Проще, чем кажется

Эпилог

Десять лет спустя

— Никит, давай сюда, — прошу залипшего в мульт сына вернуть мой телефон.

Проверяю, беззвучный ли режим. Ближайший час я буду для всех занят, о чем и пишу своей помощнице. До конца рабочего дня ещё час, но сегодня я раньше уехал.

В школе искусств, где преподает Маня, начинается концерт, посвящённый Дню учителя.

Из Машиных учеников двое вначале дуэтом выступают, затем их сменяет череда других маленьких исполнителей. Никитка, которого я прямо посреди сончаса из яслей забрал, сонно хлопает ресницами, тянет меня за рукав и снова клянчит телефон. Говорю, что не дам, что мы на концерте, а на концерте нужно смотреть на сцену. Трехлетний сын надувает щеки, но не решается спорить. Знает, если я сказал «нет» — значит нет.

— Приглашаем на сцену Потапову Александру. Класс преподавателя Потаповой Марии Анатольевны. Русская народная песня «Светит месяц». «Позарастали стежки-дорожки», в обработке Мордуковича.

— Смотри, Никит, сейчас Саша выступать будет, — пересаживаю насупившегося сына на колени и тот сразу маму взглядом находит — Маня стул для дочери на сцену выносит.

— Мама! — кричит ей на весь зал.

Оглянувшись, Маня — такая нарядная сегодня, улыбается, машет нам и прикладывает палец к губам.

— Тише, сын, — шепчу Никитке. — Мама на работе. Вон Саша, смотри.

Телефон достаю и навожу камеру на Саню.

С апломбом селебрити наша девятилетняя дочь поднимается по ступеням на сцену, встает возле стула и манерно кланяется кивком головы.

Дочка у нас музыкант — вся в маму.

Ее вынашивали под звуки аккордеона, под его мелодии она училась ползать, ходить и говорить, поэтому ничего удивительного, что Саша именно к нему проявила интерес, когда встал вопрос о выборе музыкального направления. Я и сам уже даже не представляю свою жизнь без этого инструмента.

Если не Саша свои пьесы дома разучивает, то значит Маня играет, записывает очередное видео для своего канала или в частном порядке занимается онлайн с одним из учеников в свой законный выходной.

Моя жена — талантливый педагог, всей душой любит свою работу и отдается ей без остатка. Да Маня во всем такая — и в музыке, и в работе, и в жизни, и в любви — страстная, пламенная и энергичная.

После второго декрета в прошлом году она на работу вышла и снова понеслось: уроки, концерты, конкурсы. Параллельно жена совмещает на должности преподавателя в колледже, где раньше сама училась. Моей Мане все интересно, она с охотой берется за что-то новое, только успевай ловить ее по городу в обеденный перерыв, чтобы накормить, иначе она до самого вечера голодной останется.

Я, бывает, в шутку верчу ее в руках, пытаясь найти место, где у жены аккумулятор находится. Она же утверждает, что работает на солнечных батареях. И что-то в этом есть. В будни Маня без задних ног вместе с детьми падает… Да она и сама все тот же ребенок.

Правда сегодня этот ребенок в темно-синем костюме с брошью — цветком розы на лацкане выглядит, как невероятно красивая женщина.

После концерта встречаемся все на парковке музыкальной школы.

Маня сына целует, спрашивает, как день прошел. А я говорю дочери:

— Молодец, Сань. Ты очень круто сыграла.

— А мама сказала, что на конкурсе лучше было, — поджав губы, сообщает дочь.

— Это она тебе не как мама, а как твой преподаватель сказала, — объясняю ситуацию.

И Маня тоже пробует сгладить момент:

— «Стежки-дорожки» — просто умничка, — хвалит дочку. — А вторую пьесу ты заиграла. Я же тебе вчера говорила, чтобы оставила инструмент в покое.

— Я хотела сыграть лучше всех, а получилось плохо, — бормочет Саша, которая не любит, когда ей делают замечания.

— Не плохо, Саш. Просто с помарками. Не переживай, у меня так тоже было, — осторожно лавирует Маня.

— Правда?

— Конечно. Ты сыграла хорошо.

Дочь сразу в лице меняется. Ведь мама для Саши в вопросах музыки — неоспоримый авторитет. И если она сказала «хорошо» — это то и значит, потому что даром Маня даже детей наших хвалить не станет.

Наконец и я жену целую, а затем обращаю внимание, как ее машина блестит на солнце.

— Ты тачку помыла?

— Да, с утра заехала.

— Кто бы мою отвез и помыл, — на свой забрызганный грязью внедорожник взгляд перевожу.

— Не знаю, не знаю, Максим Сергеевич, — эффектно флиртуя со мной, Маня плечами покачивает. — Сама зашиваюсь.

Бросаю взгляд на часы: начало шестого.

— Мань, короче, детей вместе к твоим везем?

— А ты все купил?

— Естественно. Все купил. Все, что ты сказала взять, взял, — предупреждаю все ее вопросы.

— Блин, мне же надо машину поставить.

— Так давай у твоих и оставим. Смысл сейчас в другой конец города ехать? Пока туда-сюда, темно станет. А нам еще пилить сто двадцать километров.

— Да. Давай. Так и сделаем. Всё. Поехали. Саш, садись! — торопит дочку.

Чтобы не терять времени даром и не возиться с креслами, везу Никиту в своей машине. Саша едет с Маней. Возле дома тещи с тестем все выгружаемся, я детские вещи достаю из багажника, Сашин кофр, школьный рюкзак и рюкзак с игрушками сына.

В прихожей нас теща встречает. Маня, раздевая Никитку, раздает матери ЦУ.

— Ой, Маш, не переживайте! Езжайте спокойно, — тормозит ее мама. — Держи, Максим, — вручает мне увесистую термосумку. — Тут все готовое. Оба с работы, голодные. А это приедете и покушаете сразу.

— Спасибо вам большое, — с благодарностью киваю теще.

— Мам, ну зачем ты беспокоилась? — ворча, Маня ее в щеку целует. — Спасибо. — И дальше для дочери с сыном инструктаж проводит: — Бабушку с дедом слушайтесь. Саш, в телефоне не сидеть до ночи. Вечером позвоним.

— Там же связи нет, — с довольным видом напоминает та.

— Мы найдем, не переживай.

Заговорщицки переглядываемся с женой. О том, что есть оператор, который ловит в нашем загородном доме, Саше никто сообщать не торопится.

На даче у нас действует негласное правило — никаких телефонов. И касается оно и взрослых, и детей.

Мы до этой осени всегда их с собой брали за город. Никитка маленький еще был. Но в этот раз решили с Маней вспомнить молодость.

Наобнимавшись с сыном и дочерью на два дня вперед, выходим на улицу. Я быстро давление в шинах проверяю, и трогаемся.

— Мась, может, зря мы эти выходные устроили, а? Меня прям совесть мучает, что мы детей сбагрили, — жалуется жена, едва мы за город выезжаем.

— А меня нет, — сообщаю без всяких угрызений.

— Правда?

— Вообще нет, — с большей уверенностью повторяю. — Они и так выходные проводят часто то у моих, то у твоих. И родителям только в радость, сама же знаешь. Разница лишь в том, что нас на этот раз в городе не будет.

— Ну да… — соглашается Маня.

— Мань, всё, — по ноге ее хлопаю. — Родители рады. Дети довольны. Все на связи. Выдыхай. Ты же так мечтала поехать вдвоем. Ну-у… — тормошу за коленку, чтобы уже перестала загоняться.

— Всё, — жена берет мою кисть и располагает между ладонями. Шумный вздох, она сжимает меня и бодро отбивает: — Выдохнула. Вези меня в Лебединое!

— Другой разговор.

Пока едем, оба сходимся на том, что ужасно проголодались.

Маня с заднего термосумку достает.

— Будешь беляшик? — шелестит чем-то.

Учуяв запах еды, измученно выдыхаю.

— У меня руки грязные.

— У меня тоже. Пять сек. Где-то салфетки были антибактериальные.

Вытираем руки, пробуем и синхронно стонем от удовольствия:

— Мм-м…

— Скажи? Да? Почему у меня тесто, как у мамы, не получается? — сокрушается жена. — По ее рецепту же делаю, а все равно не то.

— У тебя тоже все вкусно, — заверяю ее, заталкивая в рот больше половины.

— Еще будешь?

— А-ай, — в смысле «давай».

— О, тут еще куриные котлеты. Пюрешка. Еще салатик какой-то, — Маня инспектирует содержимое термосумки. — Дай маме Бог здоровья.

— Это да, — говорю с набитым ртом. — Но мы сейчас наедимся, и кто потом мясо будет есть?

— Мась, тебя прёт по темноте мясо жарить? Завтра еще целый день. А сегодня я хочу в баню.

— Будет тебе баня, — обещаю.

В пути проводим чуть больше часа.

Приехав в деревню, переодеваюсь и включаю насос, воду из колодца в баню набираю и закладываю первую топку.

Топить печь в доме необходимости давно нет.

После ухода из жизни дяди Миши дом в Лебедином перешел полностью под нашу ответственность. Мы с тестем все тут переделали — от полов до крыши. Газ провели, подвели в дом воду и сделали стечную.

Летом мы тут по паре недель стабильно с детьми проводим и на выходные приезжаем, поэтому комфортное пребывание жене и детям я обеспечил в первую очередь. Внутри тоже ремонт был грандиозный: стены обшили, поменяли окна, сломали старую печь, а вместо нее нам сложили новую — по типу камина.

В Лебединое в холодное время года с детьми редко выбираемся, в основном — на зимних каникулах на пару дней, но в доме поддерживаем оптимальные плюс двадцать. На зиму не отключаем ничего. Стоит экоконтроль. А в телефоне у меня есть специальное приложение, чтобы следить за котлом.

Ну и куда же без отзывчивых соседей?

Бывает, и автомат вырубает. На этот случай у Утешевых есть ключ от нашего дома. Хорошие люди. Никогда не откажут, зайдут, включат, всё проверят.

Сегодня слякотно, но довольно тепло. Через два часа осенняя баня уже готова, и я зову жену.

— Что ты опять вздыхаешь, женщина моей мечты? — замечаю, как высоко поднимается ее грудь на очередном тягчайшем вдохе.

— Да вот думаю, наверное, зря я Сашку к себе забрала после декрета. Надо было у Оли оставить. Пусть бы она ее и дальше учила. А дома бы занимались, — жена сомневается, что приняла правильное решение.

— Да? И дома бы ты все равно ее на свой монастырь переучивала. Нет. Ей бы сложнее было только. В школе один педагог, дома — другой. Ольга, не в обиду ей, очень мягкая, как педагог. А ты спуску никому не даешь. И посмотри, какие у твоих учеников результаты.

— Я тиран. Родную дочь истязаю, — кривит губы разомлевшая Маня.

— Ты не тиран. Просто ты желаешь ей успеха, — подчеркиваю. — Я, что ли, нет?

— Да, но ты ее хвалишь, а я ей вечно говорю, что и где не так, — и снова вздыхает.

— Да. У тебя работа такая. Мы ей объясняем, и Саня это понимает. — Веду ладонью по влажной спине своей женщины. — Мань, не грузись. Ну, да, ты не просто мама для нее, еще и учитель. Но как к матери, какие у тебя к себе претензии?

— Я Никитке пижаму не положила! — резко вскидывает голову.

— Ну все, за тобой уже ювеналы едут, — по приколу толкаю ее собой.

— Да я серьезно. Забыла! Утром как сложила, так и оставила в детской.

— Поспит в трусах. Он же мужик. Что с днем рождения решила? — на более актуальном сосредотачиваюсь. — Дома или что?

— Не знаю.

— Мань, ну уже надо знать. Время поджимает.

— Давай мы, как в том году? — косится и ресницами часто хлопает как всегда, когда просит о чем-то.

В прошлом году мы вдвоем в ресторане посидели, а с родными просто попили чай.

— Так не получится. У тебя юбилей. Не отвертеться. Родители, родственники — все жаждут поздравить, — объясняю всю важность события. Иногда, как сейчас, как с ребенком с ней говорю. — Поэтому я и спрашиваю, что будем делать? Ты кого-то еще звать будешь?

— Ну Олю и Настю с мужьями, — своих коллег-подруг имеет в виду. — Мы же у них у всех были.

— Та-ак? — хватаю быка за рога.

— Веру… — Сестру мою двоюродную добавляет. — А раз ее, то и тетю твою с дядей. И мою тетю… — и съезжает с темы: — Макс, отстань, а! Я подумаю об этом, но не сегодня. Если честно, я бы вот так хотела отпраздновать свои тридцать пять, — льнет ко мне всем телом. — С тобой. Но, оказывается, что взрослый человек в день рождения себе не принадлежит, — делает неутешительный вывод.

— Ну что поделать, Мань? Все тебя любят, уважают. Потерпи, — уговариваю свою девочку. — А сюда мы с тобой и так приедем. На выходные. На каникулы.

— Ладно. Раз ты говоришь, будем праздновать юбилей по всем правилам, — соглашается с моими доводами и зевает.

— Эй, не спи, женщина, — тормошу ее за плечо. — У меня на тебя планы.

— Давай утром? Я тебе что хочешь сделаю, — сонно потягивается и дразнит меня своим обнаженным влажным телом.

— Ну Мань… — за грудь ее горячую хватаю. — Я хочу сегодня и утром, — тянусь, чтобы поцеловать.

Лениво сосемся. Целую жену и машинально ебу горячий воздух, двигая бедрами. Но по итогу моих телодвижений получаю:

— Я сейчас реально усну… Даже мыться лень… Неделя сумасшедшая какая-то…

Сам вижу, что Маня моя совсем выбилась из сил. Видно, снова села ее солнечная батарейка. Говорю, чтобы мылась уже и шла отдыхать. Сам в бане еще около часа торчу, несколько раз парюсь, весь свой банный церемониал соблюдаю.

Когда домой захожу, Маня уже спит, свернувшись калачиком в спальне на кровати. Накрываю ее одеялом. Беру телефон, недолго читаю новости и сам тоже довольно скоро вырубаюсь после напряженного дня.

Утром раньше жены просыпаюсь.

Саша уже в сети.

Чтобы не будить Маню, во двор выхожу и звоню нашему жаворонку, потом с сыном и тещей общаюсь.

Маня показывается из спальни через полчаса — с гнездом на голове, очаровательно-сонная и такая домашняя в своем желтом банном халате, в котором вчера и уснула.

— Сколько время? Не видел мой телефон?

— Десять. Теще позвонил. Сане позвонил. Все под контролем. Завтракают, — рапортую, зная, что она дальше спросит.

— Прости, Мась, — опустив голову, виновато протягивает. — Испортила нам вчера вечер.

Подойдя к жене, обнимаю ее и целую за ухом, потому что, пока зубы не почистит, Маня фиг даст себя в губы целовать.

— Перестань. Мы же отдыхать приехали, — выдыхаю ей в шею. — Выспалась?

— У меня даже слюни текли, — сознается, положив голову мне на плечо.

— Я наблюдал, — подкалываю.

— Мась, я голодная.

— Иди умывайся. Сварю кофе.

Послушно кивнув, Маня идет выполнять утренний туалет. А за завтраком снова вздыхает:

— Ну вот. Мы с тобой, как пенсы, Мась. Сбежали из города, чтобы спать.

— Это кто тут пенс, а? — смеюсь.

— Я, походу.

— Ты просто устала. У тебя дебильный график, реально. Я бы давно психанул. Ты даже в воскресенье почти не отдыхаешь.

— Ну если такое расписание, — пожимает плечами. — А на следующей неделе с Челябинск ехать, — про конкурс, куда поедет Саня и еще два ученика напоминает.

— Сам вас отвезу.

— Хорошо, — сделав глоток кофе, кивает. — Можно было на «Ласточке», но с детьми и с инструментами мотаться через весь город…

— Сказал же, что отвезу, — даю понять, что дело решенное.

— Хорошо, что воскресенье, и ты свободен.

— Я бы тебя в такую даль одну не пустил за рулем.

— Я знаю.

После завтрака Маня детям звонит, потом наводит порядок, и мы в лес собираемся.

— Какой запах, Максим! Ты слышишь? Как же тут хорошо осенью! — с детским восторгом сообщает.

Мы выходим на тропинку, ведущую к лесу, через заднюю калитку со стороны огорода, где летом тесть с тещей выращивают овощи.

— В Лебедином все сезоны хороши, — обняв жену, теснее к себе прижимаю. — Уникальное место. Его бы в ЮНЕСКО.

— Согласна.

— Хочу беседку летом во дворе поставить. И мангал новый заказать, — откатываюсь к более насущным вещам.

— Опять стройка, — в голос стонет Маня и разражается пылкой тирадой: — У тебя каждое лето грандиозные планы! Я еду сюда, чтобы слушать пастораль, звуки деревенской жизни! Как петух кукарекает. Как сверчки поют. Как жужжат пчелы. Как табун вечером возвращается… А ты, блин, со своим лобзиком и пилой вечно насилуешь мои нежные уши!

— Хочешь деревенской жизни, давай я тебе корову куплю? Или пчел разведем.

— Пчел я боюсь. А говядину, Максим Сергеевич, будьте любезны, только в виде стейка.

— Сейчас погуляем и будет тебе стейк.

Нагулявшись в лесу и надышавшись терпкими осенними ароматами, возвращаемся домой. И я признаюсь жене, что без детей, оказывается, отдых какой-то странный… Будто чего-то не хватает… И даже скучно, что ли. Маня говорит, что чувствует то же самое.

Но к вечеру, когда мы с ней уже выпили вина и занялись любовью — долго, медленно и со вкусом, оба сходимся во мнении, что иногда выходные без детей — все-таки тема.

Ведь когда еще я могу попросить мою прекрасную талантливую супругу сыграть для меня в одиннадцатом часу вечера?

— Сыграю для мужа, конечно… — улыбается в ответ на мою просьбу. — Но если я себе прищемлю соски, — смеется, когда аккордеон ей на бедра опускаю, — я тебя им укокошу.

— Нет. Не укокошишь. Ты слишком нас любишь.

— Ну так-то да.

Абсолютно обнаженная Маня играет для меня вальс. Тот самый, под который мы на свадьбе танцевали наш первый танец.

— Мань, ты… как обычно… До мурах, — делюсь с ней своими ощущениями, едва смолкают последние ноты. — Иногда думаю, что сильнее, как в этот раз уже не будет. И каждый раз ты меня покоряешь.

— Это же Таривердиев и тихое сияние его гения, — как всегда, скромничает любимая.

— Это твое сияние, Мань, — вспоминаю, как надо дышать. — Ты это… Всегда — ты.