Ретроспектива (СИ)

Глава 9

— Как ты? — прозвучало… странно. От того, как буднично слетел такой простой вопрос с губ короля.

Прислушалась к себе…

— Хорошооо… — потянулась, разминая каждую косточку, — от такого пробуждения разве бывает худо?

— Чудная ты, Полёвка, — сухая, жёсткая ладонь мужчины вырисовывает дивный узоры на моей спине. Спускается ниже.

Глянула с вопросом.

— У меня на родине ни одна аристократка ни в жизнь не признается, что такие ласки ей удовольствие дают… даже когда дают, — моя рука прокралась к свободной, монаршей ладони, что покоится на каменной груди. — Жеманничать будет, что большое одолжение делает, к телу допускает. А ты… так явно наслаждаешься, что кошка сытая, хоть и мышка, — сцапал сам мою руку, сцепил в замок, — с такой любовницей о своём удовольствии забываешь…

— А… жёны?

Файлирс покосился на меня с удивлением.

— Жена, Полёвка… жена это не про удовольствие. То про политику. Там ни на чело, ни на другие прелести не смотришь… жена должна делу помогать. У короля — приданное принести, границу расширить. Договор о сотрудничестве, торговые выгоды. Там уже, хоть какая она будет. У дворян так же примерно, габариты, разве что помельче… Да у всех. На селе разве ж по-другому? За кузнеца, что всегда работой снабжён или за пастуха… большая разница, за кого дочку отдавать. Да и гулящую да ленивую никто брать не захочет. Жена должна уметь хозяйство вести… У крестьянина — дом да огород держать, у герцога — дворец тоже, поди покомандуй, тут наука надо. Что уж про королеву…

— Выходит, что нет у вас там любви? — принялась рассуждать вслух, — богатства, земли… власть, — накрутила на пальчик завиток на груди, — а любви нет?

— Что мы, не люди что ли? Просто семья — семьёй, а любовь — любовью, — пауза, за которую поймал мою руку, сжал в своей. — Та женщина, которая другая, ей лучше, чем жене. Она не на виду, с неё спросу никакого. Её любит мужчина, и душой и телом к ней стремится. Нужды она ни в чём и никогда не узнает — дворцы, замки, любые драгоценности, чего только не бросишь под ноги той, что люба.

— Ну а дети? — ондолиец не сразу понял, о чём я толкую.

— Ещё один плюс: любовница может вообще не рожать, не подвергать риску свою жизнь. Жить в своё удовольствие.

— А ежели получится ребёночек?

— По-разному. Можно признать, снять с любимой женщины заботу и отправить его в семью, там он будет воспитываться наравне с другими наследниками…

— Чужой женщиной?

Беседа, сама не ведаю отчего, меня заинтересовала. Интересны мне всё же их порядки.

— Какой чужой? Женой. Супруга воспитанием наследников и занимается. Затем и нужна женитьба.

— А если не захочет та женщина, что любимая, с детём расставаться?

Глянул снисходительно, но взъерепенившуюсю меня из объятий выпустил, дал сесть.

— Никто и не заставляет. Выбор есть, можно и оставить, тогда бастардом растить, такое тож не редкость.

— Интересные порядки у тебя… как ни глянь, всё полюбовнице лучше, чем жене, — глянула в окно, убедилась, что солнце только встаёт и время есть ещё, — была бы ондолийкой — вообще бы замуж не вышла. Была бы полюбовницей, сколько век позволит, — скинула простыню, оседлала мужские бёдра, — жаль, что бабий век короткий…

Последнее произнесла едва слышно, насаживаясь сама на готовый ствол, ловя последний, полный любования взгляд, прежде чем закрыть глаза…

Впереди прекрасный день. А день, что начался вот так, плохим быть не может.

Ну и дуры их бабы, будь покойный князь хоть вполовину так умел в спальне и силён мужски, я бы его почитала, как Мать-Землю, хоть итак никогда неуважением не обижала.

Стоило только прогнать утреннюю негу и томление, как заспешила к своим вьёрнам. Те уже терпеливо меня дожидаются, кружа над замком свои танцы, торопятся с доносом. А торопиться было чего. Картина, что они мне показали… не была я к ней готова. Ждала чего угодно, но не того, что как только башенные часы пробили полночь, из ондолийской свиты отделился мужчина, оставив остальных в трактире.

По пустынным, узким мощённым улочками, он пробирается к роще, что аккурат подпирает… подпирала крепостную стену… Прячась в тенях, что отбрасывает низкая, покатая луна…

____________

Тот самый вельможа, с которым Тосэя наша забавлялась.

Кафтан сменил на крестьянский. Неужто думал, что не признает никто?

“А что там голубки наши?” — кликнула Тулупчика, что сидит тут же, на скамейке, двумя лапками держит очередную креветку, что собирался проглотить.

“А всё. Окончилась лубовь. Замуж он её позвал”, — крысиная пасть зачмякала кушаньем.

“И?”

“И усё. Тойка наша хоть и ветреная, но свободу свою любит не меньше, чем ухажёров менять”.

“От ворот поворот, значит…”

Крыс не ответил, заглотил очередного гада. Молчание — знак согласия.

Я с этого… да и с другого Ондолийца за всё спрошу! Был бы кто свой — наказала бы не меньше. Хоть и представить не могу, кто бы из итвозцев на такое мог решиться. Любой горожанин знает — виновного всегда отыщут, редко какое злое деяние у нас без наказания обходится.

Написала казначею. А когда тот прислал мне требуемое, сверху прилетела причка от Вереха: Тосэя просит с княгинюшкой свидеться. Дело у ней личное, деликатное.

Вооружилась талмудом от казначея, лишь взгляд в него теперь пёк меня изнутри, аж дышать, собака, не даёт. Одно дело смириться с потерями. Никто в Итвозе не сумел бы мне возместить убытки от спаленной рощи, но вот этот заморский шутник — явно не последний человек у себя на родине. Последние в сваты с королями не ездят. А по сему: своё я стребовать намерена. Да ещё и сверху… ну это хорошо бы. Попытаться можно.

А пока же Тосэя ждала меня у двери княжеского кабинета, куда я вышла аккурат с тайной тропы.

— Пошли, — чернобровка двинулась за мной.

Как же хороша! Любо-дорого посмотреть! Жалко, что девка замуж не хочет за ондолийца, а то бы можно было такой калым за неё стребовать… ну да ладно. Да и не дочь она мне…

А богатства бы здесь остались, как ни крути…

Не мои то деньги, негоже и горевать по ним!

— Рассказывай.

— За защитой я пришла, княгинюшка. К тебе, больше не к кому, ты одна меня и понять сможешь, и защитить. Страшно мне, — слушаю, вот и слышу, а всё одно: любуюсь. Как коса чёрная на солнце блестит, щёчки гладкие раскраснелись, губы, что малина… Ох, хороша Тосэя! Да она не вельможи, такая и короля достойна!

Чумную, дурную мысль прогнала подальше. У короля тут только одна зазноба, а Тосэю ему лучше бы и вовсе не видать!

— Всё, как на духу рассказывай, тогда и мне ловчее тебе помочь будет.

— Есть среди гостей ваших, купцов иностранных, один. Ладный, видный. Мы гуляли с ним несколько раз. Поозорничали, — карие глаза блестнули, дабы я не сомневалась, как озорничали, — я-то думала: веселимся просто, он заезжий ведь. А он замуж меня позвал…

— А ты, стало быть не хочешь?

— Что же я совсем полоумная?

Вот сейчас немного не поняла.

— Поясни.

— К нам по весне заезжали купцы из Вотэрда, так они и говаривали, что в Ондолии той нравы, почище, чем в темнице. Что торгуют они своими сёстрами, да дочерьми, замуж за того отдают, кто калым больший поставит. А у девиц и вовсе не спрашивают. А как свадьба отыграется, всё по правилам, да по приличиям. Дома сиди, вздохнуть громко бойся, чтобы бескультурной никто не обозвал… Из дома даже одни не выходят они! Сопровождать всегда старая родственница должна. А ежели нет: позор и бесчестье. И не уйти никак, домой дорога закрыта, выкуп уплачен, сама никуда не пойдёшь. Там даже дом нельзя женщине купить, всё мужчина. Он хозяин и господин. Хочет — бьёт, хочет — ласкает. И в своём праве!

— Неужто всё так? А не мог приврать тот купец?

— Мог, — неожиданно я выдохнула.

— Да только и до него, все батюшкины гости одно и то же говорят. Только ондолиец пел соловьём: как у них хорошо да сладко, как жена герцога… — мысленно присвистнула, представляя навскидку, какой выкуп можно было бы запросить, — жила бы там, как сыр в масле. Только мне такого не надобно. Пойди что не так? Тут из дома кузнеца мне четверть колокола до батюшкиного дома бечь, а там? До свадьбы они все сладкие да пригожие.

— Поняла, поняла. От меня-то что надобно?

— Не принял он отказа. Сказал, что таким как он не отказывают. Что честь мне большую сделал, а я опозорила его… Только где ж я позорила, когда никто и не слахал нас? Чую я, что не отступится он, что-то может выдать, каверзу какую.

— Я отправлю за тобой магический пригляд… но можешь пожить тут пока, во дворце, рядом. Но гости здесь же, хоть и в другом крыле, столкнуться можете.

— Спасибо, княгинюшка! Спасибо, родненькая! — Тосэя бросилась на колени, схватила мою руку, что вмиг похолодела от эдакой выходки, — я знала, что ты не откажешь! А батька: “не ходи, дурында, глупостями своими владетельницу отвлекать! У неё итак бед полно!”. А я знала, знала, что ты вступишься! Что не откажешь!

— Встань немедля! Чтобы не было такого больше. Мне этого-такого не надобно! Иди. Не бойся, но и на рожон не лезь!