Проклятие прабабки. Книга 1

Глава 17

Глава 17

Я ушла от Димы в зал, но не от своих мыслей. Ясно чувствовала его эмоции: «Я не договорил», «Чёрт, зачем всё это сейчас было», «Может, пойти и утешить?», «Да пошла она!».

А ещё говорят, что это у женщин в головах тараканы. Да от тебя за версту пахнет паранойей! Димины упрёки больно ранили. Ещё и потому, что я сама гнала от себя прочь эти мысли. Женат, ну и женат. Я первая, что ли, связалась с таким? А что делать тем, кто просто встретился слишком поздно? Как мне всерьёз воспринимать женщину, которую я даже ни разу не видела? Да и чужая семья — потёмки. Я не лезла к Роме первая, это он меня заметил, выделил и подкатил. Точка.

Если ему было бы жаль рушить семью — он бы не смотрел по сторонам. Мужик наконец-то по-настоящему влюбился! Он вообще ни в чём не виноват.

Я лежала, пялилась в потолок и злилась. Потом закрыла глаза и мне сразу почудилось, что кто-то положил руки мне на шею. Я дёрнулась и распахнула глаза, но в комнате никого не было. Показалось. Я повернулась на живот, снова закрыла глаза и снова почувствовала тепло на шее, как будто меня укутали тёплым полотенцем. Я в страхе села и схватилась за свою шею. Шея как шея, свободна и без всяких полотенец.

Взгляд упал на экран мобильника — он засветился. Сообщение от неизвестного номера: «Танечка, не мешайте мне работать. Закройте глаза и расслабьтесь, немного полечу вас. Мария Фёдоровна».

Я не поверила своим глазам.

— Дииим! — просипела я, что есть силы. — Диимаааа!

— Чего тебе? — показалась его недовольная физиономия с кухни.

— Смотри, — выдавила я и показала ему экран смартфона.

Тот вошёл, быстро поискал глазами строчки и прочитал. Хмыкнул.

— Ну и?

— Посиди со мной, последи, чтоб всё нормально было, — попросила я. Слова царапали горло, и голос сорвался на шёпот.

Он кивнул. Принёс из кухни рюмку с коньяком, неизвестно откуда взявшийся пакет чипсов и опустился в кресло напротив дивана.

— Спи, глаз не спущу, — пошутил он и хрустнул чипсами.

Я улеглась обратно, отвернулась к стене и закрыла глаза. Тут же ощущение компресса на горле усилилось. Но я усилием воли подавила панику и принялась считать вдохи.

Когда я открыла глаза, то оказалась в поезде. Элегантное купе первого класса с мягкими, обитыми бархатом сиденьями, тяжелые занавеси с бахромой, кованые светильники. Напротив меня сидела какая-то женщина и тревожно меня разглядывала. Я сдержала вскрик, готовый сорваться с губ, и начала щупать свою шею. Кроме нитки жемчужных бус, на шее ничего не было. Руки были затянуты в тонкие перчатки, платье ниспадало складками до самого пола. Кожаные чёрные туфельки, на руке намотана цепочка от крошечного ридикюльчика. Просто Хогвартс-экспресс какой-то!

— Танюша, плохой сон приснился? — ласково спросила моя соседка и похлопала меня по руке, потянувшись через небольшой проход. — Мы уже подъезжаем, скоро будет наша станция, и мы поедем домой.

Кто она? Я, прикрыв глаза и задав мысленный вопрос той, настоящей Тане, получила ответ: это тётушка по материнской линии, Елена Петровна. Я гостила у неё в Петрограде и сейчас мы возвращались в наш дом. От железнодорожной станции в Вольске до Хвалынска ещё чуть больше восьмидесяти вёрст. Это еще полдня пути на извозчике.

Пользуясь случаем, разглядывала пейзажи за окном. Ничего такого примечательного — временами поезд шел вдоль Волги, и она была видна из окна. Всё остальное время вокруг путей были то густые деревья, то меловые саратовские холмы, то лесостепь, когда глаз видит далеко-далеко вперёд. Изредка попадались деревянные избушки, и они, по правде, ничем не отличались от современной мне Саратовской области. Взгляд переместился на внутреннее убранство вагона. Поражало обилие тканей — в современных поездах их количество сокращено до минимума. И пыль, тонкими змейками носившаяся в воздухе, доказывала рациональность этого шага.

Сидевшая напротив меня тётушка тоже выглядела довольно обыденно. Лёгкая серая блузка по летнему времени была с рукавом три четверти, манжет оформлен кружевами. На вид — хлопчатобумажная, чуть прозрачная, открывающая наличие нижней сорочки или платья. Блузка заправлена в длинную тёмно-серую плотную юбку. Из-под юбки выглядывают такие же, как у меня, туфельки с острым носком, пошитые из серой замши.

Тётушка Елена Петровна сидела без перчаток, руки теребили вышитый легкий платочек, которым она то и дело утирала стекавший со лба пот. Она была из той породы женщин, которые к старости полнеют, но с удовольствием носят свои новые формы. Серый цвет необыкновенно шёл к ее светлым глазам. В пасмурную погоду они выглядели серебристыми, а в солнечную — как небо, разбавленное водой в несколько раз. Тёмные волосы были убраны под шляпку, которую она надела, готовясь к выходу. Руки её нервически что-то теребили. Вот она положила платочек в собственный жемчужный ридикюльчик и взяла с покрытого белоснежной скатертью стола веер. Обмахнулась разок-другой и снова положила на стол.

Елена Петровна отчего-то заметно нервничала, но причины её состояния я не знала. Я в принципе не участвовала в происходящем, а как будто смотрела фильм, где от меня ничего не зависело. В Танином теле хозяйничала сама Таня, а я была лишь бесправным гостем, о котором не догадываются.

Но вот поезд, наконец, начал прибывать на станцию в Вольске. Нарядный деревянный вокзал, щедро украшенный затейливой резьбой, красиво возвышался над платформой. Локомотив сбросил ход, на перроне появилось много народу. Грузчики, извозчики, крестьянки с корзинками, укрытыми чистой тканью. Наконец, вагон качнулся, отпрянул назад и мы встали. Приехали.

Служащий в железнодорожной форме открыл нам дверь, подал руку, и тётушка первая вышла на перрон.

Я вышла следом и, не сговариваясь, мы вместе вдохнули живительный деревенский воздух. После суматохи Петрограда, устрашающих слухов, громких известий об отречении императора и страха о будущем я (или Таня?) впервые с удовольствием огляделась вокруг. Провинциальный городишко жил свою жизнь так, будто и не было никакой революции, и не висела судьба огромной страны на волоске. Всё также сновали люди, грязные мальчишки, худые коты сидели то тут, то там, грея свои спины на солнышке. И удушающая жара вагона наконец-то сменилась приятным ветерком, дарящим облегчение. Тётушка пошла к начальнику станции, просить извозчика до имения. Я посеменила следом.

Спустя полчаса мы усаживались в старый дилижанс, и Елена Петровна отрывисто командовала, как получше закрепить наши чемоданы.

Наконец, мы зашли в кондитерскую напротив вокзала, чтобы запастись в дорогу перекусом. Я, признаться, итак уже была голодна, поэтому упросила тётушку взять мне порцию побольше. Дородная кумушка в чистом накрахмаленном переднике завернула нам с собой два пирога с картошкою и мясом, французские круассаны и дюжину пирожков с капустой и грибами. Подала нам по кружке лимонада, а с собой дала стеклянную бутылку с холодным чаем. Здесь всё также было изобильно и не чувствовался дефицит продуктов, который уже брал за горло жителей столицы. Никаких «хвостов» — очередей за продуктами, и цены вполне себе сносные. Я вздохнула. Так хорошо было наконец приехать домой. Тем более по такому поводу, который уже должен был ожидать меня в деревне.

Наконец, все приготовления были закончены, мы уселись в дилижанс и приготовились к долгой дороге. По пути поели вкуснейшую выпечку, а потом я опять задремала. И очнулась только тогда, когда за изгибом дороги появился родной дом в лучах закатного солнца. Золотистый свет окрашивал стволы яблонь в медовый цвет, зелёные листочки просвечивали на солнце. Весь дом, выкрашенный в янтарно-жёлтую краску с белыми наличниками окон и дверей, словно плыл в пыльном мареве тёплого майского вечера. Пахло скорым летом и ожидаемой беззаботностью.

Завидев издалека наш дилижанс, на улицу высыпали мои домашние. Я заулыбалась, потому что, пробыв у тётки три месяца, очень соскучилась! Я соскочила со ступенек, едва извозчик остановил лошадь, и, как в детстве, побежала навстречу маменьке и папеньке. Обнимая их по очереди и целуя, заметила еще две фигуры, которые вышли из дома на шум.

Первой из двери выплыла моя сестрица Варенька. Волосы непривычно уложены в высокую прическу, платье для этого времени года темновато: сочный бордовый цвет хоть и подчёркивал её природный румянец и тёмно-рыжие волосы, но был неуместен для девицы в это время года. Следом за ней вышел мой жених — Анатолий Иванович Гаврилов, с кем мы собирались пожениться этим летом. Я, собственно, и к тётеньке ездила в Петроград обновить гардероб и докупить разных мелочей, что мне понадобятся после свадьбы.

Анатолий Иванович — мой Толенька — был военный и в скором времени ожидал направления на юг, в Крым. Я собиралась ехать вместе с ним. Мои глаза засветились радостью и я, выбравшись из маменькиных объятий, поспешила к нему.

Но меня опередила Варенька — она проворно подошла к моему суженому и подхватила его под локоть жестом собственницы.

— Здравствуй, сестрица, — пропела она с широкой улыбкой на устах. — Позволь тебе представиться: я нынче Варвара Александровн Гаврилова, супруга Анатолия Ивановича.

И она издевательски присела передо мной в реверансе. Я застыла. Сердце взорвалось и рассыпалось на кусочки ровно также, как разлетается стеклянная банка, в которую папенька учил меня стрелять из ружья. Я практически воочию видела, как от сердца отлетают кровавые ошмётки и покрывают всё вокруг. Я даже опустила глаза вниз, на платье, чтобы проверить, не пробита ли у меня грудь?

Я подняла взгляд на неё и тут же отметила то, что глаз и раньше посчитал весьма странным: собранные волосы и платье замужней женщины, кольцо на безымянном пальце, виноватый взгляд Толеньки…

Не веря своим ушам, я повернулась к родителям и вопросительно посмотрела на них: «Что происходит?»

Маменька умоляюще смотрела на меня, а потом опустила глаза. Отец был непроницаем: на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Танечка… — раздался голос Анатолия Ивановича. — Так много всего произошло, пока тебя не было! Позволь объясниться…

Он оторвался от своей новоиспечённой жены и сделал шаг ко мне. Но я отступила от него, не желая ни слышать, ни видеть его. Я развернулась, подхватила юбки и бросилась наутёк.

— Да оставьте вы её, она скоро вернётся, — неслось мне вслед издевательское похохатывание сестрицы. Кто-то бросился за мной. Я оглянулась — меня догонял бывший жених.

— Татьяна Александровна! — схватил он меня за руку и развернул к себе. — Танечка!

— Что? — развернулась я к нему лицом, по которому текли слёзы. — Как вы мне объясните всё это?

— Я… я понял, что люблю Вареньку, что жить без неё не смогу, Танечка. Простите меня, я не должен был свататься к вам, но я тогда не знал вашу сестру… — торопливо бормотал он, заглядывая мне в глаза. Почему-то ему было очень важно объяснить мне то, что итак было ясно.

Варя всегда завидовала мне, всегда! Соревновалась даже там, где это было не нужно. Но зачем было уводить моего жениха прямо перед свадьбой?! В чём был смысл?

Я поймала себя на том, что выкрикиваю ему в лицо всё это, рыдая во весь голос. Моё сердце сочилось ядом, оно было отравлено, опоганено, растоптано! Я хотела крушить всё вокруг, ломать, превратить в ничто, потому что больше ничего в этом мире не должно было цвести, пахнуть, плодоносить! Будь проклята моя сестра, будь проклято её лживое завистливое сердце! Будь проклят мой жених, который оказался легкомысленнее девчонки!

Я кричала слова проклятья и кружила вокруг цветущих деревьев, безжалостно обрывая цветки и топча их пыльными подошвами туфель. Я ломала ветви, хлестала ими стволы деревьев в саду и рычала, как раненый зверь.

Наконец, обессилев, я прислонилась к стволу и опустилась на землю. Подтянув к себе колени, я уткнулась в них лицом и беззвучно заплакала.

Сколько времени я так провела — не помнила. Но только встала, покачиваясь, и побрела к дому. Было уже совсем темно. Зашла через чёрный ход для прислуги, прокралась мимо кухни и поднялась по скрипучей лестнице в детскую. Из залы слышались приглушённые голоса да ахи Елены Петровны.

На негнущихся ногах я зашла в пустую комнату, прошла к зеркалу и застыла. Справа от него, в проёме, висело длинное свадебное платье. Моё платье. Корсаж был отделан кружевами, струящаяся ткань юбки задрапирована тонкой сетчатой тканью. На вешалке висит нитка маминого жемчуга, который она одолжила мне для венчания.

Я провела по подолу рукой, пропуская сквозь пальцы шелковистую прохладную массу. Сняла с крючка, полюбовалась. В открытое окно светила полная луна, делая и платье, и мою кожу чуть голубоватой. Это было очень красиво.

Я полюбовалась на себя в зеркало, а потом быстро скинула пыльное дорожное платье и осталась только в панталонах, чулках и нижней сорочке. Приятная ткань скользнула по моим рукам и вот я уже надела моё венчальное платье — я всё-таки буду невестой, как и собиралась. Потом сняла с левой руки и покрутила перед глазами кольцо, которое Анатолий Иванович подарил мне на помолвку полгода назад. Надела его на безымянный палец, как жена, повертела, ловя отблески луны на гранях бриллианта. Я так мечтала увидеть обручальное кольцо на этом пальце!

Затем пришёл черед жемчуга. Холодные капельки обвили мою шею тройной тяжелой нитью. Я подняла руки к волосам, любуясь своим отражением в зеркале. Вынула шпильки, и кудрявая серебристая масса упала мне на плечи, покрыв плечи и спину. Фаты нигде не было видно — но я уже нравилась себе и так.

Я начала напевать марш Мендельсона и закружилось под него по комнате. Руки то взметались ввысь, то опадали. Я запрокинула голову и захохотала. Услышав на лестнице шаги, я быстрее лани взлетела на подоконник и прыгнула в открытое окно. Почувствовала всем телом тяжелый удар о землю и острую боль в шею. Последним отблеском сознания увидела со стороны распростёртую на земле белую птицу с неестественно вывернутой головой. Над ней, в окне второго этажа, виднелась тёмно-рыжая голова Вареньки. А потом наступила темнота.

Я закричала и рывком села на диване. Открыла глаза и почувствовала мокрые ресницы. Пальцами начала ощупывать своё лицо и поняла, что оно всё в слезах. Руки дрожали. Где-то внутри сердце по-прежнему было похоже на месиво из кровавых осколков, а душа всё ещё была там, в яблоневом саду. В ушах всё ещё стоял протяжный крик Вари.

Дима сидел рядом и не спускал с меня глаз. В его руках было полотенце, а выражения его глаз я не могла рассмотреть из-за темноты.

— Я убила себя, Дима, понимаешь, — всхлипнула я. — Убила!

Закрыв лицо руками, я раскачивалась взад и вперёд, бормоча только это слово — «убила». Дима присел ко мне на диван, осторожно обнял и спросил:

— Как твое горло?

Я замолчала.

— Хорошо, а что не так?

— Ну… ты разговариваешь. Ты ведь для этого засыпала?

Я опустила руки на свою шею и поняла, что горло совершенно не болит. Странно.

— Сколько я спала?

— Да минут сорок, не больше. А потом начала плакать и стонать, а потом как закричишь! Я уже и не знал, что делать, но ты сама проснулась.

Я непонимающе смотрела на него. Во мне эхом отзывались события последнего дня Танечки, и соображала я туго.

— Спасибо тебе, — только и сказала я.

— Да все вы тут ведьмы, я уже понял, — заулыбался Дима. — Что ты, что врачиха эта странная. Ты… это, прости меня, я не со зла тебе наговорил всякого…

Смущённым я этого мужчину ещё не видела. Но меня немного отпускало, и я уже могла ему просто улыбнуться. Дима подобрал с пола рюмку, пустой пакет из-под чипсов и указал взглядом на телефон.

— Ты бы поблагодарила свою фею-крёстную, она тебе как-то горло вылечила, — усмехаясь, сказал он.

Я схватила телефон и написала сообщение: «Мария Фёдоровна, спасибо! Мне стало легче, горло прошло совсем. Могу ли я завтра с вами встретиться? Мне очень надо».

Ответ пришёл минут через пять: «Да. Я сама к вам приеду. Будьте дома с утра».

Только как провести оставшееся время до рассвета? Спать не хотелось совершенно, да и полётов во сне для меня уже достаточно…

---

Ответ нашелся благодаря моему другу:

— Тань, пошли на улицу, вечер такой классный. Пройдёмся?

Я кивнула и быстренько натянула летний сарафан, а сверху накинула Томину цветастую шаль. Да уж, обжилась я не на шутку, скоро совсем превращусь в деревенскую тётушку.

Дима ждал на крыльце, в его руках был плед и термос. Ну в кого ж ты такой хозяйственный? — подумалось мне. На душе стало легко и приятно.

— Ну давай, рассказывай, как ты там себя убила во сне, — улыбнулся Дима. — Это было в прошлом или будущем?

Я заколебалась. Как расценивать ту жизнь, которую я видела, ещё не знала. Но, с другой стороны, Дима итак знал больше всех про мои «странности». Поэтому хуже уже не будет.

— Понимаешь, мне снилась я, но это было… Не в этом времени. И не в этой жизни. У меня была семья — маменька, папенька, младшая сестра Варя. Мы жили в богатом доме, как у знати. Я носила корсет, длинную юбку, и у меня был веер. Но выглядела я точно также, как и сейчас! То же лицо, те же волосы, те же глаза. И это был как будто бы не сон, а реальная жизнь. И даже не жизнь, а её конец.

Я смотрела вдаль, на дорогу, по которой мы шли к реке, и часто-часто моргала, стараясь осушить глаза. Спокойно вспоминать произошедшее я не могла. Дима уверенно шёл рядом, не перебивая и не задавая лишних вопросов.

— Я увидела себя в поезде с тётушкой, и ехала я домой к жениху. Везла гардероб, который пошили к свадьбе. А когда приехала, то узнала, что мой жених женился на младшей сестре. Вот собственно и всё. Я не смогла этого пережить и бросилась из окна дома. Сломала шею и умерла.

Между нами повисла тишина. Потом Дима осторожно спросил:

— А что за дом это был? Где? — потом указал рукой на развалины помещичьего дома, до которого мы дошли. — Не здесь?

Я окинула взглядом сгнившие доски и разбитые стёкла, которые когда-то были старым помещичьим домом. Он по-прежнему был большим и двухэтажным, но крыша провалилась и в самом центре дом рос огромный ветвистый карагач. Балкон над парадным входом обвалился и остались только две цельные металлические балки, которые поддерживали его пол. В проёмах окон было видно небо в тех комнатах, где потолок отсутствовал совсем.

Вокруг дома зеленели яблоневые деревья, на ветвях уже качались зелёные яблочки. Сразу за садом виднелась речка-вонючка — так её прозвали местные обитатели. Она несла свои коричневые воды, огибая барский сад с домом. Дна из-за илистой воды видно не было совсем.

Я ещё раз окинула развалины дома и покачала головой.

— Нет, это точно не этот дом. Тот дом, в котором я … умерла, выглядел совсем не так. Я же видела его развалины в другом сне. Я тебе о нём не рассказывала ещё, — быстро взглянула Диме в глаза, проверяя его реакцию. Вроде бы спокоен, не шарахается.

— Да ты мне, видимо, ещё очень много о чём не рассказывала, — многозначительно поднял бровь и рассмеялся Дима. — Ну раз не тот дом, значит, привидения нам не страшны. Давай расстилать плед и пить чай.

Дима выбрал полянку под яблоней и пригласил меня присесть на заботливо разложенную ткань. Открыл термос, налил в его крышку ароматный чай. Я сделала глоток и прикрыла глаза. Воздух был напоён ароматом трав и зелени. Мой нос чётко улавливал горьковатый запах полыни, медовый привкус какой-то далёкой липы. Дышалось легко и очень вкусно.

— Я не поняла, что за городок там был. Это точно была железнодорожная станция, от которой мы ещё ехали на подводе к дому. Я не видела ни вывесок, ни каких-то названий. Поэтому вообще не понимаю, где это было. Помню само ощущение, что мне эта местность знакома.

— А как тебе… сама смерть? Ты что-нибудь почувствовала?

— Нет, ничего. Мгновение — и я уже смотрю на себя со стороны, и еще видела, как из окна высовывалась Варенька и кричала. А потом проснулась, — покачала я головой. — И страха не было, только ощущение «что же я наделала!».

— И что ты сама об этом обо всём думаешь?

— Честно? Я думаю, что та младшая сестра из сна — это и есть моя прабабка. И она увела у старшей сестры мужа зачем-то. И если честно, неприятная она какая-то.

— Интересно, — задумчиво протянул Дима. — Вообще людям свойственно брать чужое. Уводить людей из семьи, завидовать тому, чего у них нет. Да и быть не может. Потому что каждый отдельный человек ведёт себя с одним так, а с другим иначе. Поэтому не получится ни у кого построить такое же счастье, как и в прошлой семье.

Я смотрела на Диму во все глаза и боялась спугнуть. Он никогда ещё не говорил со мной о личном, кроме той вспышки про Рому.

— Ты… о своей бывшей жене?

— Да… Неважно. Просто я ненавижу ложь. Самое худшее, наверное, это когда тебе врут.

— Она тебе долго врала?

— Да. Крутила хвостом около двух лет, пока не решила, что я совсем безнадёжен. Тогда я и узнал обо всём. Как она изменяла мне, как планировала развестись. Но знаешь, самое мерзкое то, что она всё точно рассчитала. Её богатенький хахаль был женат, и она ждала, когда будет оформлен развод. А пока он утрясал делишки с бывшей женой, она изображала примерную супругу. Я вообще ни о чём не догадывался! Мы вместе проводили выходные, строили планы, планировали детей… А за моей спиной она, оказывается, строила совсем другие планы совершенно с другим мужиком.

— Ну у них там любовь, наверное, была? — вздохнула я. Слишком живо представила себе всю эту ситуацию. По сути, она тоже завязла в таком вот треугольнике, разница только в том, что она свободна.

— Знаешь, я даже разбираться не хочу, любовь, не любовь. То, что он богат и ей это было важно — да. Она так и сказала: с тобой у меня нет перспектив, а он даст всё, что пожелаю.

— А сейчас как у них? Она пожалела?

Дима искоса посмотрел на меня и ухмыльнулся.

— Почему пожалела? Ездит с ним на Мальдивы, хорошо выглядит. Хотел бы я тебе сказать, что она ходит с синяками и умоляет спасти её, но нет. Таких сведений у меня нет.

Я расхохоталась. Мне очень нравилась открытость Димы и его честность, но я сама очень хорошо понимала бывшую жену. Муж-вахтовик, которого постоянно нет дома, без больших доходов, просто обычный хороший парень… Или успешный бизнесмен, с которым можно не смотреть на ценники и позволить себе жить на широкую ногу.

— Тебе смешно, а мне вот очень жаль его бывшую жену. Для неё это было настоящим ударом. Она, как и я, ни сном ни духом об это парочке не знала. Им бы в шпионов играть. У них там ребёнок, общее имущество. Он её, конечно, без штанов не оставил, но ведь всё равно дочка растёт без отца. Да и жена его бывшая поправилась, перестала за собой следить. Насколько я понял, она его действительно любила и была с ним с самого начала, когда он ещё студентом был. И мне обидно и за себя, и за неё… Никому нельзя верить в этой жизни. Ты рассчитываешь на человека, веришь ему, а он уже лыжи смазывает…

Между нами повисла тишина. Каждый думал о своём.

— Знаешь, Дим, я понимаю твою бывшую. Мужики с деньгами… они обладают какой-то властью, это как будто бы идёт рука об руку с успехом. И именно это притягивает. Меня Рома привлекает тем, что он может решить любые мои проблемы. У него достаточно и денег, и связей, и возможностей, чтобы я ни о чём не думала. Наверное, это основное, почему он меня привлёк…

— Так уж и всё решить? Ну, например, он может решить для тебя проблему семьи? Её создания? Он может заполнить пустоту в душе?

Я смотрела на него и соображала. Злости не было, было любопытство.

— И ещё. Пока ты говорила, я, кажется, кое-что для себя понял. Ты, как и моя жена, росла без отца. И властные мужики вам нравятся, потому что вы видите в них своих отцов. Ищете папочек, которые будут вас баловать, как своих дочек. Только вот с отцами не спят, и нормальному мужику такая «дочка» нафиг не нужна.

— Ну подожди, неужели обычная женщина не хочет того же: безопасности, быть за мужем как за каменной стеной? Чтобы он её оберегал, обеспечивал? Почему это плохо?

— Это не плохо, Таня. Для ребёнка. А для взрослых равноправных партнёров плохо, когда один пытается решить свои детские травмы за счёт другого. И переваливает ответственность за свои доходы, проблемы и взросление на мужа или жену.

— А как должно быть?

— Да откуда я знаю, как должно быть… Я, как ты заметила, разведён, а значит не эксперт в отношениях. Но я представляю это так: и муж и жена чего-то хотят в этой жизни, строят карьеру, добиваются поставленных целей. При этом им вдвоём хорошо, есть эмоции, любовь, секс. Но никто никого не ограничивает в развитии и не тянет вниз. Каждый самодостаточен, и не трётся о другого своими травмами. Травмы нужно лечить у психолога.

— А ты сам, что ли, психолог? — мне уже хотелось соскочить с этой темы, и я шутливо пихнула Диму в бок.

— Я учусь на психолога, — серьёзно ответил он. — Долгими зимними вечерами на севере всё равно нечем заняться.

Я покосилсь на него с уважением. Надо же, я ещё не встречала мужчин, которые так хорошо шарят в человеческой душе.

— Ну, тогда ты не безнадёжен, — со смехом сказала я. — Ты уже вот к чему-то стремишься, учишься. Ещё есть шанс стать миллионером.

— Да ну тебя, — рассмеялся Дима в ответ. — Пошли лучше ещё погуляем, мы уже весь чай выпили.

Мы поднялись с травы и зашагали к реке. Даже сейчас, жарким летним днем, она была коричневая. Дно совершенно не просматривалось, и казалось, что в русской деревенской глуши несёт свои воды какая-нибудь экзотическая Амазонка. Но я помнила, как приятно было окунуться в эту мутную воду — она приятно холодила тело в летнюю жару и была достаточно мелкой, чтобы я могла переплыть её всю от одного берега к другому.

— Ну а ты сама? Что будешь делать со своим женатиком? — поинтересовался мой задумчивый спутник.

— Я не знаю, — честно призналась я. — Я, на самом деле, не думала о замужестве так рано. Понимаешь, я же не специально его там уводила, соблазняла. Он сам первый подкатил, признался в любви, красиво ухаживал. Мало ли что там у него с женой! Я в их отношения не лезу, но не просто же так он ходит налево. Поэтому её жизнь меня не касается. Рома взрослый человек и волен делать, что хочется. В том числе любить, выбирать себе женщину, и всё такое…

— Какой ты всё ещё ребёнок, — вздохнул Дима. — И как мало ты знаешь мужиков. Многие гуляют не потому, что с женой всё плохо. А потому что им хочется разнообразить жизнь. Натура такая, понимаешь, у бабников. И они в страшном сне боятся представит развод и вот это всё. Ты — как мороженое, которое они купили на набережной, хотя дома в морозилке лежит целый килограмм. Просто дома пломбир, а тут — манго с шоколадной крошкой. Но когда килограмм из морозилки кончится, он купит в супермаркете ту же упаковку пломбира, а не манго. Понимаешь?

— Дим, ну нельзя же всех под одну гребёнку! — меня обидела его фраза про «ребёнка» и я надулась. — А сколько историй про то, что мужики находят свою настоящую любовь, разводятся с нелюбимой женой и создают прочную семью до самой смерти с новой женщиной? Тут речь не о бабниках, а о судьбе человека!

— Не спорю. Но, мне кажется, твой ухажёр не из таких. Он просто развлекается, а ты тратишь свою красоту и молодость для его удовольствия. Самой не обидно?

Разговор перестал приносить мне удовольствие. С Димой было легко и приятно, но также просто и невозмутимо он резал свою правду-матку прямо мне в лицо.

— Я не знаю, Дим. Мне не нравится эта тема, давай закроем? Я не готова обсуждать Рому, потому что я его, во-первых, люблю, а во-вторых, потому что ты не прав. Но доказывать я это тебе не буду, сам всё увидишь.

Я надула губки и отвернулась. И не заметила, как подкравшийся Дима схватил меня за талию поволок к берегу речки-вонючки. Недолго думая, он столкнул меня в воду и остался на берегу, наблюдая, как я погружаюсь с головой в мутную жижу.

Отплёвываясь и задыхаясь от негодования, я вынырнула на поверхность и увидела Димину голову рядом со своей. Он смеялся:

— Я решил сам искупаться, чтобы ты не могла меня столкнуть, — расхохотался он и начал брызгать мне в лицо.

Вода и вправду была тёплой и я спокойно нащупала ногами дно. Глядя, как он по-мальчишечьи веселится и дурачится, я невольно рассмеялась. На него нельзя было долго злиться. Мы плескались в реке, как школьники, и мне было невероятно хорошо на душе. Я давно так искренне не веселилась.

Глядя на Диму, подумала, что в нём есть что-то такое, что не видно снаружи. Какая-то глубина и простота. Мог ли он стать моим мужчиной? Я невольно вспомнила Рому и попробовала представить на его месте лохматого, мокрого Димку, который прямо сейчас вынырнул на поверхность. Нет, не получалось. Он классный, интересный, с ним легко. Но сердце не заходится при взгляде на него. Нет химии, нет того, что заставляет трепетать кончики пальцев на ногах. А жаль…

Я оглянулась, чтобы посмотреть, как далеко уже я заплыла от берега, и вдруг поняла, что мир неуловимо изменился. Краски стали блеклыми. Такими желтовато-коричневыми, как на старых фотографиях. Берег был пуст — на нём не было ни наших с Димой вещей и одежды, ни прибрежных кустов. Желтоватый песок подбирался прямо к корням сосен. Наступила полная тишина. Краем глаза я уловила какое-то движение и повернула голову влево.

По пояс в воде стояла молодая девушка с распущенными волосами и смотрела вперёд, мимо меня. Волосы её были распущены и облепляли мокрые плечи. Она была одета в белую сорочку, от её кожи шёл пар. Она вдруг перекрестилась и смело шагнула в воду, погрузившись в неё с головой.

— Неееет! — закричала я и морок развеялся. Воздух вновь наполнился красками пением птиц. Я увидела, как ко мне плывёт Дима, рассекая воду мощными взмахами рук. Его озабоченное лицо появилось перед моими глазами до того, как я захлопнула рот и крик прекратился.

— Что случилось?

— Я опять видела её, — пробормотала я. — Кажется, она собиралась утопиться. Или утопилась…

Дима подплыл ко мне и обнял. Без лишних слов.

— Тебя сильно пугают эти видения?

— До этого момента нет. Ну, разве что момент, когда я… то есть другая Таня, выпала из окна. Это было страшно.

Дима по-прежнему прижимал меня к себе, и мне стало неловко. Я высвободилась из кольца его рук и посмотрела в лицо.

— Понимаешь, страшно не само видение. Мне страшно, что всё это правда и всё это было на самом деле… Пусть и много лет назад. А еще… — я перевела дух и опустила глаза на Димину голую грудь. — Мне страшно от того, что я могу оказаться какой-нибудь ведьмой.

Наступила тишина. Я боялась поднять глаза на Диму, а он молчал. Наконец, я решилась взглянуть ему в лицо и увидела, что он улыбается. И нисколечко не боится.

— Ну, даже если ты ведьма, то не какая-нибудь, а молодая и красивая, — он снова приобнял меня за талию и прижал к себе. — И наверняка добрая.

— Ты не понимаешь! — я не поддалась на флирт и восстановила между нами дистанцию, отплыв на безопасное расстояние. — Я всерьёз начинаю верить, что родовое проклятие существует, и есть ещё кое-что помимо нашего мира. И всё это очень реально! И пугает меня. И пока я с этим не разберусь, я не смогу думать ни о чём другом.

— Ладно, ладно, намёк понят, — Дима поднял руки вверх в жесте смирения и поплыл к берегу. — Пошли домой, я проголодался. Не бойся, ухаживать за тобой не буду. Только если чертей отгонять, и то, если ты сама не справишься.

Я улыбнулась и поплыла за ним к берегу. На сердце теплилась благодарность Диме за то, что он с таким уважением отнёсся к моим чувствам. А ещё где-то внутри поселился страх: что будет, если я не смогу снять проклятие и разобраться с тем, что оно породило в моей жизни?