Андрей
Рот моего лучшего друга не закрывается. Будто заслон на очистных прорвало. Всё говорит и говорит. А мой мир переворачивается ещё где-то на "…ты же в неё со школы влюблён. Думаешь, я забыл?..".
И теперь я стою и думаю…
А почему, собственно, он мне вообще вроде как друг?
Тот, кто друг, так не поступает.
И пусть в его словах есть реальная правота…
Я ведь долгие годы молчал, потому что мы с ним договорились, ещё когда я проиграл наше идиотское подростковое пари, и Лида выбрала его. Я ему слово дал, что не стану мешать. И держал это слово. Не мешал. Задушил на корню все свои не совсем дружеские чувства к яркой, как лучик солнца, рыжеволосой девочке, которая одной своей улыбкой радовала и придавала смысл сразу всему. А он… А он всё говорит и говорит. Никак не заткнётся. В то время, как Лида смотрит на меня своими по-кошачьи красивыми зелёными глазами, полными немого изумления, а у меня воздух в горле застревает, мешая не то что говорить, но и дышать. Не могу ничего сказать ей. Да и что я скажу? Что я давно влюблённый в неё идиот? Да, я такой. И сегодняшним вечером я рассчитывал преподнести для неё это всё гораздо более аккуратно, постепенно. А не вот так. Не менее по-идиотски.
Но что уж теперь. Время вспять не повернёшь. К тому же Гриша всё ещё не затыкается. И чем дальше, тем всё больше его несёт.
– …записочки тоже до сих пор ей написываешь? – звучит от него уже с отчётливым сарказмом, а у меня аж кулак начинает чесаться, так сильно вдруг хочется ему в зубы дать. – Или теперь, раз уж у большого и важного директора целого банка есть деньги, их пишут за тебя? Ей-то всё равно без разницы, кто их на самом деле написал. Главное, чтоб дешёвая дворовая романтика за обоссаными гаражами, и всё такое.
Каюсь, до меня не сразу доходит, к чему он подвёл.
Каюсь дважды и за свою реакцию, едва до меня доходит вся суть.
Мой кулак всё-таки летит ему в морду. Он встречается с его челюстью с глухим звуком. Время будто останавливается в этот момент. В ушах звенит, а перед глазами пляшут цветные пятна, столько жгучей ярости вмиг переполняет меня. От удара голова Гриши дёргается вбок, и на мгновение я вижу в его глазах удивление, прежде чем улицу заполняет его болезненный вопль.
– Падла!
Вероятно, ничему его жизнь не учит. Мы же с крестником ходим в один зал, не только плаванием в бассейне одним я увлекаюсь.
– Убью!
Вместе со вторым воплем бывший друг бросается на меня. В этот момент взволнованно вскрикивает и Лида. Его кулак летит мне в лицо, но я успеваю поставить блок, а затем и вовсе перехватить руку. Скручиваю запястье, чувствуя, как хрустят суставы. Гриша рычит от боли, но не сдаётся. Второй рукой пытается достать меня, но я уклоняюсь, толкаю его. Он теряет равновесие, падает на асфальт.
– Ты за это ответишь! – снова вопит.
Гриша поднимается рывком, словно дикий зверь, готовый к прыжку. В его глазах плещется такая ненависть, что на мгновение я замираю. Но только на мгновение. Судаков бросается на меня, целясь в солнечное сплетение. Я уклоняюсь, опять перехватываю его руку, но на этот раз мой противник готов, успевает провести подсечку. Мы оба валимся на землю, катаясь в пыли под новый вскрик Лиды. Он тонет в грохоте нашей схватки. Считанные мгновения, и я беру верх. В самом прямом смысле. Гриша извивается, как змея, пытается ударить коленом. Я удерживаю его одной рукой, чувствуя, как адреналин пульсирует в венах. И бью… бью… бью… наношу удары свободной рукой один за другим. Срываюсь по-полной. Плохо отдаю себе отчёт в том, что происходит. В мозгах до сих пор, как на повторе, пульсируют его пропитанные ядом словечки про дешёвую романтику, записочки и обоссаные гаражи. Потому и не сразу реагирую на ещё один раздавшийся совсем близко громкий вопль:
– Андрей Михайлович, вы же его так убьёте! – вмешивается прибежавший на шум охранник со въезда на придомовую территорию окружающих нас высоток. – Андрей Михайлович!
То и становится моей ошибкой. Отвлекаюсь всего на пару мгновений. Но теперь не Гриша, а я внизу – повален на подметённый нами обоими асфальт. И теперь уже Судаков бьёт со всей дури, не жалея силы. Его кулак врезается мне в челюсть с такой мощью, что в глазах темнеет. Второй удар приходится в солнечное сплетение, выбивая весь воздух из лёгких. Я задыхаюсь, пытаюсь вдохнуть, но не могу. Гриша наваливается сверху.
– Получай, сука! – рычит он, занося кулак для нового удара.
От него спасает всё тот же охранник, быстренько осознавший свой косяк, кинувшийся на помощь. В отличие от наших голых кулаков, наполненных лишь яростью, у мужика есть здоровенная бита. Та ещё вещица… И минуты не проходит, как между мной и моим бывшим другом возникает знатное расстояние в несколько шагов. Гриша так и не поднимается. Сидит на газоне, смотрит на меня и Лиду волком, утирая кровь с дважды пострадавшего носа.
А ведь только-только синяки после драки с Тимуром начали проходить…
Лида же и вовсе не смотрит на него, подходит ко мне ближе, с тревогой заглядывая в моё лицо.
– Ты в порядке? – шепчет взволнованно, аккуратно касаясь пальчиками моей пострадавшей щеки.
Я киваю, пусть это и не так, а она также тихо добавляет:
– Идём домой.
По-прежнему сидящий на земле Григорий мрачно ухмыляется на такое проявление обеспокоенности его жены не к нему, а та продолжает игнорировать его присутствие. Берёт меня за руку и тянет за собой в сторону подъезда. И я знаю, что это подло и совсем мне ни к лицу, но не могу удержаться. Обнимаю её плечи.
– Шлюха! – слышится вслед.
Торможу, как в незримую стену врезаюсь. Но развернуться к уроду не успеваю.
– Забудь. По себе судит, – фыркает Лида и тянет меня дальше к двери подъезда.
Почему я позволяю ей, как послушная марионетка?
Наверное, в каком-то смысле всегда так было…
У меня вечно будто внутренняя особая установка срабатывает, не позволяющая ей ни в чём отказывать. Она у меня на генном уровне вшита. Ничем и никак не исправишь, хоть что делай.
О том и думаю, пока мы поднимаемся в лифте.
Уж лучше о том, чем обо всём, что наговорил Гриша.
Особенно по той части, которая чистая, пусть и не совсем красивая, но всё же правда.
– Садись, – вырывает из череды этих мысленных странствий Лида, указывая на диван в гостиной зоне, едва мы заходим в квартиру.
А я так увлекаюсь своими невесёлыми думами, что даже не спрашиваю, с какой целью. Просто сажусь, как велела. Она же проходит сперва на кухню. Находит в одном из шкафчиков аптечку и возвращается обратно ко мне вместе с дезинфицирующими и перевязочными средствами. Ничего не говорит, просто молча принимается обрабатывать мои раны. Сперва ту, что на нижней губе. Прикосновение ватной палочки, смоченной в дезинфицирующем средстве, неприятно жжёт, но я стойко терплю. Она несколько раз проходится ею по краям лопнувшей кожи, заметно хмурясь.
– Всё так плохо? – усмехаюсь уголком со здоровой стороны.
– Угу, – кивает Лида с самым суровым выражением на лице. – Как теперь прикажешь тебя целовать вот такого? – осматривает мои губы со скепсисом.
– С закрытыми глазами? – предполагаю.
Ответом мне становится фырканье. И намеренно излишнее нажатие палочки на рану. Приходится стиснуть зубы покрепче, чтоб не выдать собственную реакцию.
– Поговори мне тут ещё, – ворчит Лида. – Зачем вообще напал на него? Пусть бы себе болтал дальше. Будто первый день его знаешь. Он только и умеет, что гавкать, потому что на другое не способен.
– Видимо, потому, что тоже ничуть не умнее, – вздыхаю.
Моя красавица тоже вздыхает, откладывает палочку и тянется за мазью против ушибов и синяков.
– Больше так не делай. Не хватало ещё, чтобы он пошёл и накатал на тебя заяву в полицию. А с учётом, что по камерам видно, что ты напал первым… – снова вздыхает.
– Мне надо было сперва подождать, когда это сделает он? – невольно язвлю.
– Вообще не надо было ничего делать, – хмурится Лида, принимаясь лёгкими массирующими движениями наносить мазь на моё побитое лицо. – Надо было сразу уйти и не слушать его. Пусть бы сам с собой общался.
– И бегать потом дальше всю жизнь от него, прячась по углам, как малолетки? – не соглашаюсь с ней.
И только в этот момент понимаю, что до сих пор злюсь. Гнев во мне планомерно поднимается по-новой. Наверное, потому что устал я уже всё это терпеть. Особенно теперь, когда остаётся совсем чуть. Но и то Гриша умудряется влезть и испоганить.
– А с чего бегать? Не припомню, чтобы мы вообще обязаны были перед ним как-то отчитываться. Что и с кем мы делаем, наше личное дело, никак не его.
– То есть, когда он, не получив нужной отдачи от нас, пойдёт дальше и растрезвонит всю эту чушь остальным, ты совсем не станешь переживать из-за того, что они подумают, верно? – смотрю на неё со всем переполняющим меня скепсисом, зная, какая она эмоциональная бывает порой, и как ей важно, чтоб всё было по-человечески.
– И что он растрезвонит? – улыбается Лида. – Что я шлюха такая, изменила ему с его лучшим другом, а после обвинила его в том, что это он такой, дабы себя обелить? – улыбается ещё шире.
Собственно, примерно как-то так и будет, если учитывать содержание озвученного бреда перед случившейся дракой, поэтому ничего не говорю, только натянуто усмехаюсь. А моей красавице и того достаточно, чтобы понять ход моих мыслей.
– Знаешь, ещё несколько дней назад, наверное, и впрямь переживала бы, а сейчас… Мне всё равно, – пожимает плечами, продолжая водить подушечками пальчиков по моей скуле. – В конце концов, если он кого и унизит этим, так только себя. Это же его бросили, после почти тридцати лет брака. Я даже подтвержу, если надо. Мне не сложно. Даже то, что я шлюха. Главное, что не его.
Вот теперь усмешка на моих губах выглядит очень даже искренней.
– Уверена?
– Когда это мои слова расходились с делом? – одаривает она меня весёлым взглядом, но через миг добавляет хмуро: – В отличие от него…
Повторный вздох срывается с моих губ тоже сам собой. Забыв о том, что у нас тут вообще-то перевязочная на дому, притягиваю Лиду к себе ближе, приобнимая за плечи в стремлении утешить. Правда если ей что и требуется, то точно не оно.
– Однажды я пришла в школу слишком рано и увидела, как он стоит у нашей парты с запиской в руках, – произносит негромко. – И я решила, что это он их мне пишет. Он не опроверг, – замолкает на мгновение. – Почему ты не говорил? – поднимает на меня свой взгляд.
– Если бы мог всё рассказать, стал бы писать записки? – улыбаюсь встречно.
– Ну хоть бы подписывал их как-нибудь, чтобы я догадалась, что это ты, – предъявляет она с возмущением.
– Я и подписал, – улыбаюсь лишь шире на такую яркую эмоцию с её стороны.
– Навечно твой? – ехидно отзывается Лида.
– А что, не твой? – отшучиваюсь.
Или нет. В конце концов, если подумать – всегда так и было.
А вот моя красавица даже не улыбается на мою полушутку. Смотрит по-прежнему хмуро.
– Или за тобой ещё какие-то парни на тот момент увивались, просто я не в курсе? – прищуриваюсь, строя грозный вид.
– Ага, был один. Подонок, как оказалось, – ворчит она и тогда, а после отворачивается, складывая обратно в коробку всё, что доставала до этого.
Бинты, стерильные салфетки в упаковках, бутылёк с раствором, тюбик с мазью – всё исчезает из её рук одно за другим. А я какое-то время просто-напросто наблюдаю за ней. Заодно вспоминаю всё то, что мы с ней только обсудили. По итогу…
– Мы с ним договорились, – признаюсь. – Ты сама должна была выбрать. Ты и выбрала, – заканчиваюсь совсем тихо.
И тут же жалею, что вообще это сказал.
– Да если бы я знала тогда! – восклицает громко Лида.
Не договаривает, а действия становятся всё более резкими. Предметы падают в аптечку с глухим стуком. Но на этот раз на них не смотрю. Смотрю на неё. То, как она едва уловимо кривится, кусает губы, ведёт плечом, сжимает в кулак пальцы. Пальцы, которые я тут же ловлю. Аккуратно сжимаю. Обхватываю женскую ладошку полностью, прежде чем потянуть за неё, возвращая внимание Лиды к себе.
– Теперь знаешь, – единственное, что ещё говорю, прежде чем сделать то, что до одурения хотелось на протяжении всего дня.
Целую её. И дурею ещё больше, не встретив сопротивления. Её губы мягкие, податливые, словно созданы для моих поцелуев. Как и вся она создана для меня. Лида отвечает, сначала неуверенно, будто пробует эти новые ощущения на вкус, пытаясь осознать, насколько они ей нравятся, потом всё смелее и смелее. Я и сам едва ли остаюсь осторожным и сдержанным, чувствуя, как постепенно напряжение покидает её тело, как она тает в моих объятиях. А уж когда Лида сама обвивает руками мою шею, мне и вовсе последние тормоза срывает.
Этот шанс я точно не упущу!
Прижимаю её к себе крепче, углубляю поцелуй. Теперь её грудь прижимается к моей, и я ощущаю, как быстро колотится её сердце. А может на самом деле это моё собственное, просто оно мне давно не принадлежит. Мои руки скользят по её спине, инстинктивно притягивая ещё ближе. Вплотную. Так близко, будто хочу раствориться в ней целиком. Лида прерывает поцелуй лишь на мгновение, чтобы перевести дыхание. Её глаза горят, губы припухли от поцелуев. Она смотрит на меня так, словно видит впервые.
– Андрей… – шепчет она, но я не даю ей договорить.
Снова накрываю её губы своими, на этот раз более настойчиво, возможно чуточку по-варварски грубо. Мои руки исследуют её тело жадно и хаотично, снова и снова запоминают каждый изгиб. Отклик моей красавицы на них – отдельный вид кайфа. Вполне вероятно, что с этой минуты я теперь наркоман. Одержимый. Зависимый. От её тепла, ласки, поцелуев и тихих, пока ещё тщательно сдерживаемых, стонов, и того, как изящно она выгибается навстречу моим рукам.
Отталкиваюсь от дивана, сажусь на него иначе, утягивая её за собой. Усаживаю на себя сверху. Её дыхание становится прерывистым, когда мои руки скользят под её одежду.
– Даже не представляешь, как неимоверно долго я этого ждал, – признаюсь хрипло.
Не уверен, что она меня слышит. А если и слышит, то не воспринимает совсем. Её пальцы расстёгивают пуговицы на моей поло. Их всего три. А может четыре. Я не в состоянии даже это вспомнить сейчас. К тому же Лида справляется с пуговками торопливо, нетерпеливо. Я помогаю ей, сбрасывая ненужную вещь. Сперва футболку, затем и штаны. Всё отправляется на пол.
Вот так намного лучше!..
Наши тела вновь соприкасаются, как этим утром, и это не просто соприкосновение – особый электрический разряд. Моя красавица вздрагивает. Но больше не медлит. Смелеет. Наклоняется ко мне, сама целует… скулы, уголки губ, подбородок, шею, её нежные губы скользят ещё ниже, задевают плечо. И это какая-то новая пытка, вынуждающая окончательно терять контроль.
Нужно сильнее!..
Резче. Глубже.
Чтоб навсегда отпечаталось.
На теле. По сердцу. В душе.
Переворачиваю её на диван, избавляюсь от последних мешающих деталей одежды, накрываю собой. Её руки по-новой обвивают мою шею, притягивают ближе. В отличие от меня, она до сих пор слишком одета. Но это ничего. Позже. Я сниму с неё всё до последней ниточки, зацеловывая каждый миллиметр обнажённых изгибов. И совсем не буду так спешить, как сейчас. Но сейчас… Сейчас я беру то, без чего уже немыслимо жить и дышать.
Она раскрывается мне навстречу, принимает полностью.
Мир сужается до нас двоих и нашего действа. До наших сплетённых тел, до стонов, до бешеного ритма наших сердец. Всё остальное перестаёт существовать. Есть только она и я, и эти мгновения, которое я так долго ждал, что начинает казаться, я бы спятил, если бы, наконец, не случилось.
– Красавица моя, – выдыхаю ей шумно в шею.
Её ногти впиваются в мою спину, оставляя следы. Я чувствую, как она сжимается вокруг меня, когда приближается пик. Двигаюсь быстрее, глубже, доводя нас обоих до столь нужной грани. Оргазм накрывает волной – мощной и всепоглощающей. Аж перед глазами меркнет. Мы замираем, прижавшись друг к другу, пытаясь отдышаться. Но я и тогда обнимаю её, прижимаю к себе, не собираясь отпускать даже на один самый маленький миллиметр.
Теперь всё по-другому.
Теперь всё правильно.
Теперь она вся моя…