Проклятие прабабки. Книга 1

Глава 6

Утром я, ещё не успев открыть глаза, по запаху узнала бабушкин дом. Солнце уже успело нагреть пыльный воздух, и я видела перед мысленным взором, как пылинки кружат в потоке золотистого света по комнате.

Справа от меня было окно, на котором, сколько себя помню, стоял колючий алоэ. Если бы сейчас я подняла руку вверх и вправо, то дотянулась бы до него рукой. На окнах, как и в детстве, висели яркие желтые занавески. Между ними комната была обита деревянными плашками, тоже источавшими теплый медовый цвет. В центре комнаты у смежной стены стоял старенький телевизор. Я приоткрыла один глаз и проверила, на месте ли кружевная салфетка, которая его накрывает. На месте.

Слева от меня, на противоположной стене, в углу гордо высилась гладкая изразцовая печь. Она была выложена белоснежными плиточками, от пола и до потолка, и имела скошенный край, занимая собой весь угол. Зимой, когда она отдавала своё тепло в комнату, я любила смотреть в низенькую дверцу чугунной заслонки. Там иногда виднелись колючие снопы красных искр, и я завороженно наблюдала, как они то гаснут, то разгораются. Справа от печки была дверь в соседнюю комнату, где раньше спала бабушка, потом тётя Тома, а сейчас захватчик Дима. Интересно, он уже встал или всё ещё дрыхнет?

Я осторожно села в кровати и провела рукой по лицу. Почувствовала, как неприятно стянуло неумытую с вечера кожу, как хлопья туши попадают в глаза и скрипят на глазницах. Блин, я вчера была такая уставшая и злая, что даже зубы не почистила!

Аккуратно выбравшись из кровати, я порылась в своей дорожной сумке и извлекла из неё косметичку. Потом, не заглядывая в комнату, прокралась на кухню к умывальнику.

В кухне было одно большое окно, возле которого стоял массивный обеденный стол с табуретками. Напротив стола стоял холодильник, слева от него раковина с древним умывальником. Плита, она же дровяная печь, притулилась в углу между столом и входной дверью с сеней.

Чудо сантехники в виде чаши с дыркой, в которую была вставлена металлическая палка, всё ещё висела над раковиной, как в детстве. Я смыла тушь ватным диском и мицелляркой, нанесла на лицо гель для умывания и потыкала ладонью в металлическую палку, ожидая, когда мне в руку польётся прохладная вода. Но не тут-то было! Деревенский умывальник был пуст. Твою мать! С закрытыми глазами, продвигаясь на ощупь, я дошла до эмалированного ведра с водой и зачерпнула целый ковшик ледяной воды, намереваясь отнести к умывальнику. Круто развернувшись на пятках, я сделала шаг и со всей дури споткнулась обо что-то на полу. Рука с ковшом полетела вперёд и я услышала недовольный крик:

— Ты дура что ли?! Куда летишь?

Я приоткрыла один глаз, чтобы оценить обстановку, и увидела мокрого Диму, который успел зайти с сеней на кухню. Пена тут же обожгла мне слизистую и я заорала в ответ:

— Ай-ай-ай-ай, срочно промыть глаз! Щипет! Дай воды, быстро! Придурок! Куда ты прёшь сам?! Где моя вода? Даааааай! — я орала как резаная и терла мыльной рукой глаз. Его нестерпимо жгло.

Дима схватил меня за руку, чем-то пошуршал, подвел к умывальнику и налил в руку воды. Я начала промывать глаз. Вода лилась в мои ладони до тех пор, пока я полностью не умыла лицо и не смогла нормально видеть.

— Спасибо, — буркнула я и схватила полотенце. — Ты зачем на меня налетел?

— Да я вообще тебя не видел. Это ты неслась на меня с ковшом и я не успел увернуться! — Дима явно был недоволен.

— Ну так нефиг умывальник пустым оставлять! У тёти Томы там всегда вода была, — продолжала наезжать я.

— Ну а я не тётя Тома, мне для себя воды достаточно было, — отпарировал он. — Я вообще тебя сюда не звал. У меня не было уговора принимать гостей, между прочим.

Я сделала глубокий вдох и глубокий выдох. Надо успокоиться, иначе я его просто придушу.

Я выдавила на ладонь крем, нанесла на лицо. Немного подумав, сверху нанесла ещё солнцезащитный крем. Волосы собрала в высокий хвост и ушла и комнату переодеваться.

Когда я в легких шортиках и свободной майке зашла в кухню, Дима уже варил кофе.

— Ты будешь? — спросил он? Злости в голосе явно поубавилось.

— Да, но мне без сахара. — Он кивнул. — Сливки есть?

— Только молоко, покупаю парное у соседки.

Я открыла холодильник, достала сливочное масло, икру и клубнику. Нарезала багет, и уселась на табурет у стола, подогнув под себя ногу. Откусив большой кусок бутерброда с икрой, кивнула на него Диме:

— Угощайся, ты мне кофе, я тебе бутер.

Дима хмыкнул и вылил первую порцию кофе в кружку. Добавил туда молока прямо из трёхлитровой банки и поставил передо мной.

— Шпасибо, — пробормотала я с набитым ртом. Только сейчас поняла, как зверски я хочу есть. Одними бутербродами дело не обойдется.

— Дима, а у тебя яйца есть? — с надеждой спросила я и сделала большой глоток обжигающего кофе.

— С утра были, — буднично ответил он и почесал пах. — А тебе зачем?

Я прыснула, еле удержав во рту кофейно-бутербродную массу. Он, увидев мою физиономию, рассмеялся следом. Я, соскочив с табуретки, открыла холодильник и пошарила там в поисках яиц. Нашла несколько на дверце и победно подняла их в руке.

— Вот! Я нашла твои яйца, — глупо хихикнула я. — Яичницу хочу!

Дима улыбался, когда протянул мне сковородку и сказал:

— Хочешь, жарь. Плитка на столе, — посторонился он и я увидела, что он варил кофе в турке на крошечной электрической походной плитке. Она ещё не успела остыть.

Пришлось мне самой заниматься своим завтраком. Пока Дима уминал бутерброд и закусывал кофе клубникой, я поджарила 4 яйца и угостила его завтраком. Это был жест перемирия.

— Так зачем ты приехала? — жуя, спросил Дима. Он ел жадно, заглатывая пищу большими кусками и практически не жуя.

— Я хочу на кладбище сходить, — честно ответила я. — Никогда там не была.

— На кладбище? Ты серьёзно? — вытаращил он на меня глаза и даже остановил процесс пережевывания пищи.

— Да. Мне нужно найти могилки моих бабушки и прабабки. Я генеалогией увлеклась, семейное древо восстанавливаю, — важно сказала я и оценила, как солидно это звучит.

— Забавно, что ты ради этого попёрлась в такую даль. Через пару лет Васильевское кладбище оцифруют и можно не вообще сюда не соваться, — просто сказал Дима и развёл руками.

— Слушай, ну на дворе лето, я давно не была в деревне, и вот мне приспичило. Чего ты докопался?

— Нет, я всё понимаю. У тебя каникулы что ли? Ты студентка? — серьёзно спросил Дима.

— Я? Студентка? Да ты мне льстишь, — разулыбалась я и закинула в рот последний кусок яичницы. — Я фрилансер, работаю на себя. Заведую соцсетями крупной сети СПА-салонов, — слегка приврала я.

— А, ну тогда понятно. Нормальные фрилансеры под пальмами ноутбук мучают, а ты в деревне на кладбище, — хмыкнул Дима, но я шутку не оценила.

— Нормальные фрилансеры делают что хотят и когда хотят, понял? — сказала я и встала из-за стола. Спасибо за завтрак. Я наелась.

— Тебе спасибо, накормила меня яичницей. Ты прямо сейчас идёшь на кладбище? Проводить тебя?

Где в Васильевке находится кладбище, я знала. Девчонкой бегала мимо, но никогда раньше не заходила внутрь. До него от дома было минут пятнадцать быстрой ходьбы. Но я и вправду робела идти туда в первый раз одна.

— Если тебе не сложно, то проводи. Я была бы рада, — тихо попросила я.

— У тебя головной убор есть? Там жарко, — сообщил Дима. — Уже почти десять часов, а пекло как в полдень.

— Нет, я не захватила шляпку, — кокетливо передразнила я парня. — Но у меня есть очки и я обычно хорошо переношу жару.

— Ну тогда пойдем, — мотнул он головой в сторону выхода и вышел из дома.

Во дворе меня встретило яркое солнце и радостное повизгивание Малыша. Это был некрупный пес, белый, с черными огромными пятнами и хвостом колечком. Он облизывал мне руки, когда я пыталась его погладить. Я присела на корточки и вдоволь его потрепала за морду. Малыш был счастлив. В следующий раз надо будет вынести ему что-то вкусненькое.

Дима уже ждал за калиткой. Стоя в расслабленной позе, руки в карманах, он смотрел на нас с Малышом, щурясь от яркого света. Он был коротко стрижен, русоволос, среднего роста. Я впервые разглядела его как следует. Серо-голубые глаза, легкая щетина. На вид ему было лет тридцать.

— Дим, а ты чем занимаешься? — спросила я, когда он пропустил меня за калитку и мы свернули налево. Сразу же обогнули серый некрашеный деревянный забор и пошли по грунтовой дороге к кладбищу.

— Я нефтяник, работаю за Полярным кругом. Три месяца там, три месяца отдыхаю, — просто ответил Дима.

— Ого, это ты как раз на отпуск снял дом у тёти Томы? — спросила я.

— Да, хотел отдохнуть в тишине. И одиночестве, — искоса взглянул она на меня.

— Да ладно, я скоро уеду, не переживай. Не буду тебе мешать, — улыбнулась я. — У меня ещё в городе дел полно.

— А зачем тебе нужно на кладбище на самом деле? — пытливо спросил Дима. — Правда что ли на могилки посмотреть?

— Правда, — вздохнула я. — Понимаешь, у меня кроме мамы никого нет. Бабушка умерла, когда я ещё маленькая была. Отца никогда не знала. Мама и тётя Тома — мои единственные родные. Я никогда не была на свадьбе, похоронах, крестинах. Не нянчила маленьких братиков и сестрёнок. Нет родственников — нет и проблем.

Я невесело вздохнула. Как ещё ему объяснить мой интерес — не понимала. Не рассказывать же ему про Таро и странные сны про кладбище. Но Дима молчал и явно ждал продолжения.

— Я хочу составить генеалогическое древо своей семьи и попытаться найти родственников. Может быть, у меня есть ещё кто-то… — сделала я вялую попытку объяснить. В конце концов, какая разница, что он подумает? Я знаю Диму одни сутки. Поэтому оправдываться больше не стану.

Дорога шла мимо соснового леса. Грунтовка была вся из мелкого светлого песочка, белая пыль ложилась на мои кроссовки толстым слоем. Вдоль дороги шла линия электропередач. На столбах и проводах сидели громкоголосые вороны и, нахохлившись наблюдали за нами. Солнце нещадно пекло. Я порадовалась, что намазала лицо кремом от загара, а вот мои голые руки и ноги уже начинали краснеть.

Но вот и оградка кладбища. Низкая, металлическая, выкрашенная в зеленый свет. Калитка была с полукруглой аркой, с восьмиконечным крестом на вершине. За нею начиналась тишина. Неслышно качались сосны, ветер раскачивал травинки с пушистыми колосками. То тут, то там возле могил стояли деревянные столы и скамьи для поминок. Это выглядело жутко. Как будто кто-то подготовил места для последнего пиршества, но гости ещё не пришли.

Здесь, у калитки, были самые старые могилки. Они не отличались разнообразием. Металлические полые кресты с овальными табличками, с которых смотрели спокойные лица. Конусообразные военные стелы, увенчанные красными звездами — наследие последней мировой войны. Где-то за низкими оградками было сразу по три-четыре могилки. Каменные надгробия появлялись ближе к центру кладбища. На них были высечены имена, всё также смотрели увековеченные в граните лица. Скорбные слова, прошлые даты. У старых могил росли высокие деревья. Они создавали тень, и на кладбище было не жарко.

— Кого ищем? — спросил Дима.

— Зелениных. Елизавету, Варвару. Кого-нибудь с такой же фамилией. Бабушка точно должна лежать здесь, — растерянно проговорила я.

Кладбище было непривычно большим. Я думала, что в небольшой деревеньке оно будет хотя бы обозримо. Но могилы нестройными рядами выходили из леса и упирались в поле, и конца им я не видела.

— В каком году умерла бабушка?

— В 2011. Давай попробуем найти этот год. Хотя её могли похоронить в прабабушкину могилу, или рядом с ней, — рассуждала я.

Мы разделились. Я пошла влево, а Дима направо. Мы начали со старой части кладбища. Приходилось идти и читать текст на надгробиях. Вскоре от этого занятия мне стало жутковато. Мелькали имена, цифры, лица. В какой-то момент я присела на скамью возле оградки и прикрыла глаза. Хотелось собраться с мыслями и немного отдохнуть. Дима совсем пропал из виду.

Я вдохнула, выдохнула, и вдруг ощутила у правого уха легкое дуновение ветра. Мгновенно открыла глаза и увидела чуть левее меня непонятный дым. Он висел над могилами и был хорошо различим среди деревьев. Я встала и пошла к нему. Подумалось, что если там что-то загорелось, важно вовремя потушить, иначе будет беда.

Я шла, а дым не двигался. Странно, но запаха гари я не чувствовала. Уже сбавляя шаг и вглядываясь в могилки, я нутром почувствовала, что нашла их. Увидела большую букву «З» с завитушками, а потом и сами надписи.

Гаврилова Лидия Ивановна (1918 — 1978).

Зеленина Елизавета Ивановна (1935 — 2011).

Эти две могилки были рядом, в одной оградке. Елизавета Ивановна — это моя бабушка, мамина мама. А вот кто такая Лидия Ивановна? На момент рождения моей бабушки ей было всего 17 лет. Прабабка? Ты ли это?

Я достала телефон, чтобы набрать маме и спросить, кто такая эта Лидия Гаврилова, но сигнал не ловил. Тогда я сфотографировала могилки и убрала телефон. Теперь надо позвать Диму. Мы не додумались обменяться номерами, но я всё равно бы ему не дозвонилась. Поэтому придётся кричать.

— Димаааа, — крикнула я, приложив ладони ко рту домиком. С соседнего столба с шумом вспорхнули вороны, и начали противно перекрикиваться в воздухе. — Дииииим!

Голос мой звучал неестественно громко посреди этого смертельного города. Но пришёл Дима справа, оттуда, откуда я не ждала.

— Да слышу я тебя, всех мёртвых перебудишь, — проворчал он. — Нашла?

— Да! — Я обрадовалась ему, как родному. — Смотри! Елизавета — это моя бабушка. А вот про Лидию я ничего не знаю. Придётся выяснять у мамы.

— Думаешь, это прабабушка? — спросил Дима.

— Нет, не думаю. Её звали Варвара! Поэтому это точно не она, — пробормотала я.

Мы стояли и смотрели на могилки. Они были заросшие травой и явно заброшенные. Простой металлический крест у Лидии местами проржавел, краска почти вся облупилась. Фотография у неё была старая, поблекшая. На ней с трудом проглядывалась старая женщина в платке. Бабушкин крест был деревянный, временный. Такие ставят, чтобы через три года сменить на каменное надгробие. Но лишних денег на памятник у нас с мамой не было, поэтому бабуля так и осталась лежать под простым крестом. У подножия стояла керамическая фотография. Видимо, упала с креста и чья-то добрая рука аккуратно поставила её на место. Выглядели могилки совсем забытыми.

— Надо траву выдернуть и надгробия протереть, — наконец, подал голос Дима. — Я видел, так мама делает на кладбище. Что-то мы с тобой не догадались взять ни перчатки, ни мусорные пакеты, ни воду…

— Давай возьмём и вернёмся, я здесь приберу, — подавленно ответила я. Мне вдруг подумалось, что и я сама, как эти могилки — заброшена — и никому, кроме мамы, на этом свете не нужна.

Мы повернулись и побрели назад, запоминая приметы, по которым легко будет найти это место вновь. И вот тут я второй раз за день ощутила легкое дуновение ветра у правого уха. Оглянулась и не поверила глазам: на месте могил, которые я только что покинула, был густой луг с травой по пояс, а кресты лезли прямо из-под земли, разбрасывая комья земли. Откуда-то повеяло могильным холодом и ноги перестали мня держать.

Я осела на землю и тут почувствовала, как кто-то бьёт меня по щекам.

— Таня! Таня! Очнись! Да Таня блин! — и на этих словах я открыла глаза. Вокруг было всё то же кладбище, жара и Димино встревоженное лицо. Я даже успела отметить бисеринки пота на его верхней губе. Он только что залепил мне оплеуху и уже поднимал руку для следующей.

— Да всё, хватит, тут я, — проворчала я, но язык не желал слушаться.

— Дурдом какой-то! Вместо рыбалки бегаю тут по кладбищу с полуголыми девицами да привожу их в чувство, — ругался Дима, поднимая меня с земли и отряхивая от сосновых иголок.

— И ничего я не полуголая, — вяло возразила я. — Я в приличных шортах и майке.

— Чего ты вдруг грохнулась? — спросил он. — Перегрелась?

— Да-да, наверное перегрелась, — с трудом выговорила я. — Надо было и вправду шляпу поискать.

Соврать было проще, чем объяснять то, что я видела на самом деле. Надо срочно вернуться домой и окунуться в холодный душ. Хотя моя кожа до сих пор ощущала потусторонний могильный холод и я, как ни старалась, не могла согреться. Но виду не подала.