Ретроспектива (СИ)

Глава 22

Файлирс.

— Наведи порядок. Иначе…

Лорду-мэру Келса не нужно пояснять, что иначе станется. Король, словно бы только что разул глаза, устроил почтенному лорду, чей род, едва ли не старше королевского такую выволочку… И кто? — Малец, который ещё даже и не король. Королём и мужем, достойным быть равным, он станет лишь обзаведшись наследником. До того времени… Королева может ходить в тягости хоть десять лет к ряду! Покажи люду наследника, докажи, что способен быть мужчиной, а потом и будь королём.

— Позволю указать вам…

Порыв ветра поднял лорда-мэра так стремительно, отбросил в противоподолжный конец тронного зала, едва ли не размазав по стенке. Следующая волна опустила Файлирса рядом с толстяком. Король схватил своего вассала за грудки.

— Мне указывать вздумал, червь? — силу, ярость… всё это главный ондолиец сейчас еле сдерживал за сжатыми зубами. Каждый раз пред взором картина: раболепие этих прихвостней пред отцом. К презрению к себе он никак не может привыкнуть.

— Вваше… величество… — толстяк покраснел и закашлялся.

Файлирс стукнул его о стену, отряхнул руки, сделал шаг назад.

— Никакого неповиновения! Никакого пререкания! Меня не интересуют бабьи сплетни!

— Но народ…

— Народ говорит то, что ему дают говорить. Ежели народ мою опочивальню пересуждает, значит, кто-то подаёт им это…

— Не может быть этого, ваше величество! — мэр вжался в стену, справедливо опасаясь, что сюзерен и сплетни о своей девке на него с лёгкостью повесит.

— Если ещё раз я хоть слово услышу!!! И виновного найди. Того, кто это всё людям на суд носит!

То, что болтают холопы, будто бы король с новой полюбовницей своей разгневал создателя грехом прелюбодеяния, чем вызвал болезни на своих людей, заботит короля не меньше Келса, потонувшего в собственных нечистотах. Именно они, по убеждению Файлирса, благостная почва для заражения.

Он медленно выдохнул, беря ярость в оковы собственной силы.

— Непогода унесла десятки тысяч жизней крестьян по всей Ондолии. Нет никакого урожая, нет запасов, окромя привозных… На всю зиму с трудом хватит… Ещё и зараза эта! Поднимись же ты! — чиновник всё это время продолжал стену да пол тереть. — Город расчисти! — увидев, что мэр открыл было рот: — ты, когда деньги из казны получаешь, не споришь… этот вопрос тоже сам решишь. Если придётся — собственную силу положишь, резерв полезно опустошать. А надобно — так лопату бери… Чтобы нечистот в городе не было! Закон сам напишешь, я подпишу, — лорд встал, а Файлирс хаживал при нём взад-вперёд, — свободен. Напишу, ежели что забыл…

Не хватит! Даже, расчисти он город за ночь, этого не хватит. Болезнь расползлась уже по всей земле, добралась и в его страну. В одном только Келсе почти восемьдесят тысяч человек, что живут бок о бок. И как остановить хворь, как лечить… ничего не ведомо! Два дня, как в столице начались смерти. Люди сгорают за несколько дней…

Теперь и Эля знает!

Со всей злостью Файлирс распахнул окна в тронном зале. Ноябрьский ветер с радостью принял приглашение и в миг заполнил высокие своды хранилища достоинства ондолийских королей. Если ничего не сделать, на земле не останется ни одной души. С такой скоростью умрёт и он сам, и подданные, и Эля с нероджённым сыном в утробе.

И сколько ни было бы дел сейчас у государя — есть только одно место на свете, где осталась капля покоя.

— Прикажи седлать коня, — распорядился холопу, что ожидал поручений.

Права она, нельзя сейчас ездить никуда. И к ней, особенно нельзя, когда может статься, что заразили уже короля. Только и она уже тоже занемочь могла, с крестьянами говоривши. А если с ней… Если что случится, Файлирс никогда не сможет простить себе, что не увидал её…

Не хватало ещё, чтобы донесли ей, что в народе о ней говорят… Если уж он и от этого оградить её не в силах, на что вообще способен такой король!

Скачка до Эль-Кьери всем хороша! Что недолга и не скора, самое то, остыть и не взъяриться от долгой дороги. Сопровождения он не взял. Каждый ондолиец сейчас своим животом озадачен, ни к чему отвлекать.

Он подъехал к посту, что стерёг ворота, с одним лишь приказом: никого не впускать, а коли кто покидает дворец — тут же докладывать. И тут не справились, окаянные…

— … это ж што ж ты… хошь, шоб мы потаскухины повеленья выполняли? — не надобно времени, чтобы сложить дважды два. Поводья заскользили в вспотевших дланях короля. — Мало ль што королевская, — говоривший харкнул и сплюнул, не замечая, или не считаясь с одиночным всадником в чёрном плаще, тот приблизился со спины, — всё одно шлюха. Сегод…

— В другие времена, — глас служивого звучит непоколебимо, — я бы тебя, холопа, на месте бы отправил к создателю. Да болезнь в…

— Дык от неё, от подстилки королевской и болезнь пришла! Шалава заморская, ведьма…

Алирик не выдержал. Сотник, не просто воевода, он, мужчина, первым делом. Пусть Эля сама того не видит, но видит Файлирс. Видит, и чует гнев обычного мужика, любимую женщину которого посмели оскорбить. Он не бил караульных магов магией — ясное дело, они ему не ровня. Не вызывал на дуэль чести. Он говорил с быдлом на их языке. На языке силы. Твари человеческие такой токмо и внемлют.

Первый удар свалил опешившего дозорного, второй уже был лишним, только и первого мечника Эстесадо Файлирс сейчас понимает. И предотвращать второй удар он не стал.

Молодец. Файлирс бы не ударил своего человека. Он сразу бы убил.

Лишь когда на спину Алирика прыгнул напарник той свиньи, чем отвлёк мечника, что тот пропустил удар…

Он бы не пропустил, если бы не истинный гнев. Коли бы не чувства. Что с одной стороны хорошо — он и собой княгиню свою закроет, ежели будет нужда, но с другой — рассчёта нет, хладности в решениях.

— Хватит.

Краткое слово и все замерли. Мечник поднялся, легко поклонился не как вассал — королю, как воин — воину.

Убрать челядь сейчас — оставить дворец без охраны. Или…

Если своим людям он самое дорогое доверить не может, наверное, придётся…

— Вызови верных людей… из своих. Пост держать…

Алирик понял и вызвал.

— Она знает?

Воевода нахмурился, прежде чем ответить, ладонью стёр кровь со щеки.

— О том, что её полощут в каждой ондолийской сральне — нет.

Вот и хорошо. Даст создатель, и не узнает.

— Она знает, что королева твоя в бремени, добрый люд донёс, — сказал служивый опосля заминки. Немногословный от природы Алирик не привык совать нос в чужие дела. Но княгиня… особых знаний не надобно, чтобы понять — скоро разрешится от бремени. А в таком положении бабы особливо уязвимы. То, что княгине его приходится сносить из-за ондолийца… ревность и мелочная злость не чужды и дружиннику. Он в конце-концов, просто человек. Мужчина. Вот сейчас, во дворец войдёт и станет сильным и неуязвимым…

— Эти что? — мужчины забыли уже о стражниках, что побелели хуже снега. Алирик напомнил.

Волна злобы схлынула и нынче уже не было желания повспарывать животы лающей черни. Наказать — показать народу, что он прав в сплетнях. Отпустить — пойдут поносить дальше.

Кандалы, что магию держат и вся недолга.

— Пусть посидят пока, — Файлирс прикрыл дверь сторожки. — Позже решу.

Два всадника уже подъезжали к дворцу, когда Файлирс услышал:

— Увезти её надобно. Спрятать. От люда и чумы, — Алирик смотрит прямо перед собой, молвит тихо, словно сам себе: — ей рожать скоро. Ежели придёт кто — не сможет в помощи отказать, а они уже идут. Одно дело не пропустить, совсем другое с порога прогнать. Да и люди… расстроится шибко, узнав, что судачат…

“Конечно, увезти. А ты с ней поедешь. Не я. И ты рядом будешь, всем видом показывая, что всегда подле неё, тогда как я — далече… Да и куда ехать… нет более безопасных мест… ни от людей, ни от заразы”.

Элькерия.

И вот завсегда так — стоит только очам скреститься, как умирает всё. Ни звуков, ни света, ни людей. Словно мы вдвоём.

Опомнилась я лишь когда объятия сомкнулись, губы — его, мои, беспорядочно целуют лицо, его, моё… и стоим мы в аккурат посреди зала.

— Цела…

— Живой…

Неважным стало, что каждому надобно в своём дворце сидеть, людей не видеть. Зачем тот мир, что в безопасности, но без него…

— Эля… поедем со мной… — прошептал мне в волосы. — Знаю, что нельзя, опасно… только как зверь мечусь в той клетке, не зная, что с тобой здесь…

— Поедем… — срывается само собой. Когда разум засыпает. Там я и пригляжу за ним.

И как всегда — не надобно мне и глаз поднимать, по биению сердца в могучей груди, слышу — легче ему стало. Успокоился. Зверь, что ещё миг назад воевать собирался, разом затих…

Они сами — повелитель мой, епископ да дружинник, сборами занимались: людьми командовали. Я же пока с девушками вещи собирала, всё ещё вдыхала его тепло. Запах промозглой, пусть злой осени, что он принёс с собой. Нелегко ему таким краем править, ох нелегко… Неужто ещё и я ему буду препятствия чинить, когда он мне всего себя, сколько может, всё отдаёт…

Добрались скоро. Поезд наш, пусть и медленнее едет, а всё ж не пешком. Неожиданное случилось в воротах града. Стражники преградили путь моей охране, что впереди верхом держалась.

— Никого пущать не велено! Закрыт Келс для всех, окромя торговцев, — пробасили с улицы, что в карете хорошо слышно было. — А вы уж, люди добрые, не купцы никак…

— Как это, окромя торговцев? — Файлирс, напротив меня остался бесстрастен.

— Чей приказ? — крикнул, высунувшись.

— А тебе всё расскажи… не ваше то дело! Вы, хоть и знатные… да напасть привезти могли, нам того не надобно.

— Ты всё же решил закрыть границы? — спросила своего короля. — Правильно. Так мы всех вылечим, — погладила ладонь, что сжала сиденье. — Лекарство обязательно найдём… что…

Слова стражников, просто врезались в слух:

— … аль вы ведьму королевскую, что хворь на нас наслала везёте? — говоривший заржал похлеще коня. — Ежели так, то всё одно: тута костерок и зажжём, спалим шлюху, за которую страдаем…

Я дослушивала уже одна, потому что Файлирс тот час выскочил из кареты. Мерзкие, до мурашей берущие речи, прервались, а я очи прикрыла, ожидая, пока сердце утихомирится.

Это что ж выходит… что люди болтают… как прознали?…

Низ живота начало потягивать от волнения, погладила малыша, чтобы успокоился. И я сейчас успокоюсь.

Ондолиец не вернулся. Поезд тронулся дальше, я выглянула — так и есть, верхом путь продолжил. А боль продолжала тянуть живот… такое уже бывало, случалось в последние дни. Да быстро проходило. Так и сейчас, просто не думать, не представлять, что если стражники на воротах такое лают, что же в городе, да во дворце…

Сами по себе, разговоры о господской спальне не новы. О чём ещё судачить людям, как не о тех, кто живёт сытнее да интересней. А вот то, что я виновница бед их…

Стала разглядывать город. Я ж, почитай, окромя своего княжества, ничего и не видала.

И лучше бы не видала!

Быть могло, что в другое время Келс был краше, но сейчас: серый, каменный город, на который нарастает, как мох на дерево, деревянный… Крепкие каменные дома, на которые настроены деревянные, узкие улочки, заваленные мусором и нечистотами… всё это, скудно подсвеченное ноябрьском солнцем…

Я поёжилась и отвернулась от оконца. Ничего. Не долго мне тут гостить. И не моё то дело, ежели ондолийцев всё устраивает.

А боль всё не утихает. Когда карета остановилась, закрались подозрения, что дитя моё на свет просится.

— Что с тобой? — спросил Файлирс, открыв дверцу.

— Кажется… началось…

Я в миг оказалась у него на руках, и только замечала, как быстро он идёт, а редкие люди от нас шарахаются по тёмным коридорам древнего дворца. Заразы боятся, или… меня?

— Немного погодить надобно… лекаря найти, аль акушерку… — зачастил монарх, губы его сжаты пуще прежнего, сведены донельзя.

— Где же ты найдёшь? Все с больными сейчас…

— Найду, — мотнул головой, словно не меня убеждает, себя. — Ты сейчас важнее!

— Погоди, — сжала его руку, чтобы не сбежал. — А коли окажется, что болен целитель, аль акушерка заразная? Они ж там, с чумными…

— И мрут, что мухи… Но кто-то ж нужен… кто сведущ, кто поможет…

— Алирика надо позвать.

— Воеводу?

— Его мать… она знахаркой была первой в Итвозе, пока не померла… Он много знает, мальчонкой помогал ей во всём…

— Как же это…

Видно было, что борьба в нём развернулась не шуточная. Король сам понимал — опасно сейчас его людям ко мне приближаться, но и постороннего мужчину он просто так допустить не мог.

— Ты уверена, что справится он? — молвил тихо.

Боль уже начинает нарастать, чаще становится и сильнее.

— Нет. Но любой другой сейчас только хуже сделает.

Мать-Земля! Худшего времени, чтобы дитю на свет появиться, и не придумаешь. Так же, как и места. И домой не попала, и во дворце том не осталась. Каменный мешок посреди чумного города…

Как хватания в животе стали нестерпимыми, Файрилс перестал заходить. Ежели перед тем бегал, то нынче пропал. Много раз мне казалось, что всё… что не сдюжить мне, не прижать к груди своего младенчика, но кончилось.

Король вошёл, когда крики стихли, а я была где-то на границе сна и яви. Сил хватило только глаз приоткрыть, чтобы глянуть на гостя.

— Эля… — он бросился к постели. — Как же это? Их что… двое?

Последнее сказал шёпотом, словно сам своим очам не верит. Застыл и стоит, подле кровати.

— Выходит, что двое.

— Как это… как же ты сумела…? Такая маленькая и двоих…

У меня нет уже сил ни на удивление, ни на расспросы. Монарх тутошний, видно стоять на этом месте вздумал вечность. Так, глядишь, и врастёт.

— Файлирс… кликни девушку мою, чтобы рядом была. Усну сейчас, чтобы приглядел кто за детьми.

— Конечно, конечно. Ты поспи. Поспи, отдохни, не думай ни о чём… создатель… как же это… — сон сковал и тело и разум, стоило только расслабиться немного, что дети не одни, — сразу двое… как смогла, как сумела, — голос его звучит так, словно бы он это в родовой горячке сам маялся, — больше никогда… никогда. Не надобно больше никаких детей, — ощутила, как рука моя в капкане его руки очутилась, — никаких родов. Больше нет, ещё одну такую ночь я не переживу…