом, чтобы, если и не оправдать, то вывести из-под удара ее отца Конрада, который в результате оказался ни в чем не замешан. Все ужасы творили его преступная жена с сыном, а он по простоте своей этого не замечал.

А потом был пир. Увы, опять с завыванием менестрелей, несмешными репризами карликов (как же их здесь неэффективно используют все-таки, то ли дело у меня), упившимися вусмерть гостями, глупым смехом дам и жуткими местными танцами, которые я так и не удосужился освоить.

А вот Изабелла просто купалась в лучах славы. То один, то другой или другая подходили к ней и выражали в самых высокопарных словах восхищение тем, как она организовала представление с участием Матильды и принца. Секретом, что эту часть программы в подарок своему дяде устроила ни кто иная, как великая герцогиня Юма, не было ни для кого. В общем, моя женушка сказала новое слово в искусстве и навсегда внесла свое имя в хроники королевств и империи. Золотыми буквами.

Я даже в какой-то момент понадеялся, что эти похвалы несколько облегчат мою участь ночью, но поймал взгляд Изабеллы, в котором читалась решимость привести приговор надо мной в исполнение без всяких смягчающих обстоятельств.

И время расплаты, конечно, наступило. Не перевариваю занудства. Откуда только Изабелла об этом узнала, интересно? Как догадалась? Но поступила она так, будто смогла абсолютно верно определить мою больную точку. Как только мы оказались в постели, и я собрался было заслужить прощение активным трудом на благо девушки, как она перехватила инициативу и, заняв главенствующее положение «сверху», начала, не прекращая определенных телодвижений, нудить:

— Ричард, как ты мог? Как ты мог, Ричард? И с кем? С этой ДеВержи? Этой шлюхой, на которой пробу, как ты говоришь, ставить негде?

В ответ мычу. Жду, когда этот поток сознания прекратится. А он и не думает иссякать.

— ДеВержи! Да по сравнению с ней даже наша Мира девственницей может считаться! Как ты мог, Ричард?

Вот тут не согласен. Наша Мира уже давно обеспечила себе звание абсолютной чемпионки и никакие преследовательницы ей в затылок не дышат. Но спорить, естественно, не стал.

И опять, и снова, мерно покачиваясь на мне, не меняя тона, одно и то же. Все-таки в пытках Изабелла точно знает толк. Талант просто.

Наконец, заметив, что ее упреки больше не производят на меня должного впечатления, Изабелла резко вскочила и бросилась к двери. Я от неожиданности аж привстал в постели.

— Диана! Ко мне! — крикнула жена и, как только дроу вошла, продолжила. — Раздевайся! Живо!

А это еще что за номер намечается? Я такого не люблю. Но сделать я ничего не успел. С помощью Изабеллы, которая буквально сдирала с девушки одежду, та в секунду оказалась полностью обнаженной.

— Вот! Смотри! Чем она тебя не устраивает, если тебе Элены мало? Знаю, что я не смогла обеспечить тебя служанками. Знаю. Но это не значит, что можно оскорблять меня, проводя ночи с такими, как женушка моего дяди! И вот тебе еще и эта. Пользуйся, когда захочешь! — и снова несчастной Диане — Повернись! Подними руки! Покажи, несколько ты лучше местной шлюшки-королевки!

Все понятно. Первая истерика на почве ревности. Приправленная местным колоритом и традициями. В какой-то мере, если бы не эта неприглядная сцена, даже приятно. А то было слегка обидно иногда видеть, как Изабелла спокойно относится к другим представительницам прекрасного пола в моей постели. Ну, или в мыльне. Или еще где. А тут такое! Просто море возмущения и страсти.

— Ты бы еще заставила ее свои зубы показать, — неудачно пошутил я, так как картина мне сильно напоминала барышника, нахваливающего покупателю лошадь.

— Рот открой! — тут же, не поняв моего намека, скомандовала Изабелла дроу.

Нет, это надо прекращать. Встал. Вытолкал Диану из комнаты. В соседней оденется. Обхватил дрожащую от ярости Изабеллу и понес в постель. Успокоил. Сначала делом, а потом и словом — рассказал, что был пьян и сам не понял, как все с ДеВержи получилось. В общем, погасил семейный конфликт.

— Знаешь, — задумчиво проговорила Изабелла, накручивая на палец локон своих волос. — А в этом что-то есть. В ревности. Она считается недостойной благородной дамы. Но что-то в этом чувстве определенно есть. После него как-то ярче все проходит, воспринимается острее что ли. Но это не значит, что я согласна еще раз его испытать! — закончила она, прижимаясь ко мне.

А утром наступили последствия моего двусмысленного положения — неизвестного барона Гувера при великой герцогине Юма Изабелле.

После завтрака, который был нам подан в наших покоях, мы с Изабеллой вышли прогуляться в прилегающий ко дворцу парк. Жена провела в нем все свое детство и юность и хотела пройтись по наиболее памятным для нее местам. В общем, настроение и у нее, и у меня было ностальгически-лирическим, совсем не подходящим для того, чтобы стать участниками конфликта со смертельным исходом. Но нас об этом никто не спрашивал.

— А вы, герцогиня, как я погляжу, времени тут даром не теряете, — услышали мы наглый голос за своей спиной и, обернувшись, увидели какого-то хлыща, который широко улыбаясь, сальным взглядом буквально ощупывал мою жену. — Стоило вам только оставить дома своего полудурка-муженька, про которого говорят, что он в дополнение к глупости еще и темный маг, как вы тут же затащили к себе в постель этого барончика? Мне кажется, что я на его месте был бы лучше. Так что имейте в виду, что всегда буду готов обслужить вас.

Я, конечно, великий герцог и все такое, аристократ потомственный хрен не знает, в каком поколении, но я еще и прежних своих привычек из бывшего мира не забыл. Поэтому, не раздумывая, съездил наглецу по морде. Тот кубарем полетел по усыпанной песком дорожке.

Вскочил. Лицо в крови из разбитого рта. Выхватил меч.

— Дуэль! Здесь и сейчас! Оскорбление первой степени! Без права на отсрочку!

В стороне стоял и кривил губы в мерзкой улыбочке архиепископ Гилберт. Вот, значит, кто все это устроил. Понятно. Надеется, что здесь под воздействием блокиратора, который не даст мне применить магию, со мной будет легко справиться. И уверен, что этот хлыщ какой-нибудь местный бретер, если, конечно, его специально для меня из империи не доставили. Что ж… Преподнесу я тебе сейчас, твое преосвященство, неприятный сюрприз. Смотри и запоминай.

Я убил его первым же выпадом. Он только еще меч свой поднимал над головой, как треть лезвия моей шпаги уже прошла сквозь его сердце и показалась со спины. Не знают здесь, какая может быть скорость у члена сборной команды страны по фехтованию. Особенно, когда он зол.

Уперся ногой в грудь наглеца, выдернул шпагу. Не торопясь подошел к архиепископу. Стоит — ни жив ни мертв, не может своим глазам, похоже, поверить, что его хитроумный замысел дал такую неожиданную осечку. И еще от страха трясется.

Небольшое продолжение уже есть в третьем томе:)