Тут же скомкано и убрано с глаз.
— Эля… — выскользнул из меня, принялся поправлять свою и мою одежду, — ты ведь знаешь, что я не свободен.
— Ведаю… — зачем язык не прикусила? Дураку же ясно, что письмо то женское, и что не всякая женщина имеет такую бумагу и золочёные чернила. У меня вот, такого сроду не водилось. Дёрнулась встать, но он удержал меня. — Пора мне, — придвинула ему расчёты, что принесла. — Здесь по роще спаленной всё расписано. Что, почём и сколько. Ты сказал, возместишь.
— Я сказал и слово сдержу, — руки на моей талии напряглись, — мне пора собираться, — моё сердце остановилось. — Время ещё есть, но его немного. Я… ты же ведаешь, что я никогда не смогу на тебе жениться… помолчи, послушай. Поехали со мной. Ты не пожалеешь! Нужды у тебя ни в чём не будет, будешь всегда при мне, я поселю тебя в красивом доме…
Он что-то ещё говорит, но слушать я уже не могу. Понимаю, что уедет не завтра, но пошёл обратный отсчёт. Смотрю в его самое красивое лицо и стараюсь высечь этот образ на подкорке памяти, чтобы никогда не забыть.
— Оставь это, — погладила колючую щёку.
— Не хочешь дом, я дворец построю. Такой, какого ещё не было в Келсе…
— Не в том причина, не в дворце. Я не могу уехать, даже если бы и захотела, — сплела пальцы наших ладоней, — а я не хочу уезжать. Ты ничего про меня не знаешь, оно тебе и не надобно, но я не свободна…
— Жениха твоего возьмём. Я ему сразу земли дам, титул. Он будет только рад, — Файлирс обрадовался решению.
— Экий ты… не только жених… да и не по мне такая жизнь — тут муж, там полюбовник. Я не приучена к политессам, мне нужно, чтобы ясно и понятно всё…
— Разве ж то проблема? Никто и ведать о тебе не будет, будешь жить, как здесь, тихо мирно, только со мной, — король принялся усыпать поцелуями мои ладони, — понимаю, что огорошил. Будь времени поболее, я бы подготовил тебя лучше, но нет времени, неделя, и пора в путь.
— Вот и побудем ещё недельку, а после простимся…
— Вот значит как…
Я вскочила с королевских коленок под сердитым взглядом.
— Не гневайся, — протянула ладошку, порываясь погладить, приголубить, но тот лишь дёрнулся от меня, словно от демона. — Как знаешь… мне… приходить ещё?
Он не ответил. Схватил маленький ножичек и принялся остервенело точить очередной колышек. Ну что ж… нет, так нет…
Пошла не оглядываясь, открыла дверь за картиной и шагнула на тайную тропу. Только дверь закрылась, я заколебалась, но не справилась с соблазном и приложила ладони к холодному камню, прося его явить мне, что за ним делает мой ондолиец.
Он явил. Файлирс сидел так же, как и сидел. Только колышки были отброшены, а сильные, красивые пальцы вместо них сжимали виски. Неужто мигрень у него вновь? Быть не может… Усилием остановила себя, чтобы не шагнуть в кабинет. Нельзя! Я ведала, что скоро конец этому. И он пусть привыкает сам справляться.
Вдруг, перед королём появилась бумажка. Быстро схватил, пробежал глазами…
— Эля! — я аж содрогнулась и шагнула не раздумывая, — что за демон здесь творится? Почему я твои письма вижу?!
Мать-Земля! Что же делать?! Признаться? — нельзя. Четыре сотни лет, как живём спокойно, как маги да церковники уверовали, что истребили всех ведьм, до единой. Кто знает, что там ондолиец думает, а ну как, сам, первую хворостину в мой костёр и подбросит. А если не подбросит? Вдруг, себе захочет ведьму оставить, для пользования? Маг, которого ведьма выбрала, всесильный, он силу черпает не из своего резерва, что закончится, каким бы большим не был, а из ведьмы своей, а та из мира, и так бесконечно. В былые времена любой мечтал стать избранником ведьмы и не всегда из-за женских прелестей.
Собралась с силами и… рухнула без чувств. Как могла, старалась еле дышать, будто дух меня покинул. Через краткий миг уже оказалась в мужских руках, прижала к груди.
— Полёвка, — неприятно трогает за лицо, болтает… Эдак он бы меня никогда не пробудил… — что же ты, девочка, ну… Эй, кто там есть? Прасгал?
— Ты уже всё? — скрип двери и прежний голос вторженца. — Затрахал девку?
— Пасть закрой! — и столько ярости в голосе, — целебные заклинания? Что-то, чтобы в чувство привести, помнишь?
— Я? Фай, откуда? Давай лекаря кликну?
— Да сколько тот лекарь идти будет, а она не дышит…
— Ну а с нас что? Не ты же её укокошил! А если бы и ты — девка простая…
— Пошёл вон! — и уже через секунду: — нет! Стой! Пошли к целителю!
— Пошли?
— Дверь открой! И веди! Где они их тут держат, я дороги не знаю.
Ну всё. Пора.
Начала наращивать дыхание, делая вдохи всё глубже. Робко открыла глаза, сразу встретилась с его рыбьим взглядом.
— Ну вот и не понадобился…
— Вон! — он аж затрясся от крика, я спрятала лицо в вороте мужской рубахи. Не столько от скоромности, сколько, чтобы вельможа меня не разглядел. Нос вдохнул мужской, терпкий аромат. — Как ты? — спросил, сразу, как скрипнула дверь, приподнимая лицо за подбородок
— Не ведаю, что случилось…
— Это я. Напугал тебя, небось, а ты… мышка хрупкая… боязливая… Как мне тебя здесь оставить? — прижал мою голову снова, вздохнул в волосы. — О тебе же заботиться нужно, защищать, беречь тебя… ты вон какая пугливая…
Обвила руками шею, не веря, что снова в его руках, хоть и пыталась проститься.
Нет. Даже пусть и прогонит, всё равно приду. До последней капельки всё возьму…
— Забыл совсем! Я ж чего разъярился: записка, тебе адресованная, предо мной явилась. Ума не приложу, как возможно такое… никогда о подобном и не слыхал…
— Что в записке?
— А! На!
Взяла. А там строчки от Долва: Тосэю украл ондолиец из купеческой свиты. Та до дома двух метров не дошла. Прямо у крыльца оглушил заклинанием, через седло перекинул и был таков…
— Твой…
— Я прочёл. Дай мне своего человека. Такого, чтобы места все знал… а лучше мага. Я верну его.
— Тосэя…
— Знаешь её? — я кивнула.
— Конечно, ты же всех тут знаешь… Верну девку. А герцога сам лично накажу, не сомневайся!
— Я сама поеду.
— Адовы демоны! Полёвка! Ты-то куда?!
— Не спорь! Лучше меня никто эти места не знает, — пресекла спор. — Ты его знаешь. Силён он?
— Силён.
— Есть, кто сильнее?
Файлирс криво усмехнулся.
— Сюзерен его.
Хорошо.
— Она помочь просила, опасалась его. Да я пренебрегла, не думала, что так скор он… Четверть удара колокола и у конюшни жди, — быстрый поцелуй и побежала.
Не рядится, а в дорогу собраться. Распорядилась о снеди в дорогу, споро переоблачилась в дорожное платье, собрала тёплую одежду… Созвала внеурочно вьёрнов, глянуть направление.
Без лишних разговоров приняла помощь, в коей и не нуждалась никогда, уж на кобылу свою я завсегда сама взберусь.
Скакали во весь опор. Шельмец далеко ушёл, как лошадь не загнал — сие мне неведомо. Нагнали ночью, как ни торопись, но отдых нужен каждому, ежели маг ещё может на настойках бодрящих протянуть, то животное никак.
Спешились у развалин древнего храма. Место безлюдное, ближайшее поселение в двух часах галопа.
Достала горсть зерна и снова позвала своих смотрителей. Там они, как и час назад. Птицы показали Тосэю, всё так же без сознания, надеюсь, что в сон её подлый вор погрузил. Сам он не спит — молча смотрит на огонь, лишь прикрыв веки, в усталости. Красив, пародист… что же ты, убогий такой, что вцепился так в нашу девочку? У тебя же баб, должно быть…
— Тосэя без сознания, вельможа не спит… Какая магия у него?
— Огонь.
Плохо. Очень плохо. У такого, кто с огнём совладает, он с пальцев летит лишь по желанию. Спалит ещё степь…
— Бережно надобно. Тут степь кругом… И чтобы девочку не задеть…
Ондолиец хмурнее обычного. Как только вопросов не задаёт…? Другой бы запытал ещё на первом созыве вьёрнов в дороге.
— Пойдём тихо. Врасплох застанем…
— Уймись! Дорогу показала и будет. Здесь жди. Не хватало мне ещё к собственному вассалу красться! Он присягу мне давал. Раб он, а я хозяин!
Возразить не успела. Файлирс резко меня обогнул, я только собралась объяснить этому хозяину, что вассал его сейчас другому хозяину служит — себе. Раз на такой шаг сподвигся…
Громкие гласа раздались тут же. И минуты не проговорили. Я той самой полёвкой скользнула из-за стены полуобрушенной, призвала свою силу, чтобы видеть лучше в темени и убедилась: разговор не вышел у ондолийцев.
Тот, что вор, уже на ногах, пружинит, чуть не попрыгивает, готовый к атаке. Пальцы искрятся, просто ждёт, пока король опасность представит. Файлирс говорит громко, но спокойно:
— …лишаю тебя… приговариваю… земли… собственных средств… — звучит заученная формулировка монаршей немилости, — …уплатить ущерб…
— И компенсацию, — Файлирс дёрнулся, что от удара, развернулся ко мне, став спиной к герцогу.
— Эля! Я что велел?!
Экий ты! Хозяин прямь.
— Компенсацию Тосэи надобно уплатить…
Заклятье, подло брошенное в спину, увидела молвя последнее слово. Опешила на миг, не думая сотворила зеркало.
С горящими глазами огневик поглотил собственное предательство. Файлирс вскипел:
— Брысь! — мне. — Ах ты, собака лживая! — земля содрогнулась под ногами. Король присел, зарывая пальцы в землю, больше не пытаясь приблизиться к предателю. — В спину бить решился?! — лёгкое шевеление под ногами и два толстых корня прорезали сухую землю, оплетая вора по ногам.
Он вспыхнул, как факел, словно, сам стал огнём, пытаясь сжечь живой корень.
“Стой, Элькерия, не лезь. Не время. Пока мужчины бьются — женщине там делать нечего. Не пропадёт мой любый, с такой-то силищей. Сколь не силён огневик — не бесконечный же у него резерв, а у моего, бесконечный теперь. Ему сам мир силу даёт, хоть и через меня.
Файлирс не замешкал, дожидаясь, пока корни прогорят. Вместо того, позвал ещё гибкие лианы — в попытке спеленать преступника. Да только и он, не будь дурак, выхватил из голенища тонкий, длинный нож, принявшись рубить корни, задевая и свою шкуру.
Я смотрю, как капли крови мгновенно впитывает степь, и близко не насыщаясь… не заметила, как сгрызла ногти, ободрав до мяса кожу у ногтей. Эх, сейчас бы оглушить преступника забористым потоком, да только, как королю буду вмешательство своё объяснять…
Напряжённо слежу за схваткой, чтобы не пропустить никакого изменения, успеть на выручку. Магическая дуэль позволяет использовать лишь магию и оговорённое оружие. И пусть они и не призвали магию в свидетельницы честности поединка, сражаются они как равные. Как достойные.