Перекрёсток трёх дорог с течением времени стал подобием площади. Гораздо меньше замковой, но люди больше собираются здесь. Главная площадь Итвоза. Благодарить за это стоит церковь создателя, стоящую здесь же. Отнюдь не новый колодец. Пока.
Людям нужна вера. Простому люду, который от зари и до зари работает на прокорм необходимо знать, что если не в земной, то в загробной жизни их ждёт лучшая доля. Создатель это им и сулит.
Утреннее небо слепит светом так, что трудно смотреть. Но утром лучше всего собрать народ, пока в воздухе осталась ночная прохлада, свежесть. Через несколько часов солнышко совсем проснётся и итвозцы только и будут, что молить о прохладе, прячась в тенях. Там и отдохнут опосля гуляний.
Заунывные молитвы, окропление воды и самого источника, демонстративное отпитие епископом и мной, проповедь.
Служитель создателя рассказывает о святых источниках, что усеивают райские кущи, о крещении младенцев — обряд приобщения к роду. Рождённый ребёнок-маг не проявится на родовом древе, пока его не отнесут в храм и не покрестят. Ребёнок-маг. Ведьмам не нужны эти ритуалы. Каждая ведьма чует своего ребёнка, так говорила матушка. Мы не теряем своих детей и нам не нужно подтверждение на пожелтевшей бумаге. Если, конечно ведьма не пустоцвет, как я… Простому человеку, опять же, нужна вера, что случись что с младенчиком, он попадёт в лучший мир.
Проповедь закончилась и заиграли музыканты. Сперва тихо, расходясь всё громче, заливестей и веселее. Одиннадцать тушек баранов выкатили на площадь по команде Вереха. Виночерпии прямо у колодца черпают из бочек сладкие компоты и разбавляют их водой.
Мы с епископом получили первыми наши чаши, следом дружина, городская знать. Несмело, но и простые жители стали подтягиваться, дабы утолить жажду, которую только подогревает солнце.
Таких праздников, без вина и хмеля, у нас ещё не было.
Где-то рядом басовито закричал мужчина. Пригляделась — кузнец. Затянул весёлую, народную прибаутку. Ему начали подпевать. Спасибо, Тар.
Несколько девушек, среди них я узнала дочку казначея, завели хоровод. В мгновение ока их окружили молодые парни, по-хозяйски охраняя танцорок.
Странно, что не видно Тосэи — дочери одного из фермеров. Девушка из простых, но первая невеста в Итвозе. Смешливая, весёлая, первая красавица и заводила. Поискала взглядом и увидела её у стены одного из домов. Тоя держит пса на привязи, почёсывает холку чернышу и из-под ресниц поглядывает на статного мужчину. Тот глядит на неё, что волк на зайца, только что не облизывается. Всё бы ничего, но волк не из наших, пришлый. Как бы не обидел девочку.
“Выспался?” — позвала крыса из седельной сумки, делая вид, что и дальше попиваю компот.
“Что придумала?”
“Знаешь, с кем это наша Тэйка любезничает?”
“Видал в ондолийской свите”, — то, что знатные ондолийцы начнут заглядываться на наших девушек, то понятно. Без этого никак. Худо то, что разные у нас нравы, это далеко ходить не надобно, видно по королю их.
“Приглядывай за ней, чтобы не вышло беды”.
“Помешать?”
“Нет. Если по доброй воле, то не надо. Проследи, чтобы не снасильничал, если откажет”.
Тулуп выскользнул из сумки неразличимым движением.
— Княгиня довольна? — епископ. Немолодой, но и не старый ещё служитель создателя подошёл незаметно, но и не скрываясь, сбоку. Я сама увлеклась, сдерживаясь, чтобы не понестись в пляс. Вот и проморгала.
— Спасибо, ваше святейшество. Довольна. Только надобно довести дело до конца и проехать по всем колодцам, как и условились. Вы уверены, что плата вам не нужна?
— Более чем, — пепельная голова склонилась в полупоклоне. Удивительно, при таком статном лице, почти не тронутом морщинами, полностью седая голова. — Это мой долг, как представителя создателя на нашей грешной земле. Вы хорошо объяснили мне всю пользу дела. Создатель такому благоволит, — смотрит на народ, но каким-то образом я чувствую его внимание на себе. — Да и лично мне приятно быть вам полезным, княгиня.
Такими речами меня не завлечь. Как ни мягко стелит епископ — всему есть своя цена. Я не сомневаюсь, что однажды он придёт за услугой.
— Государство и церковь — столпы нашего княжества. Мы должны поддерживать друг друга, оставляя это нерушимым.
— Конечно, ваше святейшество, — согласилась, но как по мне, власть должна быть одна. Негоже это, чтобы церковники были себе на уме. Только и силёнок у меня не как у моего ондолийца. Это у него церковь под королём.
Весёлая песня птицей летит по Итвозу. От двора к двору, от дерева к дереву. Как солнечный луч, как морская волна. Народ — такая же стихия.
Не удержалась и оставила епископа, влилась в толпу танцующих.
________
Душа веселится и поёт, и не только от праздника.
Немного потанцевав в кругу девок, отправилась дальше. Сегодня ещё казармы надобно посетить.
Дружество с солдатами — вот оплот княжеской власти. Что бы там ни говорил епископ.
Скорое построение. Созвали всех, как и подобает. Похвалила тренирующихся, пожурила наказанных.
— Нуасон! — улыбаясь во весь рот, кликнула молодого отца.
Рыжий детина, чуть за тридцать, шагнул вперёд. Подошла ближе и вложила заготовленный кошель в сухую лапищу.
— Пусть растёт младенчик, отца да мать радует.
— Эх, княгинюшка! — залихватски прикрикнул, распираемый от радости Нуасон. — Можно?
Подала руку дружиннику, рассчитывая на куртуазность, а тот… подхватил меня за талию, да как закружил! Что я завизжала от испугу!
— Ээээй! Руки б вымыл сперва, — командир гарнизона отвесил угомонившемуся подзатыльник.
— Так а я чего… это ж княгинюшка, она ж своя! — молодой отец и не подумал устрашиться. — А заходи сегодня к нам? Вся семья будет. Родители Надин приехали. Широкий праздник! И подарочек свой сама отдашь?
— Я постараюсь, спасибо Нуасон. Но не обещаю, могу и не успеть. Дела княжеские… Так что подарочек-то возьми.
— А я и возьму! Спасибо, княгиня! — теперь дружинник поклонился уже уважительно, отбросил дурашливость.
Спасибо Мать-Земля! Мне только не хватало по детям ходить, душу себе рвать.
Немного пошутили с солдатами, поговорили с командиром, я уже взбиралась на коня, как меня окликнули.
— Княгиня, — не успев прыгнуть в седло, я сейчас смотрела на главного снизу вверх, щурясь на солнце, — чуть не забыл. Гости ваши, тот из них, что главный, просил тренироваться с нами, пока они тут.
Я глянула на Алирика, но ответа не нашла.
— А как просил? Небось, с норовом?
— Никак нет… — почесал бороду старший дружинник. — То и есть, что попросил. Сказал, что ближним его форму держать надобно, пока вдали от дома.
Я недолго подумала.
— Дозволяю. Только ты следи, чтобы в грязь лицом мы не дали, не позорь княжью дружину. Да и следи за гостями, может опыт какой переймём.
— Княгиня! Нашим воинам…
— Лучшие наши воины. И без тебя знаю, только знания не бывают лишними.
Казарма недалеко. Всё в замке, который о две башни. В одной княжеские палаты, в другой дружинники. Доехали до конюшен, оставив там лошадей. Звуки музыки и народного веселья долетают и сюда — хороший праздник мы сегодня дали людям. Даже птицы в небе будто подпевают музыкантам.
— Что слышно? Долго ещё пришлые тут околачиваться будут? — верный Алирик, как всегда супится, как заедем к дружине.
— Не знаю, не могу я у главного такой страны спросить, сам понимаешь. Мы для них — что пыль. Стряхнёт и не поморщится.
— Не нравится мне это. Что они тут хозяйничают.
— Да где ж они хозяйничают? Что по нашим местам ездят, так то понятно — у нас договора торговые. Какой купец не хочет видеть, что и откуда он покупает?
С ответом Алирик не нашёлся. Он итак не мастак на слова, что уж…
День пролетел в кабинете. Только кажется села, как уже опомнилась под светляком. Солнце давно зашло, когда крыса скользнула на стол. В делах тяжких, Тулуп весь день следил за парочкой. Пока те не распрощались. Крамолы не было, а поцелуи да объятия — дело привычное. Пришлый не принуждал ни к чему, не заставлял. Оба были рады такому общению.
“Ты всё равно, приглядывай за ними”.
Оставила Тулупчика отдыхать, а сама, посетила помывочную, сменила рубашку да платье, шагнула в теневой переход.
Король мыться изволил. Я не стала ждать и постучала в тяжёлую дверь.
— Полёвка, ты? Заходи, — я следила через дверь, как он даже глаз не открыл, только на несколько секунд углы губ растянулись и вернулись на место.
Открыла дверь, вошла.
— Чего так долго сегодня?
— Вы не звали.
— А ты всё равно пришла, — на это мне ответить нечего, — какая ты: ходишь, где захочешь, да когда захочешь… чем не Полёвка?
А я стою и любуюсь. Крепкой грудью, что лежит над водой… сильными руками, обхватившими борты лохани больше чем вполовину… спокойным лицом, которое до коликов в пальцах хочется потрогать…
— Помой меня.
— Что?
— Помой меня, Полёвка.
Послушалась. Подошла ближе, натёрла мочалку, и провела ей осторожно по руке, от пальцев к шее. Мужчина откинул голову, давая больше тела. Несмело, крепко боязно не так что-то сделать, обошла и провела по второй руке, помыла шею сзади, скользнула на грудь. Стоя на коленях у лохани с королём, бросила взгляд в лицо Файлирса, встретилась с ястребиными глазами, только сейчас поняла, что от усердия прикусила губу и почти не дышу.
— Ну же, Полёвка…
Покончила с грудью, повела мочалку ниже, обтёрла живот, ещё ниже… провела тряпицей по члену, тут же помогая себе рукой. Обхватила ствол и услышала тихий выдох короля — тот опять прикрыл глаза. Сперва медленно, принялась водить вверх-вниз, смотря на лицо, полное удовольствия. Осмелев, стала водить быстрее, то крепко сжимая, то нежно поглаживая… А перед глазами уже темно, и ощущения… словно не рукой массирую, а он во мне опять, как вчера, и так хорошо… его удовольствие: частое дыхание, приоткрытый рот, губы, что хочется облизать…
Сама не поняла, что тихий стон — мой… Лишь когда Файлирс открыл глаза, я поняла, проследив, куда тот смотрит, что та моя рука, что была свободна, уже на груди, трёт, сквозь ткань, вставшую вершинку и молит о большем, о другой руке… которая тут же смахнула мою ладонь, по-хозяйски стиснув грудь. Мужчина подался наверх, отчего раздался плеск воды по каменному полу, член показался и скрылся снова, моя рука за ним… уже сильно сжала, хорошо, ускоряясь, пока мужские пальцы нырнули за отворот платья… сжимая сосок, прокручивая его в пальцах, тиская грудь. Стонов от этого действа, такого откровенного, бесстыдного, сдерживать не стала. Сама подаю грудь ему на ладонь, рукой скользя под своим промокшим от брызг платьем.
Мокрая ткань, будто и не чувствуется. Провела аккуратно у себя по бёдрам, огладила губы…
Неправильно, неприлично, но у меня нет сил думать, как поймёт меня ондолиец. Если он удовлетворится сегодня такими ласками, не уйду же я ни с чем?
Пальчиком вожу по кругу, как это делал он сам мне… уже вся поддалась этому движению… Как же хорошо, Мать-Земля, почти так же хорошо, как когда это делает он…
— Полёвка… — хриплым, чужим голосом позвал король и я открыла глаза.
Смотрит дико, голодно. Не то хочет ударить, не то завладеть…
Миг, и он встал в лохани, а я так и осталась сидеть, не в силах подняться. Шагнул и мокрый, как был, подхватил меня на руки.
Не останавливаясь, не обтираясь, пошёл прямо в спальню. Мне бы засмущаться, что он меня так застиг, но я не смогла, лишь протянула вниз руку, обхватывая его естество, как опору.
На миг он перестал дышать, а после — сгрузил меня на кровать, тут же наваливаясь сверху. Стоило ему войти, без трудностей и помех — я того давно ждала, как рот его накрыл мой, забирая, поглощая крики и стоны…
Время словно замерло, растворилось, и я вместе с ним…
Не успела насладиться желанным поцелуем, как он снова перевернул меня, входя сзади. Разум не стал снова обижаться на такое обращение, а когда его рука скользнула к моему лону, когда сильные пальцы так ловко вошли в тот же ритм, что и член во мне… Я стонала, я кричала… сходила с ума от жажды разрядки и желания, чтобы это длилось вечность… Лёгкое онемение в пальцах рук и ног, и я захныкала, что-то бормоча, приговаривая сама не знаю что…
Файлирс задвигался быстрее, так быстро, сильно и резко, не издавая ни звука, только дышит громко, где-то надо мной.
Несколько мгновений и в глазах потемнело. И время наконец замерло для меня…