Проклятие прабабки. Книга 1

Глава 8

— Ты реально попёрлась к тарологу? — смеялся во весь голос раскрасневшийся Дима. — Чтобы что? Погадать на суженого?

— Да погоди ты! Ну у меня все подружки реально в эти расклады верят! — я понизила голос до театрального шёпота. — И она мне сказала, что в моём роду все женщины несчастны. Понимаешь, Дим, бедные и несчастные! Она это на картах увидела! Я ей ни-че-го не рассказывала!

Я закинула в рот кусочек шоколадки, зажевала её оливкой и продолжила:

— И ведь правда! Я без отца росла. Кто он — не знаю, — я начала загибать пальцы. — Мама без отца росла и тоже его не знает. Бабушка моя росла и без отца, и без матери, понимаешь?! Прабабка Варвара куда-то пропала и оставила бабушку на родственников, они её в Васильевке, вот в этом самом доме и вырастили!

— Ну а дальше что? Как ты до кладбища-то дошла? Тоже таролог насоветовала?

— Неееет, — возразила я, пьяненько растягивая слова. — Про кладбище я во сне увидела! Мне приснилось, что я стою посреди луга, голая, прикинь. Мёрзну. Вокруг туман, трава по пояс! И тут как полезли кресты из-под земли! Как в фильме ужасов! Лезут вверх, и подо мной тоже один. Я как заору! Ну и проснулась сразу.

Дима хохотал, запрокинув голову. От души, шумно, наслаждаясь процессом. Какой у него приятный смех всё-таки.

— И ты сразу решила ехать на могилки? Не испугалась после такого сна?

— Неееет, — старалась я объяснить более доходчиво. — Понимаешь, таролог тоже сказала — надо помянуть предков, на могилки съездить. А я ни разу в жизни не была, понимаешь? Ну, и не зря же меня уволили, верно? Я теперь свободна, хочу — в деревне сижу, хочу — в городе, — воодушевлённо шептала я.

— Ну теперь ты побывала, и что? Тебе это что-то дало?

Я задумалась. Действительно, что это мне дало?

— Ну, я увидела, что есть ещё какая-то Лидия, рядом с бабушкой. Можно её поискать. Дальше план такой — сделаю запрос в ЗАГС, узнаю, где бабушка родилась. Вдруг не в Васильевке? А там ещё будет запись о том, кто её мать и отец, понимаешь? А это уже ниточка! — важно кивнула я и хлопнула ещё настойки.

Дима повторил за мной, потом налил ещё.

— Тань, ты такая красивая девчонка, но такая дурная. Что у тебя в голове? Ты от кладбищ в обмороки грохаешься, а всё туда же. Может быть, тебе просто включить мозги и начать жить? Зачем копаться в далёком прошлом?

— Ой, про обморок сейчас что расскажу! — встрепенулась я. — Я, когда при тебе упала, я ж как раз увидела кусок того сна. Обернулась — и нет кладбища, а есть тот луг и кресты из-под земли так и лезут… Вот жуть-то меня пробрала. А вечером сегодня, когда ты меня нашёл, я вообще знаешь кого видела?!

Я выдержала паузу и набрала в грудь побольше воздуха.

— Прабабку!!! — выдохнула я Диме прямо в лицо. — Понимаешь, она шла от меня впереди, вся такая нездешняя. Длинная юбка, платок цветастый. Я её рукой развернула, а она мне шепчет: «Берегись!». И вдруг скелетом стала. Я тебе как есть говорю! Не вру!

— Так, понял, тебе больше не наливаю. Прабабок видит уже, скелетов всяких. Чтоб мне эту нечисть в дом даже не тащила! Мне тут ещё три месяца жить! — притворно нахмурился Димка и расхохотался. Такой хороший ты, — подумала я.

— Давай-ка уже по кроватям разбредаться, — между тем приговаривал Дима. — Пойдём, мы оба устали, замёрзли, выпили. Завтра утром уберёмся на кухне.

Он начал задувать свечи, оставив только одну.

— Давай, — зевнула я. — Я уже с ног валюсь.

Спустя секунду я уже рухнула на свой диван в зале и мгновенно уснула. За окном всё также барабанил дождь.

***

Утро началось с громкого сигнала какого-то автомобиля. Кто-то мерзкий жал на клаксон, и дурацкий гудок набатом отдавался мне в виски. Я приподняла голову, чтобы посмотреть на телефоне, который час. Но тот намертво разрядился. Из окон бил яркий солнечный свет прямо мне в глаза. Я застонала. Голова раскалывалась, мышцы тела болели. Я с неохотой села в кровати, потом прошлёпала на кухню. На столе живописно стояли остатки вчерашнего пиршества.

Я уже взялась за ручку ковшика с водой, когда в калитку кто-то забарабанил. Донёсся возмущённый собачий лай. Я нашла свои шлёпанцы, втиснулась в них, и как была в длинной чужой футболке, вышла на крыльцо.

У ворот стоял шикарный синий мерс, а его хозяин ломился к нам в калитку. Рома! Какого чёрта он тут делает? Малыш оглушительно лаял, а Рома явно побаивался пса.

— Собаку убери! — крикнул он, едва завидя меня. — Ты ещё спишь, что ли?

Я послушно проводила Малыша на огород, закрыв его за деревянным забором. Рома открыл калитку и вошёл, оглядывая меня с ног до головы. Я моментально съежилась. Подошла к нему, но он отстранился, а я подумала, что ещё не успела почистить зубы.

Рома явно был зол как чёрт. Он прошёл в дом и остановился на пороге. Я чуть не врезалась в его спину, но обошла его сбоку и увидела кухню его глазами. На столе повсюду стояли свечи. Две стопки. Бутылка с розовой наливкой. Остатки колбасы, шоколада, сыра, фруктов. Здесь явно выпивали. В дверях стоял заспанный Дима.

Он тоже явно спал в футболке, потому что имел откровенно помятый и похмельный вид. Я перевела взгляд на Рому и поняла, что он всё неправильно понял.

— Ром! — робко тронула я его за плечо. — Ты всё не так понял…

Но Рома быстро подошёл к Диме и долгим взглядом посмотрел ему в глаза. Затем, уже делая поворот к выходу, вдруг повернулся корпусом и со всей дури врезал Диме в лицо. Затем молча развернулся и вышел.

— Рома! Подожди! — я потрясённо бежала за ним и мучительно соображала, как ему всё объяснить. — У нас ничего не было!

— Да мне плевать, — зло бросил он через плечо. — Ты мало того, что сучка, так ещё и шалава. Лоха себе поищи в другом месте! Думала, я буду обеспечивать и тебя и твоего…

Он не договорил, но я отлично поняла, что он имел в виду. Пикнул замок сигнализации. Рома уже сел на водительское сиденье и повернул ко мне перекошенное лицо:

— Я думал, что нашёл любовь всей жизни! Хотел жену и детей на тебя променять! Уже начал имущество переписывать, а ты… Правду говорят, что нет и красивых и порядочных. Если красотка — значит, сука. Поимеет тебя и поржёт напоследок. Так вот хрен! Хрен ты меня поимеешь! Это я тебя поимел, пусть теперь другие пользуются. А сунешься ко мне — убью!

Он захлопнул дверь и сорвался с места, поднимая после себя клубы пыли.

Зашибись ты погуляла, Татьяна Евгеньевна.

Я стояла на дороге, глотая оставленную им пыль, и слёзы катились по моим щекам. Сердце жгло обидой. Как я смогу ему объяснить, что ни в чём не виновата?! Как мне теперь без него жить?

Я развернулась и побрела в дом. На крыльце стоял Дима, у него на скуле краснела ссадина и наливалась синевой гематома.

— Это что, был твой женатый дружок? — зло спросил Дима.

— Ой, хоть ты не начинай, — огрызнулась я, и прошла мимо него в дом. Выпила ещё воды, и принялась рытья в аптечке у Томы в шкафу. Выпила сразу две таблетки цитрамона, поставила телефон на зарядку и пошла спать на диван. Пошли вы все!

Очухалась я уже в небе, от ощущения полёта. Я будто белый искрящийся шарик несусь от дома к кладбищу. Пролетаю мимо ограды, вижу знакомую тропинку, почти задеваю верхушки сосен. Где-то вдалеке, у самой оградки на противоположной стороне кладбища вижу одинокую фигуру. Стоит, подбоченясь, на плечах яркий цветастый платок. Юбка до пола, полосатая блузка. Смотрит ровно мне в глаза, поджидает.

Я подлетаю всё ближе, и вижу, что ноги ее тонут в какой-то грязной вязкой жиже, которая засасывает её по мере моего приближения. Глаза зелёные, злые. Губы шепчут то ли молитву, то ли проклятие. Волосы у лица выбились из косы, раздуваются от ветра. Темные, как смоль. Я вижу, как она уже по горло в этой луже грязи, захлёбывается, кричит. Рот разевается в немой мольбе, но я не слышу ни звука. Она молотит руками по земле, загребает скрюченными пальцами, хватается ногтями за кладбищенскую пыль. Ещё секунда — и она пропадает. А я остаюсь кружить над грязной лужей, стараясь запомнить её расположение. Замечаю, что рядом валяется нож, перо, какая-то кровавая масса, черная свеча и моток ниток. Чувствую, как меня засасывает обратно в дом. Ощущаю падение с высоты, открываю глаза. Дом. Потолок. Окна. Чувствую головой подушку, ногами колючий плед на диване под сбившейся простынью. Дышу.

Резко сажусь в постели, упираюсь руками в простынь. Зачем-то оглядываю потолок, но он всё такой же белый. Сердце колотится, дыхание сбитое, как после пробежки. Что это было сейчас?!

Знаешь, Таня, пора признать, что с тобой творится какая-то чертовщина! То у тебя искры летят из пальцев, то мертвые тётки скалятся, то летаешь во сне как белый светящийся призрак. Это абсолютно ненормально! Но что с этим делать — я не знаю. Пока не знаю.

Я прислушалась. Дом совершенно точно был пуст. Димы не было, почему-то я была в этом абсолютно уверена. Я встала, переоделась джинсы и футболку, в которых приехала и заглянула на кухню. На ней было идеально чисто. Ни следов еды, ни присутствия Димы. Ну и хорошо, так даже лучше.

Я проверила телефон. Он полностью зарядился, но сеть всё ещё была недоступна. Странно, но ладно. Мне она пока что была не нужна. Я решила в последний раз сходить на кладбище, чтобы проверить место из сна, и уезжать домой. Оставаться в деревне мне больше не хотелось. Я итак буду разгребать произошедшее ещё очень долгое время.

Я сунула телефон в карман джинсов, нацепила тёмные очки и вышла на улицу. В лицо пахнуло душным полуденным воздухом, лоб мгновенно покрылся испариной. Но я бодро зашагала по улице в сторону кладбища, напевая вполголоса прицепившуюся мелодию. Похмелье почти растворилось, голова была легкая. Я засунула мысли о Роме подальше и решила, что вытащу их тогда, когда буду готова. Сама ситуация была глупа до абсурдности, поэтому я обязательно с этим справлюсь!

Ну, а вот и ограда. Я уже почти не удивилась, увидев над дальним концом кладбища привычный серый дым. Но сейчас мне казалось, что все обитатели кладбища настроены против меня. Трава цеплялась за ноги, и я то и дело спотыкалась. В глаза бросались угрюмые лица на надгробиях, солнце слепило глаза. Я чувствовала молчаливое сопротивление. Меня будто хотели отворотить от задуманного. Но я закусила губу и смело шла вперёд. Я чётко помнила дорогу, и уверенно огибала могилу за могилой. А вот и конец старой части кладбища. Вот ограда, а вот и то место, где утонула прабабка.

Между двумя оградками было нетронутое место, как будто специально оставленное для ещё одной могилы. На этом месте ничего не было, если не считать пыльной, почти идеально круглой проплешины в траве. Вокруг буйная растительность продолжала расти как ни в чем не бывало, а внутри заговорённого круга была мертвая пустота.

Я смотрела на эту рану в земле и не решалась подойти. Ветер вокруг меня раскачивал сосны, птицы молчали. Я увидела невдалеке калитку и решила выйти с кладбища этим путём. Развернулась и почти бегом кинулась прочь с этого места. Было жутко, как будто в спину недобро уставились чьи-то глаза. Хватит с меня могилок и мертвецов, пора налаживать свою собственную жизнь, не влезая в магические дебри.

Я толкнула калитку и с удовольствием потопала по незнакомой дороге прямиком в лес, который начинался в правой стороне, почти вплотную прилегая к деревне. Там я искала прохлады и чувства защищенности, чтобы укрыться от взглядов, сверливших мне спину.

С облегчением я зашла под защиту сосен. Я обожала это место. Самый вкусный запах на свете — это аромат нагретых на солнце сосновых иголок в летний полдень. Он кружит мне голову, я не могу им надышаться. Лес всегда был моим убежищем. Я люблю его тишину и наполненность жизнью. То тут, то там поют птицы, где-то хрустит ветка. Солнечные блики играют на сосновой коре. Эта привычная с детства картина изгоняет из сердца могильный холод. Когда кладбище скрывается из виду и меня окружают только сосны и зелень, я опускаюсь на мягкую хвойную подстилку и закрываю глаза.

На пятом вдохе из глаз начинают катиться крупные слёзы. Я чувствую холодные дорожки на щеках, и не мешаю им литься. Перед глазами встаёт безобразная сцена между мной, Ромой и Димой. Лучше я подумаю об этом, чем о том, что я увидела на кладбище. Мне нужно было ухватиться за что-то земное, понятное, пусть и не очень приятное.

Конечно, Рома совершенно зря вспылил. Но, с другой стороны, что ещё можно было подумать? Я была практически в неглиже — в мужской безразмерной футболке, всклокоченная и с голыми ногами. Дима тоже был заспанный и очень домашний. На столе были остатки вечернего пиршества, да ещё и при свечах. Что Рома должен был подумать?

С другой стороны, он абсолютно точно меня приревновал. Иначе бы не бросал мне тех обидных слов, не ударил бы Диму. А если он ревнует, значит, что? Правильно, любит! И это хороший знак!

Что же мне делать дальше? Если он уверен, что я ему изменяла, значит, вычеркнет меня из своей жизни. Абсолютно несправедливо! Чёрт, почему же всё так нелепо происходит? Почему я, не имея перед ним никакой вины, чувствую себя так паршиво? Сердце уже ныло, стыд и чувство вины затапливало с головой. Я окончательно разрыдалась. Разрешила себе повыть, пореветь в голос и даже пару раз ударила сосну рукой. И мне, кажется, помогло.

По крайней мере боль в сердце потихоньку утихала. Надо найти способ встретиться с Ромой и всё ему рассказать. Но не сразу. Нужно выждать время, когда он успокоится, и тогда эффектно появиться перед ним в откровенном наряде. И обязательно рассказать всё, как есть. Правда на моей стороне, поэтому я не могу проиграть. Добро ведь всегда побеждает?

С этими мыслями я поднялась и по тропинке пошла обратно в деревню. Я выйду туда с другого конца, но дорогу я отлично знала ещё с детских прогулок. Взгляд блуждал между зарослей папоротника, жёлтого чистотела и дикой ежевики. Солнце светило между сосен и лес был полон солнца и жизни. Я практически полностью успокоилась, и бодро шагала по узкой дорожке.

Внезапно мой слух уловил жалобный писк. И ещё. И вот опять…. Писк был ритмичный. Птенец, вывалившийся из гнезда? Или …котёнок? Я пошла на звук и в корнях старого пня действительно увидела сжавшийся тёмный комочек. Он громко пищал, а его ушко было разодрано в кровь. Котёнка сотрясало крупной дрожью, а широко раскрытые глазки невидяще смотрели перед собой. Он звал маму, но безуспешно.

Я присела на корточки и аккуратно протянула к нему руки. Он меня не испугался. Я аккуратно посадила его на ладонь поднесла к глазам, рассматривая со всех сторон. Чудный малыш был подран в нескольких местах — на холке, у хвоста и то самое правое ухо. Он продолжал жалобно мяукать, и я положила его на сгиб локтя, удобно устроив между рукой и туловищем.

— Бедняжка, как ты здесь оказался? — ласково спросила я. Котёнок был полностью чёрный, и только во лбу горело белое пятнышко. — Неужели тебя коршун унёс?

Я слыхала от деревенских бабок, что хищные птицы часто уносили не только цыплят, но и мелких щенков и котят. Бедный малыш. От человека не шарахается, значит, и правда местный.

Я ускорила шаг, одновременно ласково разговаривая с пушистым ребёнком и почесывая его за здоровым ушком. Дойдя до калитки, я аккуратно пронесла его мимо Малыша в дом и завернула в первое попавшееся полотенце. Затем посадила на стол и достала с холодильника молоко. Немного подумав, подогрела его на плитке в мелком ковшике и вылила на блюдечко.

Котенок смешно поводил носиком, и когда я пододвинула блюдечко прямо к нему, начал жадно лакать. Я смотрела на это чёрное чудо и улыбалась. На сердце снова было легко и хорошо. В череде сегодняшних неприятностей это был первый светлый знак.

Когда малыш наелся, он отвалился от блюдца и уснул. Я осторожно собирала вещи, посматривая на кулёк с котёнком на столе. Но он дрых и не почувствовал, как я вынесла его на улицу, положила на переднее сиденье моей машинки и выехала из деревни. Мне давно пора было быть в городе, меня ждала мама и новый проект. А всё, что произошло в деревне, пусть остаётся в деревне. У меня теперь есть собственное живое существо. И я довольно улыбнулась.