Глава 92

Среди праздничной сутеы с накрыванием стола, расстановкой фужеров и раскладыванием салфеток, Елена Васильевна Кузьмина успела поймать сына за рукав.

— Шурка, иди сюда на пару минут. Разговор есть.

— Мам, что случилось?

— Это я у тебя хочу спросить.

— Не понял.

— Я, сын, прекрасно могу отличить усталую женщину от напуганной. А твоя жена сейчас одновременно усталая и напуганная. И я хочу знать, как это понимать. Девочка не успела замуж за тебя выйти. Ты на неё, небось, все повесил. Хозяйство. Ребёнка своего. Что у вас там происходит? Может у неё на работе неприятности? Или Катя чудит? Два месяца прошло!

— Два с половиной.

— Без разницы!

— Не кричи. Лёля услышит. Не надо её волновать.

— Если ты, оболтус такой, не создашь девочке условия, я тогда не знаю…. Что ты сейчас сказал?

Кузьмин боролся с собой. Зная Лёлины страхи, он не хотел раньше времени кому-то говорить о ребенке. Но раз его мама сама догадалась, скрывать смысла нет.

Елена Васильевна приложила ладони к щекам.

— Шуур… Срок то какой?

— Восемь недель. И, мам, я тебе ничего не говорил. Там всё сложно раньше было. Это пятая беременность. Я бы на руках её носил весь срок. Но она упорно твердит, что беременность это не болезнь.

— Правильно твердит. Если она все время будет об этом думать, лучше не будет. Ох, Олюшка, сильная девочка. Давай я её запишу…

— Нет. Ни к одной твоей знакомой она не пойдёт. Мы ещё с ней на эту тему не говорили. Но я хочу попробовать к Томакяну. В пятнадцатую больницу.

— Там, где кардиологическая патология? У неё порок сердца? Она же у тебя в отделении не просто так оказалась.

— Мам, ну вот как с тобой разговаривать? Не порок. Пролапс. Мы всё видели на УЗИ. Но я не хочу быть её врачом. Я хочу быть мужем и отцом. Обычным. Возможно придурковатым и неуклюжим, как во всех акушерских байках. Она боится. И я вместе с ней.

— Сыночек, — Елена Васильевна обняла сына, — Вы будете хорошими родителями. Ты и Олюшка. Вы уже хорошие родители. А мы что… Мы молиться будем. И в любой, слышишь, любой момент мы рядом.

— У Лелиного отца есть одна фраза. "Она не сирота".

— Сватам то сказали?

— Нет. Никому. И Кате не говорили.

Уже за столом Лёля старалась думать только о празднике. К ночи неприятные ощущения обычно отпускали. Так что можно было даже поесть.

Куранты били полночь. В посёлке начался фейерверк. А она выхватывала и старательно запоминала каждый момент.

В памяти всплыл тот салют на День победы, который они смотрели вместе с Шурой. Вот и сейчас он обнимал её сзади. Собственически. Сбоку подошла Катя. Пристроилась рядом. Лёля гладила её по голове. Острое неуемное ощущение счастья накатило. Сбывалось то, о чем и не мечтала год назад. И вспомнить не могла, что загадала.

— Лёль, — зашептала вдруг ей на ухо Катя, — А я брата загадала. Маленького. Игорь Александрович Кузьмин. Красиво?

Загрузка...