Рабыня благородных кровей

Глава шестнадцатая. Заира

— Отчего люди не могут жить в мире? — спрашивала мужа Анастасия, прислушиваясь к ровному биению его сердца.

Теперь, когда она была на восьмом месяце беременности, Аваджи особо берег её, боясь навредить ребенку. Он сдерживал свое желание и шутил, что пусть только родит, а уж он свое возьмет.

Зато они стали друг с другом подолгу разговаривать.

— От того, что одни жадные, другие — бедные, а третьи — ленивые, отвечал он.

Анастасия улыбнулась.

— У тебя, душа моя, на все есть ответ. Уж не шутишь ли ты надо мной?

— Я сразу отвечаю от того, что в свое время и сам задавал себе те же вопросы.

— Жадных и бедных ещё можно понять, но ленивых…

— Это просто, голубка. Ленивый работать не хочет, а жить хочет не хуже других. Вот он садится на коня и едет отбирать то, что другие заработали тяжким трудом.

— А ты какой?

— Я — глупый.

— Зачем ты на себя наговариваешь?

— Это так и есть. Я нашел тебя. Разве не стоит такая находка всех сокровищ мира? По-хорошему, надо сажать тебя на коня и ехать куда-нибудь подальше отсюда. Но нет, мне мало и этого. Я хочу продолжать грабить других, чтобы самому жить, не зная нужды.

Анастасия вздрогнула.

— Разве может быть счастливым грабитель?

— Правильно ты говоришь, Ана, бог меня за такое накажет.

— Не накликай беду! — она поднесла было руку ко лбу, чтобы сотворить крестное знамение, но в последний момент убрала и истово подумала про себя: "Спаси, Христос!"

Как Аваджи и предполагал, если хан ему Заиру и подарил, то старшей ханум за девушку пришлось заплатить. Впрочем, на удивление, немного. Потому Аваджи такая щедрость насторожила: Эталмас ничего не делала просто так. Но, с другой стороны, какой у неё мог быть интерес к бедному юз-баши? Разбогатеть-то он ещё только собирался!

Он подождал у желтой юрты, пока Заира собирала свои вещи, и, посмотрев на её тощий узелок, испытал некоторое раскаяние. Разве не права Ана, говоря, что Заира в своей судьбе не виновата? Ведь не укради её нукеры Тури-хана, вышла бы замуж за хорошего человека, рожала бы ему детишек…

Поймав себя на подобных мыслях, Аваджи посмеялся: он так любит свою жену, что начинает смотреть на жизнь её глазами. Еще немного, и он по-женски станет плакать над судьбой всех обездоленных!

Он слишком засиделся в курене. И кстати подоспел этот поход в Ходжент.

Еще за десять серебряных монет Аваджи договорился с Эталмас, что две ночи до похода Заира поспит в маленькой юрте рабынь, которые обслуживали жен Тури-хана.

— Зачем так рано из желтой юрты забрал? — все же проворчала старшая жена. — Нукеры в поход уходят, все девушки на счету!

За оставшиеся два дня ничего особенного не случилось. Только Заира, улучив минутку, прибежала к Анастасии, упала перед нею на колени, да ещё руку пыталась поцеловать.

— Нет конца моей благодарности! — горячо повторяла она. — А уж Аслан как доволен!

— Аслан? При чем здесь Аслан? — не сразу поняла Анастасия, покачав головой. Она, конечно, знала о пылком характере подруги, но такой бури чувств от неё не ожидала.

Только спокойно поразмыслив, поняла, что к чему, да ещё и у Заиры принялась прощения просить.

— А ты мне руки целовать хотела, — повинилась она. — Да разве я подумала, как тебе в этой юрте плохо? Я о себе подумала. Хотела, чтобы рядом со мной близкий человек был. А кто, кроме Аваджи, мне ближе тебя?

— Это не важно, о чем ты думала, — радовалась Заира. — Аслан, знаешь, как сказал? Маленькой уруске удалось то, чего не смог добиться заслуженный воин…

— Я, вроде, не очень маленькая, — заметила Анастасия.

— Для него маленькая. Видела, какой он у меня большой?

— Вы… вы любите друг друга? — наконец догадалась Анастасия.

По лицу Заиры пробежала тень.

— Любим, не любим — какая разница? — с вызовом сказала она и вдруг разрыдалась.

В первый раз за все время Анастасия увидела подругу плачущей. Она даже растерялась. Только гладила Заиру по волосам да прижимала к себе. Пока та не очень ласково высвободилась из её объятий.

— Ты заставила меня плакать. А я зарок дала: никто из этих пауков не увидит моей слезинки!

— Никто и не увидит, — весело проговорила Анастасия, вытирая слезы подруги концом своего шелкового покрывала. — Или ты и меня пауком считаешь?

Они рассмеялись.

Анастасия не знала, где прощалась Заира со своим Асланом. Может, ночью ускользнули они подальше в степь и там, на жесткой войлочной, подстилке любили друг друга, только звездам дозволяя смотреть на себя…

Заметила лишь, когда уходили из куреня нукеры Тури-хана и она, до глаз закутанная в покрывало, поймала прощальный взгляд Аваджи, как стоящая рядом Заира приложила к губам кончики пальцев и встряхнула ими, посылая Аслану воздушный поцелуй.

Улеглась пыль, поднятая копытами сотен лошадей, успокоился степной город. Разбрелись по своим делам его жители, и Заира смогла наконец прийти в юрту Анастасии со своим узелком.

Войдя, она некоторое время постояла у входа, окинула взглядом, будто в первый раз, резную колыбельку, разрисованную красными маками. Лежанку, покрытую пестрым домотканым рядном, приподнятую над полом совсем не по-монгольски. Вздохнула грустно, но независтливо.

— Здесь живут счастливые люди. Жаль, недолго им так жить…

— Тьфу на тебя! — рассердилась Анастасия. — Кто же, приходя в дом с добром, так хозяевам говорит?

— Прости, Ася, — ничуть не раскаявшись, проговорила Заира. С некоторых пор она так стала звать свою подругу. — Мы живем среди народа завистливого, который не любит видеть вокруг себя счастливые лица. А как счастливого замечает, так и норовит лишить его либо счастья, либо жизни.

— Наверное, ты думаешь, что мне здесь живется лучше, чем дома? — в сердцах спросила Анастасия. — И счастлива я оттого, что из родных лесов и полей в эту пыльную степь попала?

— Не сердись, госпожа, — у Заиры был виноватый вид. — Такой уж у меня плохой характер, что до сих пор я только в желтой юрте и могла жить… Не дашь ли рабе своей какую-нибудь работу?

— Дам. И тотчас! — отозвалась Анастасия. — Скажи Беле, пусть горячей воды принесет…

Бела — раб, выполняющий разные подручные работы у женщин куреня.

— А ты, — продолжала она, — деревянную кадку для купания прикати. Да перед собой не неси, она тяжелая.

— Госпожа хочет выкупаться?

— Неси, не разговаривай!

Когда кадку водрузили посреди юрты, а Бела, гремя цепью на ногах, натаскал в неё воды, Анастасия налила в воду благовония, которые привез ей Аваджи. Бросила щепотку купленных у торговца ароматических трав, и по юрте поплыл запах свежего летнего воздуха русской степи, когда аромат цветущих трав дурманит голову юношам и девушкам и заставляет стариков во вздохом вспоминать свои молодые годы. Затем Анастасия приказала Заире:

— Раздевайся и полезай!

Та, удивленно поглядывая на подругу, начала раздеваться. Анастасия терпеливо расплела множество косичек, которые Заира неизвестно почему упорно заплетала — булгарки так волосы не носили. Она будто хотела стереть не только из памяти, но и из своего облика всякое напоминание о далекой родине.

Заира влезла в кадку с независимым видом, словно горячая, душистая вода не доставляла ей никакого удовольствия.

Но, несмотря на усилия сохранить равнодушие, на лице девушки стало проступать блаженство. Она даже не сразу заметила, как Анастасия, скатав в узел её одежду, сунула сверток Беле со словами:

— Сожги!

И тогда Заира закричала, вставая в кадке во весь рост и нимало не смущаясь своей наготы:

— Оставь мои вещи, куда потащил?!

Бела нерешительно оглянулся, но Анастасия подтолкнула его к выходу.

— Иди, иди, не слушай глупых девчонок.

— В чем же я теперь ходить стану? — продолжала бурчать Заира. — Голая? Мне-то что, могу и голой, но вот что про тебя скажут? Юз-баши женился на скупой женщине, которая даже служанку одеть не может…

— Замолчишь ты сегодня или нет, — прикрикнула на неё Анастасия. Такую ворчливую женщину я только однажды встречала. Это была моя старая нянюшка.

Она мыла густые, затвердевшие от грязи и пыли волосы девушки, терпеливо отделяя прядь за прядью.

— Однажды наша собака Жучка в поле репьев нацепляла. Трудно было выбирать, но ничего, выбрали…

Она опять налила в кадку благовоний.

— Все составы для мытья на тебя изведу. Будешь ходить голая, но чистая… Монголы мыться не любят, и запах от них — будто от нужника в жаркий день! Ты не хочешь купаться, чтобы на них походить?

— Вот еще! — фыркнула Заира.

— Тогда давай с тобой уговоримся — и в плену себя не терять. Пусть, глядя на нас, и о тех женщинах, что на родине остались, судить станут.

— Как же я себя не буду терять, ежели ты мою одежду сожгла?

— Я тебе новый сарафан подарю. Мне Аваджи с базара три привез, а один поменьше других оказался. Как раз тебе впору.

Как ни мешал Анастасии живот, а Заиру она вымыла собственноручно. При этом приговаривала:

— Путь твоя прошлая жизнь уйдет, как грязная вода! Пусть снизойдет чистота не только на тело твое, но и на душу!

Высушила волосы Заиры, расчесала, заплела в косу и украсила голубым атласным бантом.

Оглядела свою работу и удивленно вскрикнула:

— Да ты, оказывается, совсем молоденькая! Сколько же тебе лет?

— Скоро пятнадцать, — тихо сказала Заира, но тут же вспомнила свой привычный тон. — Совсем я на себя не похожа! И сарафан для меня слишком дорогой.

— Это ещё не все. — Анастасия метнулась к своему туалетному столику и достала из коробочки бирюзовые бусы. — Вот теперь ты совсем красавица!

— Нам красавицами выглядеть нельзя, — мудро заметила девушка. Слишком много жадных глаз вокруг!

— Тогда давай так, — решила Анастасия. — Пока никто не видит, в юрте, ты будешь не закрываясь ходить, а для куреня я тебе покрывало дам. Закутывайся. Уж не обессудь, шелковое у меня одно, походишь в полотняном. А то тебя и вовсе с женой сотника путать станут… А сейчас пойди, Белу позови — вместе кадку вынесете. Я пока полежу, притомилась что-то…

Заира уложила её на лежанку и тревожно посмотрела на покрывавшие лоб Анастасии бисеринки пота.

— Как бы тебе раньше срока рожать не пришлось! — она пытливо заглянула подруге в глаза. — Зачем ты для меня это делаешь?

— Разве ты на моем месте не поступила бы так же?

— Не знаю, — задумчиво ответила Заира.