Проклятие прабабки. Книга 1

Глава 16

На этот раз в доме что-то изменилось. Я почувствовала посторонние запахи и шум. Подняв голову, тут же охнула и опустила, потому что затылок прострелила острая боль. Пришлось спешно закрывать глаза и напрягать слух.

— Да я вижу же, что не спишь, — в комнату заглянул Дима и ухмыльнулся. — Ты чего это посреди бела дня валяешься? Опять Тамарину наливку пробовала?

Я не отвечала, пытаясь погасить боль в голове и больше не шевелиться. Но Дима сам подошёл, положил руку мне на лоб и присвистнул.

— Да ты горячая штучка, Таня, — пошутил он. — И давно болеешь?

Я подняла руку с двумя пальцами и обозначила, что два дня.

— Нормально ты приехала — день всего отдохнула и на два свалилась. Ты просто профессионал в поиске неприятностей на свою голову.

Я попыталась что-то просипеть, но не смогла издать ни звука. Горло болело, особенно неприятно было глотать и разговаривать.

— Тааак, понятно, — заключил Дима и вышел в комнату. Я слышала, как он наливал воды в чайник, потом шуршал пакетами. А затем до меня донеслись звуки его голоса — он разговаривал по телефону.

Спустя какое-то время он принёс мне тарелку с горячими макаронами, смазанными сливочным маслом, и тёплый чай с малиной. Я обрадовалась еде, потому что уже пару дней у меня не было во рту ни крошки. А на малину в чае посмотрела с удивлением — где он её взял?

— Прошлогодняя баночка стояла в холодильнике, — пояснил Дима. — Свежая только-только поспевает. Ты её лучше сама поешь, как оклемаешься. И я вызвал местного врача, пусть тебя посмотрят. Ещё кому-то надо сообщить, что ты заболела?

Я мотнула головой. А потом подумала и начала шарить вокруг себя в поисках телефона. Дима понял, и подал мне его со столика — видимо, поставил заряжаться.

Я открыла мессенджер и задумалась. Глеб, наверное, уже понял, что я так себе сотрудница. Во вторую неделю работы свалила за город, а потом вообще перестала выходить на связь. Но сообщить о себе надо было. Я быстро напечатала сообщение, описав ситуацию, и понадеялась на лучшее.

Потом подтянула к себе тарелку с горячей едой и начала осторожно есть. Глотать еду было больно, но желудок просил пищи. Дима возился на кухне, что-то раскладывал, иногда ронял крышки от посуды и тихо, под нос, матерился. Я допила чай с малиной и моментально вспотела, как в детстве. Потом меня потянуло в сон и я, укрывшись с головой, провалилась в беспамятство.

Из сна меня выдернула чья-то прохладная рука, которая уверенно взяла меня за запястье и положила на пульс тонкие пальцы. Я открыла один глаз и уставилась на сухонькую старушку, которая была одета в белоснежный врачебный халат и на шее носила чёрный стетоскоп.

— Проснулись, Танечка? — улыбнулась старушка. — Я Мария Фёдоровна, фельдшер. Ваш молодой человек просил приехать и осмотреть вас. Давайте откроем ротик, и я посмотрю, что же там у вас такое приключилось.

Она говорила слегка нараспев, как с ребенком. Возможно, раньше она была педиатром? Достала холодную железяку, которой лазят в горло, и я послушно открыла рот. Она поцокала, потом пощупала лимфоузлы под подбородком, на ключицах, и, судя по лицу, ничего серьёзного не обнаружила.

Потом выгнала Диму, застывшего у дверного косяка на кухню, и принялась прослушивать моё дыхание холодным стетоскопом, от которого я ёжилась. Я вопросительно посмотрела на неё и просипела: «Что со мной?»

— С вами, Танечка, обычный фарингит, который бывает очень неприятным. Хорошая новость — он пройдёт за неделю, если вы не наделаете глупостей. Плохая — он очень противный, потому что больно говорить, глотать и даже дышать. — Я согласно закивала, потому что воздух, который я вдыхала, тоже царапал моё бедное горло.

Она помолчала. Посмотрела куда-то мимо меня, кому-то кивнула, а потом добавила:

— А ещё у вас энергетическое истощение. Нельзя же так, милая моя, без остановки практиковать.

Я вытаращила на неё глаза и сделала удивлённое лицо. Уже даже открыла рот, чтобы задать свой вопрос, но она накрыла своей сухой лапкой мою руку и сказала:

— Можете ничего не объяснять. У вас тонкие тела истощены, и энергетическая оболочка вся в дырах. Что делали? Приворот? Отворот? Гадали?

Я усиленно помотала головой. Ничего такого я не делала!

— Я… спала, — просипела я. — И сны видела. Всё.

Мария Фёдоровна снова посмотрела за мою спину, будто советуясь с кем-то. Я тоже обернулась, но, конечно же, никого не увидела.

— Значит, сны были очень необычные. Так?

Я покивала.

— Так вы не практик? — настороженно спросила фельдшер. Я помотала головой.

— Странно. Галина Ивановна мне на вас жаловалась, да и я сама видела ваши энергетические нити… И вы сейчас болеете не просто так, а за практику, выполненную с нарушением всех техник безопасности. Себя не жалеете, и их, — она кивнула куда-то наверх, — тоже.

— А … Галина… — просипела я, но закашлялась и схватилась за горло.

— А Галина Ивановна пала жертвой вашего недоброго глаза, — усмехнулась Мария Фёдоровна. — Как человек и чиновник она, конечно, так себе, но такого точно не заслужила. Она уже несколько дней вся чешется и не показывается на людях.

Я испуганно мотала головой из стороны в сторону, как болванчик, и всячески открещивалась.

— Это не я, — получилось в итоге просипеть.

— Да вы, вы, я же чувствую вашу энергетику. Но, возможно, не специально. Такое бывает, когда не знаешь о своём Даре и разбрасываешься направо-налево. Давайте поступим так. Я вам оставлю обезболивающее и травки попьёте. Если всё будет нормально, то дня через три всё должно пройти.

Я закивала, и фельдшер начала собираться. Почувствовав панику, я схватилась за белый халат и потянула её на себя. Она усмехнулась.

— Свой телефон я оставила вашему молодому человеку, как нужно будет — звоните. И давайте без глупостей. Никаких снов, никаких ярких желаний. Просто ешьте, спите, и выздоравливайте.

С этими словами чудесная Мария Фёдоровна встала, взяла свой чемоданчик и пошла к выходу. Я же безумно радовалась, что в этом мире есть кто-то, кто сможет мне всё объяснить. Я не одна среди всех этих загадок, предков и прошлых жизней. У меня появилась … коллега?

***

Следующий день прошёл ровно так, как предписывала фельдшерица. Дима поил меня отварами, кормил картошкой пюре, бананами и мягким творогом. Ворчал, что должен сейчас плавать в реке, ловить раков и поедать их с пивом, а я сломала ему все карты.

Вообще, если честно, я впервые жила под одной крышей с мужчиной. И это был очень интересный опыт. Я смотрела, как он встаёт по утрам и делает зарядку, как школьник. Потом тягает гантелю, отжимается и мчится на пробежку. Спустя час возвращается мокрый, сразу после уличного душа, и благоухает гелем для душа. Мне обязательно приносит или мисочку клубники, или стаканчик малины, и, пока я поглощаю живые витамины, готовит нам завтрак.

Его рацион прост — каша, кофе и бутерброд. А ещё он — сладкоежка. Обязательно кладёт по две ложки сахара на кружку, а потом закусывает конфетой. С ним в доме поселяется какой-то новый запах, непохожий на наш с мамой домашний аромат. У нас квартира пахнет кремом для лица, ванильным сахаром и стиральным порошком.

Здесь же Томин дом пахнет пылью, какими-то железками и рыбой, которую Дима приволок с рыбалки и запихнул в морозильник прям так, как был.

Сегодня он решил её достать и разделать, и прямо сейчас он матерился на кухне, откалывая мороженые туши друг от друга. Я же слушала эти непривычные звуки и мне было очень хорошо. Никто не кудахтал над ухом, как это делала мама, если я вдруг заболевала. Мне не надо было самой заботиться о пище и лекарствах. Дима сам готовил, сам приносил мне питьё и таблетки, мерил температуру и отписывался Марии Фёдоровне о моём самочувствии.

Жар спал к вечеру, и хоть я ещё, преимущественно, молчала, но мне уже хотелось чем-то себя занять. И я решила поискать господ Мухиных, живших в Саратовской губернии в 1909 году. Если, конечно, всё это не выдумки моего воспалённого воображения.

Поиск выдал тему на генеалогическом форуме по однофамильцам Мухиных, советскую детскую писательницу Мухину-Петринскую, которая родилась в 1909 году. Книга памяти Саратовской области, посемейные списки Саратовских мещан… Я внимательно изучала каждую ссылку. Но либо речь шла о выходцах из бедных крестьян, как в случае с писательницей, либо о Мухиных из других мест Российской Империи.

Тогда я принялась изучать историю Хвалынска. Судя по всему, мой яблоневый сад из сна и деревянный терем-дом находились где-то там. Город действительно именовался яблоневой столицей и там было много садов. А ещё известковые горы и известный лыжный курорт, куда зимой стекались толпы народа покататься.

Так… что ещё? До революции здесь осели множество старообрядцев. Но я, как ни старалась вспомнить, не смогла увидеть своим внутренним взглядом никаких религиозных предметов: ни распятий, ни картин, ни даже красного угла с иконами.

Ага, еще Хвалынск известен в связи с творчеством художника Петровым-Водкиным. Тоже мимо…

Очевидно, что мои Мухины не оставили сколько-нибудь значимый след в истории города, раз простым поиском в Яндексе я не могу ничего найти. Значит, надо зайти с другой стороны.

Каким-то ветром моя прабабка Варвара оказалась в Васильевке, в Самарской губернии. Соседняя область, конечно, но далековато от Хвалынска. Может быть, я смогу узнать что-то о Васильевке?

В Васильевке тоже есть яблоневые сады. В начале двадцатого века они были помещичьи, а теперь они заброшены. Кстати, помещичий дом тоже сохранился на берегу реки, но он несколько раз перестраивался, и сейчас там, вроде бы, живут несколько семей. И он совсем не похож на дом из моего сна.

Так, Васильевка… В середине девятнадцатого века деревню купил купец Васильев (неожиданно!), и до него она звалась Яблоньки. Понятно. Здесь жили государственные крестьяне, а помещичий дом был просто большой деревянной дачей, которую купец перестроил под свою летнюю резиденцию.

После революции дом национализировали и первое время там была школа-интернат, а потом дом поделили на квартиры и отдали четырём крестьянским семьям. Занятно. Что стало с Васильевым и его семьёй, в Википедии не сказано.

Здесь тоже глухо… Я почувствовала, что устала, и отложила ноутбук. С кухни запахло жареной рыбой и я неожиданно для себя сглотнула слюну. Чёрт, как же больно!

Я встала, накинула на плечи покрывало с дивана и поплелась на кухню. В центре неё колдовал высокий широкоплечий мужчина. Он был в летних шортах и без майки. На плече висело кухонное полотенце. На плите шкворчала обвалянная в муке рыба.

— Майку надень, — просипела я. — Жир от рыбы может обжечь.

«Ну и я не буду на тебя так откровенно пялиться», — подумала заодно.

Дима кивнул, но с кухни не ушёл. Отошёл подальше от плиты и спросил:

— Пить будешь? Горяченького?

Я кивнула и присела на табуретку у стола. На нём стояла кастрюлька, в которой я обнаружила дымящуюся варёную картошку. Тонко нарезанный бородинский хлеб, сало и початая бутылка коньяка красовались рядом.

— Коньяк будешь? — спросил Дима. — В чай?

Я кивнула. Очень хотелось попробовать всю эту деревенскую прелесть, но аппетита не было. А вот горячий алкоголь мог немного согреть горло и поубивать там всю мерзость, которая заставляет меня страдать.

Дима вышел из кухни, а когда вернулся, то на нём уже была серая майка с коротким рукавом, а в руках две хрустальные стопки.

Не-не-не, — покачала я головой. — Мне в чай.

Себе Дима налил коньяку в рюмку, мне в чай, а потом поставил в центр стола деревянный кругляш, а не него сковородку с жареными рыбьими стейками. Мой желудок заурчал ещё раз.

«Ладно, — подумала я, — съем кусочек и хватит».

Спустя полчаса мы опустошили сковородку, а коньяк благотворно подействовал на мой организм. Я вспотела, как после малины, и чувствовала, как струйки пота стекали по моей спине под майкой и покрывалом с дивана.

— Ну что у тебя там с кладбищем, рассказывай, — начал разговор Дима. А я и забыла, что в прошлый раз сама всё ему рассказала.

— Ты шутишь? — просипела я и помотала головой, а затем показала на горло.

— Я слышал, о чем вы с Марьей Фёдоровной шептались, — посмотрел он на меня и помолчал. — Ты колдовать, что ли, начала?

Я ещё сильнее затрясла головой, думая мимоходом, что она сейчас точно отвалится. Чёртово горло! Толком не могу говорить, а тут такая тема нарисовалась интересная.

— Она, говорят, местная знахарка. И таблетки, и травки назначит, а иногда руки подержит над раной, и та закрывается, практически на глазах. И на тебя она как-то недобро смотрела, — подытожил Дима. Я пожала плечами. — Ну ладно, не хочешь, не говори. Тебе виднее. Только кого тебе привораживать? Женатика, что ли, твоего?

Дима захмелел и явно решил высказаться. Я сделала удивлённое лицо и посмотрела на него с вызовом.

— Ну а ты думала, я не замечу? Он же даже обручальное кольцо не снимает, мне вон щёку им рассёк. Я не мог не заметить. Зачем он тебе нужен, Тань?

Я опять пожала плечами. Мне начинал нравиться этот монолог, где я могла только вздыхать и ничего не говорить.

— Что он там тебе уже предлагал? Развестись, имущество поделить? Сроки уже конкретные называет?

Я покачала головой. Никаких сроков.

— А сколько вы уже вместе? — я показала ему указательный палец. — Год?

Кивнула.

— А ты не боишься залететь от него?

Я вытаращилась на него и медленно покачала головой.

— А зря. Судя по тому, что ты мне рассказывала, мама твоя залетела от женатого. А бабушка? Про неё уже что-то знаешь?

Знаю. Родила маму безмужняя, от кого — никто не знает. Был ли он женат? А почему бы и нет?

Но для Димы я отрицательно покачала головой.

— Ну вот и ты залетишь и будешь растить ребёнка одна. Потому что если бы он хотел — уже бы развёлся давно. — Дима опрокинул в себя рюмку и закусил поджаристым куском картошки. — И ты тоже будешь молчать, как так получилось. Или наврёшь своей дочке, что папка её — космонавт. На орбите летает.

Дима противно хохотнул, а мне разговор перестал казаться забавным. Да какое право он имеет меня осуждать? Кто он вообще такой? Сам не женат — я покосилась на его правую руку — а отчитывает, как заправская сваха. Или как мой отец, кем он точно не является.

— Прекрати, — просипела я и отвернулась.

— А что прекрати? Ты когда башку свою юную включишь? Ты хочешь продолжить ваш род несчастных любовниц? Твои бабки да прабабки замужем вообще бывали? — Диму явно несло, но он не собирался останавливаться.

— А сам? — выплюнула я ему в лицо. Меня аж перекосило, не дай Бог опять прыщи нашлю. Или понос.

— А что сам? Я был женат, пришлось в своё время…. пострадать, — цинично усмехнулся он. — И уж точно побольше твоего видел. Такая же вот была, беленькая вся, да глазками хлоп-хлоп. А сука оказалась…!

Дима нацепил на вилку кусок рыбы и проглотил, не жуя.

— Ушла от меня к мажорику, а он хоба — и женат оказался. Он её поматросил, да бросил. Мальдивы обещал, на бэхе возил, квартиру снимал. А потом через пару месяцев — хрен вместо свадьбы и «пошла вон» вместо Мальдив. Ну у неё совести хватило назад не прибегать, но вышвырнул он её, как котёнка, на улицу и думать забыл. Хорошо хоть, детей мы с ней не нажили. Но любил я её сильно, пока она хвостом не махнула.

Я сидела не шелохнувшись. Почему-то с Димой всё самое интересное случается по пьяной лавочке. В прошлый раз меня понесло, в это раз его. Но горечь его, хоть и раззадоренная алкоголем, была неподдельной. И злился он искренне. И я очень хорошо понимала, о чём он говорит. Если бы мне пришлось выбирать между таким парнем, как Дима, и таким, как Рома — то выбор был бы очевиден.

Какое будущее ждёт меня с таким, как Дима? Жизнь от зарплаты до зарплаты? А с Ромой я смогу не думать о деньгах, он обеспечит и меня, и моих детей. Я буду жить достойной жизнью, много путешествовать, дам лучшее образование своим детям и просто буду чувствовать себя как за каменной стеной. И Диме в этом раскладе просто не повезло. Надо было бизнесом заниматься, а не на севера летать.

— И ты мне в прошлый раз тоже говорила — что если ты всё делаешь правильно, то тебя высшие силы награждают. Деньгами, удачей. А если идёшь не туда — то насылают болезни и неприятности. Помнишь? Эта твоя, тётка по картам тебе говорила, — он уставился на меня и внимательно следил, когда до меня дойдёт.

И до меня дошло. Я заболела в тот же день, как от меня уехал Рома. Сразу же после Купальской ночи. И если я действительно собиралась верить в то, что меня ведут какие-то высшие силы, то приходилось принять и этот факт, что болезнь меня нашла сразу же после нашей ночи любви.

Я выразительно посмотрела на Диму:

— Помню, спасибо, — с горечью процедила и медленно удалилась в зал.