Разреши любить

Глава 11. Надежда на спасение

Меня хотели стереть с лица земли. Вернее, почти сделали это. Я чувствовала, что исчезаю, растворяюсь в воздухе, с каждым выдохом теряя себя. Свою личность. Свою душу.

Пожалуйста, помогите...

Эти слова заменили молитвы. Я мысленно шептала их, свернувшись в клубочек на краю кровати, словно бездомная кошка.

Я не знала, что с моим лицом - бинты не

давали возможности понять это, да и зеркал в моей темнице не было. Если смотреться, то только в окно, на котором появились решетки. Я знала лишь то, что мне сделали несколько операций. И постоянно чувствовала боль, которая ни в какое сравнение не шла с болью душевной. Но я даже плакать не могла - из-за операций. И научилась плакать без слез.

Два доктора, которых я видела, и две медсестры, которые были прикреплены ко мне, делали вид, что я обычный пациент, и все, что происходит, это нормально, хотя я пыталась рассказать им правду. Просила помощи, умоляла позвонить в полицию или связаться с Костей, потому что была уверена - он мне поможет. Но как только я заводила эти разговоры, мне что-то вкалывали, и я засыпала. Иногда от отчаянного бессилия у меня случались истерики, и один раз я буквально билась о стены, крича, чтобы меня выпустили. После этого ко мне вновь приехал Стас - посреди ночи. Он замахнулся в ярости, чтобы ударить меня по лицу, но вспомнил, что лучше не делать этого. И ударил в живот - так, что я упала на пол, задыхаясь и ловя открытым ртом воздух, ставший горячим.

- Слушай, ты, сучка, веди себя прилично, - прошипел этот урод. - Мы же договорились с тобой. Ты теперь другой человек. И пока ты ведешь себя послушно, я не трогаю твою мать. Или ты хочешь, чтобы мамочка пострадала? Отвечай, хочешь?

- Н-нет, - едва слышно прошептала я.

- Тогда веди себя тихо. Твоя задача - поскорее выйти из этого места с новым личиком. И делать все, что я тебе велю. Иначе и сама сдохнешь, и мамашу потянешь за собой. Уяснила?

- Да...

- И жри. Будешь отказываться от еды, как мне передали, перестану кормить мать. А ей очень нужны калории в ее положении.

Мое сердце пропустило удар.

- Она точно жива? - с трудом выговорила я. - Вдруг вы врете... Покажите мне ее! Докажите, что она живая! Дайте встретиться!

Стас усмехнулся.

- А ты дерзкая. Но что поделать, люблю я дерзких... Смотри на мать, раз так хочешь.

Он достал телефон, потыкал куда-то и показал мне видео. На нем была больничная палата с занавешенными окнами, и на кровати лежала моя мама. Бледная, осунувшаяся, с открытыми глазами, которые смотрели в пустоту. Ее голова была перебинтована, одна нога была в гипсе, на руке виднелись какие-то повязки.

- Леночка, моя волшебная, - раздался за кадром противный голос Стаса. - Как дела?

- Где моя дочь? - проговорила мама чужим, изломанным голосом, а взгляд сфокусировался на том, кто снимал видео. В ее глазах появился страх - как у дикой собаки, загнанной в угол живодерами с ружьем. Мне хотелось кричать от ужаса, но я молчала, и немой крик раздирал меня изнутри.

- У меня. Жива-здорова. И пока она делает то, что я хочу, будет здорова. Впрочем, ты тоже. От твоей доченьки зависит, будете ли вы жить или нет, - объявил Стас. - Помаши ей. Передам Ярочке это видео.

- Если ты что-то сделаешь ей, я тебя убью, - с неожиданной ненавистью пообещала мама, а он расхохотался и выключил камеру.

- Ну как, - спросил Стас. - Убедилась, что мать жива?

- Да, - едва слышно проговорила я, ненавидя его всем своим израненным сердцем. Я даже монстра не так ненавидела, как этого ублюдка, который решил сломать нашу жизнь.

- Тогда не зли меня. Жри, терпи и делай вид, что все хорошо.

Он ушел, оставив меня униженную и обессиленную.

Пожалуйста, помогите, хоть кто-нибудь...

Я мысленно шептала эти слова, все еще веря в чудо. Надеясь, что дверь вот-вот распахнется, и меня спасут Игнат и Костя. Я забыла, что чудес не бывает.

В клинике меня негласно объявили сумасшедшей - мол, моя психика травмирована, поэтому я могу нести всякий бред. Не знаю, действительно ли медперсонал верил в это, или же они всего лишь делали вид, что верят, чтобы у них не было неприятностей. В любом случае я оставалась бесправной пленницей, которой меняли внешность. Это должно было произойти постепенно, шаг за шагом, и, самое ужасное, я знала расписание операций, которые сделают меня другим человеком. Доктор рассказывал мне об этом с благодушной улыбкой, словно я была у него любимым пациентом, а я слушала его и тряслась от ужаса, понимая все сильнее, что никогда уже не буду прежней.

Заперли в клинике и насильно оперировали, меняя лицо на чужое.

Это звучало, как синопсис жуткого триллера. Только я была не зрителем, а главной героиней. И я не знала, что делать. Наверное, я бы нашла способ покончить с собой, если бы не мама, которую проклятый Стас держал в заложниках. Я слишком сильно боялась за нее.

У меня забрали не только жизнь, но и смерть.Забрали выбор, забрали волю, забрали личность.

Дни продолжали тянуться, словно резина. Я перестала просить о помощи и утверждать, что я не Владислава, а Ярослава, и уколов, от которых я моментально засыпала, стало гораздо меньше. Тогда я начала более ясно мыслить и будто бы постепенно приходить в себя. В голове начали звучать другие мысли, более здравые и уверенные, несмотря на операции, которые мне проводили:

Я не хочу сдаваться. Я должна выбраться из этого. Я должна спасти нас обеих.

Приняв тот факт, что я стала рабыней Стаса, который буквально держит меня и маму в заложниках, я поняла - мне нужна связь с внешним миром. Только так я смогу получить помощь, ведь медработники не станут мне помогать. И тогда я придумала план - завладеть телефоном медсестры Дарьи, который случайно заметила в кармане ее халата. Судя по всему, телефоны были запрещены здесь - я была уверена, что об этом позаботился Стас, который мог бояться, что меня снимут на видео или фото. Но Дарья, однако, этот приказ нарушала. Только почему, я и сама не знала. Видела лишь, как она украдкой читает какое-то сообщение и молниеносно сует телефон себе в карман.

Я не знала, как украсть телефон. У меня не было ни навыков карманника, ни особых сил, чтобы незаметно залезть в карман Дарьи и осторожно вытащить его. Она сразу заметит это. Нужно было действовать неожиданно - напасть на нее и с телефоном сбежать в ванную комнату. Там не было защелки, но я могла попытаться удержать дверь за ручку, набирая номер Игната, который помнила. Или же нужно было и вовсе оглушить Дарью и позвонить, пока она будет лежать без сознания. Хотя на самом деле из всех, кого я видела в последние дни, только медсестра вызывала у меня хоть какую-то симпатию. Наверное, потому, что она уводила глаза в сторону, когда я начинала просить о помощи и умолять дать позвонить родным. Ей будто бы было стыдно - я хорошо это улавливала. Только те, кто испытывает стыд, способны отводить глаза в сторону - им небезразлично. И эта жизнерадостная полноватая женщина с убранными под косынку светлыми волосами была такой. Все еще способной испытывать вину, наверное, все лучше и лучше понимая, что я здесь не по своей воле.

Свой план я решила привести в действие на следующий же день после того, как придумала его. Тянуть было нельзя - впереди была какая-то очень серьезная операция, которая казалась мне едва ли не конечной точкой. Последним, что разделяло прежнюю меня от новой личности. И

когда утром Дарья пришла в палату с завтраком, я набросилась на нее с табуретом - ничего тяжелее в палате не было. Я сбила медсестру с ног, и поднос с завтраком полетел на пол - запахло манной кашей. Начала спешно обыскивать медицинский халат, но... Телефона не было.

- Где он? - выдавила я, понимая, что все пропало.

- Кто? - испуганно спросила Дарья, поднимаясь на ноги. Она смотрела на меня со страхом, как, наверное, когда-то я смотрела на монстра. И пятилась назад, к двери. Еще немного - и она распахнет ее, чтобы позвать на помощь. Мне нельзя допустить этого.

- Телефон, - быстро сказала я. - Я же видела. Вы приносили его. Я заметила его в кармане вашего халата.

Глаза медсестры расширились. Она явно не ожидала этого.

- У меня не было никакого телефона, - пролепетала она. Я почувствовала страх - теперь, когда я сама постоянно ощущала страх, буквально жила в коконе, сплетенным из страха, я научилась хорошо его определять. Дарья боялась. Очень боялась - и уже даже не меня, а той информации, которой я владела.

- Нет, был, - твердо сказала я и добавила, интуитивно понимая, что испугает медсестру еще больше: - Я расскажу о нем доктору.

Дарья сглотнула. Перестала отступать к двери.

-Вам показалось, - дрожащим голосом произнесла она. - Телефоны запрещены в ВИП- палатах.

ВИП-палаты... Новая информация. Вот, значит, как называется отсек, в котором я нахожусь. Забавно.

- Я расскажу доктору, - повторила я, цепляясь за ее реакцию, вызванную этой фразой. - Интересно, как вас накажут?

Наверное, это было жестоко. Но я не могла иначе. Я хотела спасти себя и спасти свою мать. Вырваться на волю из этого логова чудовищ в белых халатах, которые уродовали мою внешность, делая из меня другого человека.

Дарья обмякла. Устало вытерла вспотевший лоб. Посмотрела на меня глазами, полными боли и - неожиданно - сострадания.

- Не говорите, Владислава, - сказала она с какой-то потерянной простотой и смирением, за которым таилась боль. - Мой сын тогда умрет.