Проще, чем кажется

14

— Вы у себя, дома? Вдвоем с Денисом будете встречать или собираетесь куда? — чрезвычайно вкрадчиво спрашивает мама.

— Да… — покосившись на Макса, тактично ожидающего меня в отдалении, стараюсь говорить как можно тише. — Мы вдвоём, мам, — в потоке вранья, это единственные слова, за которые мне нестыдно.

Наверное, оттого, что говорю я их, имея в виду Макса, а не Дениса, с которым, как мама думает, я все еще нахожусь в отношениях.

— Ну передай привет Денису, поздравь от нас, — просит ни о чем не подозревающая мама. — Что-то давно не приводишь его, Маш. Я уж думаю, не обиделся ли на что. Вроде, я в последний ваш визит ничего такого не говорила ему. Или что, Маш? Ляпнула что-то, да?

Ага. Все-таки не такая уж и «ни о чем не подозревающая».

С Денисом я уже несколько недель, как рассталась. А маме не сказала. Вот так получилось. И она по-прежнему уверена, что я живу с Денисом и работаю в магазине «Крючок и поплавок».

Глупо веду себя, по-детски, по-идиотски. Сама знаю.

А как я ненавижу врать! Мне физически плохо и некомфортно становится от того, что я вешаю маме лапшу на уши.

Но ложь — как снежный ком. Если позволить набрать силу и вес, она так затягивает, что признаться в чем-то оказывается сродни селф-харму.

— Мам, ну что ты начинаешь? — Отвернувшись, телефон ладонью прикрываю и подальше от Потапова по скрипучему снегу прохожу. — Ничего ты не ляпала. И никто ни на кого не обиделся. Работали мы… Просто смены у обоих так совпали, что никак, — молочу что попало, лишь бы она не накручивала себя в праздник. — Всё, хорошо, мам. Не волнуйся.

— Ну ладно тогда, — с заметным облегчением выдыхает мне ухо. — Тут с тобой поговорить хотят. Передаю трубку, — сообщает заметно прохладнее. — А… И зарядник найди уже, а то не знала, что и думать, — добавляет напоследок.

— Хорошо… С наступающим, мам, — роняю, заинтригованная ее предупреждением.

— Ку-ку, Мань! — доносится из динамика такой родной и любимый голос.

Широко улыбаюсь в трубку.

«Маней» звали и зовут меня только самые важные мужчины в моей жизни: папа, Сашка. И Максим, конечно.

Услышать папу я никак не ожидала, поэтому сходу начинаю закидывать его вопросами:

— Папа⁈ Пап! Ты дома, что ли? Как? Откуда? Когда ты приехал⁈ — верещу на эмоциях, оглашая округу своими счастливыми воплями.

— Пришвартовался сегодня, — весело отбивает он, — ориентировочно в четырнадцать нуль-нуль. Сообщение твое получил днем, потом звоню тебе, звоню, не доступна, — сокрушается следом. — Зарядку где-то посеяла, что ли, Маша-растеряша? — повторяет ложь, которую я маме скормила чуть ранее.

— Пап, да как так-то⁈ — удивляюсь с еще большей силой. — Ты же в рейсе должен быть!

— Да всё, Мань, — смиренно тянет папа. — Хватит. Находился по морям. Списан в запас. Самовольно.

— Уволился, что ли?

— Да там всё одно к одному, — вздохнув и засмеявшись, он пускается в длинные объяснения: — Двадцать первого в шторм попали. Болтало так, что руль сорвало, ну и на брюхо сели. Потом буксировали нас в Холмск. Мы на якорь встали, механики давай выяснять, что там с управлением. Ребята все приуныли. Работы нет — зарплаты не жди. А у меня шейный хондроз, мать его ити, обострился. Благим матом орал, Маня. Ну меня в порту на скорую и в больничку. Пока укол не сделали, не отпустило. А потом там, в больнице, мне Шура наш приснился… Говорит, пап, чего лежишь, тебе же домой надо. И я оклемался чуток, думаю, и правда. Мне же домой надо. Ну и всё. Пошел в контору, мол, так и так, говорю, я домой поехал. А у меня же контракт. И я в лоб заму, хотите, говорю, увольняйте, как хотите, но этот Новый год я буду дома встречать. Ну зам поулыбался, посмотрел на меня и подумал, наверное, а и хрен с ним, и подписал мне все в трудовой чин чинарем… Расчет дали… Денег я нормально накопил. Теперь тебе квартиру купим, Мань. Хватит мыкаться по съемам. Свое жилье у тебя будет. Не зря я столько лет, Мань, слышишь? — и снова вздыхает. — А мне что? Много надо? У меня все есть. А вам молодым жить надо, — и, вроде бы, даже уже сам с собой разговаривает.

После новости о том, что папа был болен и лежал в больнице где-то на Сахалине все остальное я пропускаю мимо ушей.

— Папа, да как так⁈ Почему ты не сообщил, что в больнице лежишь! Один! На другом конце страны! — натурально отчитываю его. — Да на другом конце планеты почти! И мы же с тобой переписывались! А я ни сном, ни духом! — мне даже обидно становится.

— Да ты бы там надумала себе, Мань, — сладким голосом увещевает меня отец. — Все ж обошлось. Меньше знаешь — крепче спишь. Я тебе хотел сюрприз сделать.

— Ну и сюрприз, пап! — продолжаю ворчать. Не знаю, радуюсь я больше или сержусь, что он за нос меня водил. — Как ты сейчас⁈

— Я молодцом, Мань, — бодро отбивает. — Молодец, как малосольный огурец!

По голосу понимаю, что он уже нормально на грудь принял, и говорю:

— Пап, ты там закусывай, ладно. А то Новый год лицом в салате встретишь.

— Ты давай мне тут, отца не учи, — в шутку осаждает меня. — Лучше завтра своего Дениса бери и к нам приходите. Познакомимся уже наконец, чтоб по-людски, а? Он там тебя замуж не зовёт ещё?

— Нет, — сухо отрезаю, поглядывая на ходящего туда-сюда Потапова.

Он тоже по телефону общается — своим родителям звонит.

— Вот мода пошла! Как жить с девками, так будьте любезны, а как жениться… — папа грозно умолкает.

И я слышу, как на заднем фоне мама просит его до меня не докапываться в Новый год и убеждает папу, что мы сами с Денисом во всем разберемся.

— А я, Мань, разве докапываюсь? — в свою очередь, папа у меня этот факт уточняет.

— Нет. Но… Пап, а мы никак, мы не сможем прийти завтра. Мы… У нас не получится. Мы завтра из города уедем на все праздники, но потом я первым делом домой, к вам, слышишь, пап? — давая обещание, приправленное очередной порцией вранья, просто отвратительно себя чувствую.

Ну как я ему скажу сейчас, что с Денисом я — всё, когда осенью обещала их познакомить? Как я скажу им, что я вообще не в городе, а в деревне? Что я тут с Максом?

Дядя Миша меня не сдаст. Я же его попросила. Так что можно не переживать.

Но, боже мой, как же стыдно!

Я все им скажу, объясню, потом я обязательно во всем им признаюсь. Но не сегодня. Не в праздник. Не хочу, чтобы мама с папой снова огорчались из-за того, что у меня жизнь не устроена.

Меньше знают — крепче спят.

Я еще недолго общаюсь с папой, и мы с Максом почти одновременно заканчиваем телефонные разговоры с родней.

— Папа дома, представляешь! — первым делом ему сообщаю. — Был шторм, у них отказал руль, и их траулер на мель сел, а потом их буксировали… Он вернулся, Максим, насовсем! Папа теперь дома!

Я даже подпрыгиваю и висну у Макса на плече, после чего задираю голову и смотрю в удивительно чистое звездное небо.

В Новый год, и правда, случаются чудеса. Не всегда и не у всех. Но вот у меня случилось.

С тех пор, как Сашки не стало, папа почти не бывал дома. И это разбивало мне сердце. Ведь за его почти круглогодичным отсутствием стояло нечто больше, чем желание человека хорошо заработать и получить новый опыт.

Папа винил себя в смерти сына. Как и Макс. Мама винила папу. А я… я просто не могла смотреть, как два близких человека превращаются в чужаков. И папа не смог, подписался на эту вахту на краю света. И вот он дома.

В этот Новый год они с мамой оба дома. Вместе…

Я выдыхаю вверх густые клубочки пара и мысленно молюсь:

Господи… Ты дал им сил пережить горе… Так дай им счастья, дай им здоровья, дай им тихой семейной жизни… Научи их прощать… Это все, о чем я прошу… Господи…

— Это очень круто, Мань, — обнимая за талию, Потапов меня встряхивает и искренне радуется вместе со мной. — У дядь Толи прежний номер? — снова свой телефон достает.

— Да. — Я сразу напрягаюсь и отступаю, говоря: — Не надо, не звони ему.

— Мань, да хорош, — усмехается Макс. — В смысле «не надо»? Я хочу поздравить его так-то и маму твою. Я каждый год это делаю!

Знаю, что делает. И кто я такая, чтобы мешать Потапову общаться с моими родителями, которых он искренне любит и уважает?

— Ну тогда не говори, что ты тут… Что я тут… Что мы… Что здесь… Вместе, — путано тарахчу, пытаясь сформулировать свое требование более четко.

— А что ты им сказала? Что ты где? С кем? — любопытствует Макс.

— Да какая разница? — отбиваю несдержанно. Не хочу ему признаваться, что мои родители думают, что я все еще с Денисом живу. Но врать Максиму я не хочу еще больше. Поэтому съезжаю с темы. — Решил звонить — звони. Просто сделай, как прошу, и всё.

Пока Потапов с родителями моими общается, я ловлю каждое его слово, опасаясь, что он проболтается. Но тот меня не подводит.

Однако, поздравив моих, потом все же ждет более внятных объяснений:

— Мань, что за конспирация? Не хочешь, чтобы они знали про нас?

— Не хочу.

— Почему?

— По кочану, — фыркаю, пиная новым ботинком снежную корку. — Домой пошли. Я замёрзла.

Злясь на себя, устремляюсь вниз по дороге.

Уже все не то: и засыпанная снегом деревенская улочка, и звездное небо, и уютный свет в окнах домов. Все ощущение праздника куда-то ушло. И никто в этом не виноват. Только я. Врушка несчастная.

— Мань? — Макс вскоре догоняет меня и берет за локоть, мягко останавливая.

— Ну что? — мотаю головой, глядя на Потапова. — Что я им должна была сказать⁈ Что укатила в старый дом в Лебедином вместе с тобой⁈

— Да что такого-то⁈ — повысив голос, Макс разводит руками.

— Тебе ничего, — ворчу на него. — Ты же мужчина! А про меня они что подумают⁈ Уж, знаешь, всяко поймут, что мы тут с тобой не просто по старой дружбе зависли! Потому что, как время показало, рано или поздно дружба между мужчиной и женщиной, приводит к постели. И они у меня не дураки! Я не хочу, чтобы они знали, чтобы они думали, что я уже вообще всякий стыд потеряла… А я его потеряла, Максим! С тобой потеряла! — довожу до его сведения. — Это раз. А, во-вторых, они сразу начнут спрашивать, что у меня с жильем, с работой…

— Поэтому мне и надо было дядь Толе и теть Тане сказать, что я тут с тобой не просто так, — подхватывает Потапов.

— А как⁈ — ору и ржу. Ну анекдот ведь! Правда! Еще вчера я Макса сама вызванивала, чтобы он вывез меня с моим барахлом в это село, а сегодня он говорит такие вещи… Что он мелет? — Давай перезвони, — упрямо толкаю, скрестив на груди руки. — Давай-давай, звони моему папе, скажи, что у нас мутки. Что ты меня трахнул в доме его матери и еще собираешься. Скажи ему это, а потом послушай, как он обрадуется.

— Надо будет — перезвоню, — произносит Макс глухо. — Ты чего загналась-то? — однако телефон в карман убирает.

— Я загналась⁈ — воздухом давлюсь от возмущения.

— Ну не я же! — рявкает Потапов.

— Ой всё, — снова с места срываюсь.

— Мань… Ну что не так? — Макс зовет меня, догоняя.

— Всё так. Пошли. Холодно.

Только в дом заходим, как я сразу развиваю бурную деятельность. Наливаю в тазик воды из чайника и начинаю мыть немногочисленную посуду.

В это время Макс в печку поленья подкидывает, заносит с улицы очередную партию дров, после чего приближается ко мне со спины и обнимает.

— Мань, я не хочу ругаться.

— Я и не ругаюсь, — замираю с руками, опущенными в теплую воду.

— Я согласен с тем, что ты сказала на улице. Ты права, — чеканит Потапов. — Я мужик, и мне проще. Но я тебя услышал. Конечно же тебе не все равно, как твои родители могут все это воспринять. И что тебе из-за этого может быть неудобно, я тоже понимаю.

Я беру со стула полотенце и, вытирая им руки, поворачиваюсь к Максиму.

— Макс, что мы делаем? — шепчу, притушенная его искренностью и желанием понять, какая такая муха меня укусила.

— Встречаем Новый год… — задвигает с улыбкой.

— Нет. Что мы делаем — вообще?

Сливаемся взглядами, и я чувствую, как снова трещит и рассыпается моя раковина.

— То, что давно следовало, Мань, — с нежностью и мукой в голосе проговаривает Максим, заставляя меня вздрогнуть, когда к щеке большим пальцем очень бережно прикасается. — Очень давно. Неужели ты не понимаешь?