Уже к концу следующего дня мы были в Гризроге и вскоре оказались в доме Аданата. Тихом, пустом, заброшенном особняке, а ведь когда я его покидала, тут не было запустения.
Дом стоял в стороне от Гризрога, и в этом была его главная ценность.
Я сразу сказала, что не хочу никого пускать. Ни целителей, ни слуг, ни поворов. Никого. Только мы.
Аданат не возразил. Он просто кивнул и начал помогать мне убирать этот особняк.
Мы вместе отмывали кухню, складывали вещи, открывали запылённые окна. Он таскал тяжёлое, я разбирала постельное бельё и перемывала посуду. Это было странно, необычно… почти уютно. Только мы. Только дом, который мы приводили в порядок.
Аделии ещё не ходила самостоятельно, только с нашей помощью — держась за пальцы, за ткань моей юбки, за край его штанины. Иногда она хватала нас обоих руками и пыталась идти — заливисто хохоча. В такие моменты я чувствовала, как сердце пульсирует от нежности.
Мы не делили обязанности. Мы менялись. Я мыла посуду, пока Аделия была у Аданата, а тот был рядом со мной. Он мыл полы и уже я держала дочку, и мы тоже были рядом с ним. И так мы чередовали все дела.
Вечером Аданат закрывал окно в гостиной, зажигал камин, пока мы с малышкой ждали его на тёплом ворсистом ковре в окружении подушек. Мы разговаривали с моим генералом, знакомились заново. С ним оказывается даже молчать было уютно и тепло.
Аделия всегда была между нами. Мой свет и его якорь. Его смысл и моя нежность. Она вытягивалась на наших коленях, хватала нас за волосы, пыталась совать пальцы в рот. И когда она засыпала — я ощущала, как Аданат замирает, прижимая её к груди, будто боится дышать, чтобы не спугнуть этот момент.
Он смотрел на нас так… будто не верил, что мы настоящие.
Я чувствовала его эмоции через нашу связь. Его дракон осторожно приближался — будто ждал разрешения. Он боялся напугать меня, но я видела, как ему хотелось касаться, быть рядом, дышать тем же воздухом. Это было непривычно — чувствовать в нём такую мягкость.
Я могла просто коснуться его плеча, положить ладонь на грудь, притянуть за пальцы. Иногда он касался моей шеи, моей спины. Мы не говорили об этом. Нам это было не нужно. Нам просто было хорошо рядом.
Ночами мы лежали рядом. Он держал мою руку в своей. Я клала ладонь на его грудь и слышала, как стучит сердце. Ровно. Сильно. Надёжно. Я впервые за долгое время не боялась.
Мы не говорили о войне. Ни слова.
По вечерам я готовила ужин или тёплое молоко с медом. Аделия возилась на ковре с подушками и игрушками, которые Аданат сам притащил из дальнего чулана. Он садился рядом, читал вслух донесения, а малышке это нравилось. Она слушала его, не понимая ничего, но замирая от его голоса.
Иногда я ловила себя на том, что просто смотрю. Смотрю на них. И не могу насытиться этим зрелищем.
Но вечно эта идиллия не могла продолжаться. Мы не могли прятаться от всех, хоть и хотелось. Дни шли — и готовился прорыв.
Аделия уже спала. Тихонько посапывала, уткнувшись в мягкую подушку, и прижав к себе игрушку, которую я смастерила для неё из тряпичных лоскутков. Её дыхание было ровным, спокойным.
Я только прикрыла дверь в её комнату, как он уже ждал меня внизу. Стоял у кухонного окна, опершись ладонями о подоконник, задумчиво глядя в тёмный сад.
— Пойдём, — тихо сказал он и поймал меня в объятия.
Я молча кивнула, почувствовав, как внутри сжимается что-то тревожное.
Он отвёл меня к камину, где ещё теплились угли. Усадил на плед у очага, сел рядом. И только тогда заговорил:
— Завтра... я должен выехать на границу.
Я повернулась к нему:
— Как же быстро идёт время…
— Прорыв... он будет через несколько дней.
Он провёл ладонью по лицу.
— Завтра сюда прилетят мои бойцы. Они будут охранять тебя и Аделию ценой собственной жизни. Ты проверишь их. Я прикажу уничтожать любого, кто приблизится к особняку.
— Я тоже много думала. И я не отпущу тебя одного. Я вижу Хаос. И я могу с ним бороться. Я буду твоими глазами.
— Это опасно, — нахмурился он.
— Всё в этом мире опасно. Но я не брошу тебя. Мы найдём няню для Аделии. Ты выставишь охрану с тем же приказом — уничтожать любого, кто появится здесь. Одержимые не пройдут.
Он прижал меня к себе. Молча. Долго.
— Я не хочу, чтобы ты снова рисковала, — прошептал он.
— А я не хочу снова терять тебя, — ответила я, уткнувшись в его грудь. — Тем более если прорыв не удастся закрыть, от мира и так ничего не останется. А я хочу, чтобы наша дочь жила в мире.
Он обнял крепче. Его пальцы зарылись в мои волосы. Ласково. Осторожно.
— У тебя есть дар. Я это знаю. Но в тот раз, когда ты исчезла, я умер. Мне невыносимо снова потерять...
— Все будет хорошо.
Я отстранилась, посмотрела ему в глаза.
— Это наша война. Война за наш мир. Я сильная, Аданат. И если я должна встать рядом с тобой — я встану.
Он кивнул.
— Но если вдруг со мной что-то случится, ты немедленно вернёшься к Аделии и скроешься. Обещай. Наследный принц поможет вам.
— Хорошо, — проговорила я.
А потом он склонился ко мне осторожно, будто боялся спугнуть. Его ладонь коснулась моей щеки. Пальцы прошлись по скуле, а потом мягко скользнули к шее.
Я затаила дыхание, сердце сбилось с ритма. Он смотрел в глаза, долго, пристально — как будто хотел запомнить каждую черту моего лица, каждую тень эмоции. И только потом, неспешно, коснулся губами моих губ.
Поцелуй был тихим. Теплым. Полным того, что невозможно было сказать вслух. Это не был жадный, страстный порыв — в нём было обещание. Остаться. Вернуться. Жить.
Я положила ладонь на его грудь, чувствуя, как ровно и мощно бьётся его сердце. Он не торопил, не требовал. Просто был рядом. Дышал со мной в унисон.
И когда он отстранился, наши лбы остались прижаты друг к другу.