Роковая связь

Майк

Майк впервые увидел Академию Авери зимой. Метель слегка припорошила заледеневшую траву и голые деревья, которые окаймляли длинную дорогу, ведущую на территорию школы. Тучи поредели, и пробившиеся сквозь них лучи солнца залили окрестности удивительным светом, возможным только в пасмурный день. Сложенные из гранита учебные корпуса сверкали и искрились в этом неожиданном сиянии, и только на самого бесчувственного человека, каковым Майк никогда не был, зрелище не произвело бы глубокого впечатления. Майк счел его добрым предзнаменованием. Как по команде, двери нескольких четырехэтажных строений распахнулись, и из них на припорошенные снегом лужайки высыпали студенты. Они поспешно наматывали на шеи шарфы, но и не думали застегивать куртки, изумленно взирая на собственные следы в неглубоком снегу. Кое-кто попытался лепить снежки, кому-то за шиворот бросили горсть снега, засидевшиеся на уроках мальчишки гонялись друг за другом, девчонки визжали… Майку суждено было увидеть еще множество подобных сценок, свидетельствующих о том, что, несмотря на желание подростков, чтобы к ним относились как к взрослым, на самом деле они еще совсем дети. Эта их двойная природа и порождала проблемы в их обучении и воспитании. Майка воодушевило это всеобщее веселье и гармоничный в архитектурном отношении комплекс строений Академии. Дюжина внушительных зданий возвышалась на вершине холма на равном удалении друг от друга, а пространство между ними было аккуратно исчерчено сетью асфальтированных дорожек. Некоторые из этих величественных зданий были украшены белыми колонками, к которым вели широкие лестницы. На других были ставни, и в этом отношении они напоминали типичные для Новой Англии жилища. Майк решил, что это общежития. Позади зданий виднелись лужайки, на которых росли деревья. Сквозь поредевшую листву Майк рассмотрел другие строения, подобные тем, которые высились в центре школьной территории, а также красивые жилые дома. В одном из этих домов он и рассчитывал поселиться.

Он припарковал машину перед административным корпусом. Обратив внимание на то, что его автомобиль был здесь единственным, он подумал, что, наверное, ему следовало разыскать парковку. Выбравшись из автомобиля, он энергично зашагал к центральному входу, стремясь с самого начала произвести хорошее впечатление на попечителей, которых спешно собрали для встречи с ним. Предыдущему директору, любимому и уважаемому как учащимися, так и родителями, недавно поставили диагноз «панкреатический рак». Жить ему оставалось недолго, а о руководстве школой не могло быть и речи. Он уже покинул ее пределы и переехал к сестре в Бостон. Только после его отъезда попечители позволили себе обсуждение такой щекотливой темы как гомосексуализм этого приятного и деликатного пятидесятипятилетнего мужчины. Преподаватели школы также отличались терпимостью и широтой взглядов, и этот факт казался им не имеющим никакого отношения к чему бы то ни было. Но в свете этой дискуссии то, что Майк уже пять лет был женат, не могло не расположить попечителей в его пользу. Фраза из анкеты «пять лет в браке», заставлявшая рисовать в воображении стабильную и гармоничную семью, отнюдь не отражала реалий хрупкого и взрывоопасного союза Майка и Мэг, но попечители этого не знали. Если попечительский совет его утвердит, Майк займет пост временного Директора, после чего упомянутый совет начнет искать кандидатуру на пост директора постоянного. Ни для кого не являлось секретом, что кое-кто из деканов — в их числе Джефф Коггесхолл — метил на эту должность. Майка об этом предупредили еще по телефону, но он рассчитывал оставаться выше склок, просто выполняя свои непосредственные обязанности, заключавшиеся в том, чтобы до июня держать в руках осиротевший коллектив и выпустить как можно больше студентов, что было не так уж легко, учитывая множество взысканий у студентов старших классов, угрожавших им исключением из школы. Помимо этих фундаментальных обязанностей ему удалось довести до победного конца начатую еще в прошлом году кампанию по сбору средств на строительство нового спортивного манежа и художественного комплекса.

Майка пригласили на это интервью, потому что он на тот момент отвечал за работу со студентами в более скромном учебном заведении в Хартфорде, штат Коннектикут. Среди коллег он был известен как человек, считающий управление разношерстной студенческой массой, в большинстве своем проживающей за пределами школы, крайне неблагодарным занятием. А еще город славился на всю страну высоким уровнем преступности. В школе Хартфорда ворота запирались, а студенты, прежде чем попасть в учебные корпуса, проходили через металлодетекторы. На одном из футбольных матчей вспыхивающие то и дело потасовки вылились, в конце концов, в поножовщину. Учитывая уровень стресса, которому подвергались преподаватели этой школы, она скорее походила на государственные школы Нью-Йорка, чем на престижное частное учебное заведение с атмосферой университета, в которой он рассчитывал очутиться, поступая сюда на работу. Оклады здесь также были нищенскими, что вынудило их с Мэг поселиться в районе с криминогенной обстановкой. Впрочем, Мэг пользовалась заслуженной популярностью как преподаватель, способный объяснить делающим учиться ребятам, даже самую сложную математическую теорию, а также умеющий найти подход к тем, кто учиться не желал. Поэтому в этот внезапно воссиявший зимний день Майка переполнял оптимизм, круто замешанный на эгоизме и подогреваемый веселым студенческим гомоном и перспективой получить работу в настоящей частной школе, полностью отвечающей его профессиональным запросам, в отличие от той, из которой он сюда приехал.

Первые впечатления бывают самыми прочными, но Майк также знал, что они часто не соответствуют действительной обстановке и находящимся в ней людям. К примеру, ему очень приглянулась приемная, являвшаяся сердцем окружающих ее кабинетов, в которых заседали деканы факультетов, а также сотрудники, отвечающие за развитие школы и набор студентов, не говоря уже о директоре и его ассистенте. Вестибюль напоминал просторную гостиную. На паркетном полу с узором в «елочку» лежали персидские ковры, на стенах висели портреты, а несколько в стороне от входа располагался уютный уголок, где гость мог приготовить себе чашку кофе и перекусить яблоком или печеньем. Все это было рассчитано на родителей и потенциальных спонсоров, но произвело впечатление даже на Майка, поскольку в административном корпусе школы, стены которой он лишь недавно покинул, сославшись на плохое самочувствие, окна были забраны металлической сеткой, предохранявшей их от вандалов.

Поначалу Майку казалось, что он попал в настоящий рай, но со временем его глаза обрели зоркость и он обнаружил, что ковры в приемной на самом деле не персидские, а являются дешевой подделкой. Более того, они усеяны кляксами пролитого кофе и чего-то еще, более всего напоминающего машинное масло. К печенью, выпекаемому школьными поварами для студентов, неделями никто не прикасался, и Майка частенько подмывало смахнуть с него пыль. Благородные лики на портретах принадлежали отнюдь не директорам, а благотворителям. За годы работы Майк проникся глубокой и стойкой антипатией к человеку со скошенным подбородком, изображенному на одном из полотен. Этот финансист с Уолл-стрит по совместительству являлся членов совета попечителей и разговаривал с Майком, даже в присутствии коллег-преподавателей, как с одним из своих подчиненных. Особенно Майка раздражала фраза «Сделайте это немедленно», которую бесподбородочный попечитель похоже, считал своей коронной.

Миссис Горзински (которая вскоре стала для него просто Касей) также служила живым примером обманчивости первых впечатлений. Она сурово следила за Майком, пытавшимся как можно быстрее преодолеть пространство от входной двери до кабинета с ожидавшими его попечителями. На нее Майк тоже хотел произвести благоприятное впечатление, что, однако, не помешало ему вынести вердикт «почтенная матрона»; основанием для него послужили очки, поверх которых она на него взирала, перманентная завивка и расплывшаяся талия. Ему предстояло вскоре убедиться в том, что он глубоко заблуждался. Он обнаружил, что миссис Горзински успела трижды побывать замужем, а еще обладала незаурядным чувством юмора и гортанным смехом, заставлявшим предположить, что его обладательница может похвастать насыщенной сексуальными приключениями жизнью. Сара Грейс, занимавшаяся набором студентов, имела в своем арсенале множество историй в поддержку теории ненадежности первых впечатлений. Она часто рассказывала о том, как самые симпатичные и ясноглазые парни зачастую снабжали алкоголем своих младших соучеников, а милые и кроткие девочки загружали в сеть семестровые работы, извлекая из этого немалую прибыль.

Миссис Горзински попросила Майка присесть на минутку и предложила ему кофе и печенье. Впрочем, он отклонил предложенное угощение, представив себе, как будет грызть печенье, пожимая руки попечителям, и сообразив, что это вряд ли расположит их к нему. Он нервничал, но, являясь фаталистом, был готов к неудаче. Даже если он не получит эту работу, он все равно уже получил удовольствие, побывав в одном из красивейших мест Вермонта, вдобавок на целый день сбежал из школы, которую презирал и ненавидел всей душой. Полученных здесь впечатлений хватит ему, чтобы подогреть давнюю мечту, снабдив ее свежими деталями. Возможно, эта поездка подстегнет его к более активным поискам новой работы.

Его встретил Джефф Коггесхолл. Несколько секунд они оценивали друг друга, как актеры, проходящие прослушивание на одну и ту же роль, взвешивая шансы соперника на успех, после чего Джефф провел Майка в конференц-зал. Войдя, Майк увидел попечителей, сидящих за овальным столом из орехового дерева. Их было пятеро, столько, сколько удалось собрать в такой спешке. Они кивнули ему и остались сидеть.

Майку подробно рассказали о должности, а затем с пристрастием допросили. По меньшей мере, три раза было сказано, что ему предлагается должность не директора, а временно исполняющего его обязанности. Майк подумал, что любой кандидат, достойный того, чтобы занять должность хотя бы временного директора, должен был усвоить эту информацию с первого раза. Но он слушал, не перебивая, ответил на все вопросы, продемонстрировал понимание нюансов. Он улыбался, смеялся, сыпал заверениями. Он вежливо кивал и сам задал несколько хороших вопросов; не успел он вернуться в Хартфорд, как уже получил эту работу. Майк Должен был как можно скорее приступить к своим новым связанностям. Во всяком случае, именно это сообщил автоответчик Мэг, застывшей футах в пяти от телефона. Майк только что переступил порог дома, где его ожидало двойное удовольствие: выслушать сообщение попечителей из Авери и лицезреть изумленную жену. Впрочем, изумление на лице быстро сменилось яростью.

Майку пришлось дать поспешные разъяснения, а затем, долго и бурно ссориться с супругой, которую он не удосужился посвятить в свои планы. Почему он этого не сделал было вполне очевидно. Мэг принялась бы отчаянно спорить с ним, доказывая, что она не может менять работу в середине учебного года и вообще не собирается уходить из школы, где ее все устраивает. Более того, как может Майк с таким пренебрежением относиться к своим обязательствам перед школой, которая нуждается в нем гораздо больше, чем какая-то там элитная академия? Если бы Майк знал, что попечители Авери способны на такие молниеносные действия, он бы оставил миссис Горзински только свой рабочий номер, а затем затеял бы кампанию по убеждению Мэг в том, что лично она только выиграет, если он получит работу в Авери.

После трех жутких дней, на протяжении которых они обменивались колкостями и язвительными замечаниями, супруги пришли к решению: Майк поступит на эту временную должность в Авери, а Мэг закончит учебный год в Хартфорде. В июне, если Майку предложат продлить контракт, они вернутся к этой дискуссии. Они договорились поочередно ездить друг к другу в гости на выходные, что, впрочем, было практически невыполнимой задачей для директора частной школы, пусть и временного, из-за необходимости присутствовать на субботних матчах. Майку показалось, что они оба в какой-то степени обрадовались грядущему расставанию. Разумеется, в школе Мэг придется принять на себя бурю недовольства, связанную с уходом Майка, зато она будет возвращаться в тихий дом, где не с кем ссориться. Что касается Майка, то это позволит ему с головой окунуться в осуществление своей давнишней мечты, не отвлекаясь на домашние дрязги.

Майк и Мэг познакомились в университетском городке Гановер, штат Нью-Хэмпшир. Их общий знакомый по Дартмуту давал вечеринку в честь Дня Благодарения. В Гановере они все поступили на курс, суливший им диплом магистра анитарных наук. Сюда явилось много учителей старших классов средней школы (в их числе и Мэг), рассчитывавших повысить свою квалификацию, а заодно и заработную плату; пришли и те, кто, подобно Майку, не решался засесть за диссертацию. Учитывая такую разношерстность слушателей, курс предлагал на выбор множество различных предметов. Студенты посещали то семинары по возрастной психологии, то изучали писательское мастерство. Поскольку Майк тогда еще не умел готовить, его вклад в вечеринку состоял из бутылки вина. Мэг принесла тыквенный пирог с начинкой из взбитых яиц. Это непривычное блюдо сначала привело участников вечеринки в замешательство, но затем пошло на ура. Мэг пояснила, что приготовила пирог по рецепту своей бабушки из Огайо. Он содержал почти смертельную дозу яиц и сметаны и на вечеринках пользовался неизменным бурным успехом. Мэг сидела напротив Майка за самодельным столом, наспех сооруженным из большого листа фанеры. Галдеж в комнате не позволял им поддерживать беседу, но большую часть вечеринки он провел, откровенно ее разглядывая. Сочетание в ее характере темперамента и нежности произвело на него неизгладимое впечатление, поскольку подразумевало сексуальный аппетит, изобретательность и способность удивлять. В какой-то момент Мэг встретилась с Майком взглядом, широко открыла глаза и улыбнулась в ответ, как бы спрашивая: «И что же?» Когда после обеда он к ней подошел, ей явно понравилось его общество. Он узнал, как ее зовут, что она изучает, чем любит заниматься в свободное время (играть в волейбол) и чем зарабатывает на жизнь (к этому времени она уже три года работала учителем в государственной школе в Льюистоне, штат Мэн). Увидев приближающийся тыквенный пирог, он слегка коснулся ее руки чтобы уберечь от столкновения, и узнал, что у нее очень твердые мышцы. После этого первого прикосновения у него в мозгу навсегда закрепилось представление о ней как oб очень напряженной, никогда не позволяющей себе расслабиться женщине.

В этот же вечер, как до, так и после того, как он убедился в том, что интуиция его не подвела, и он правильно оценил ее сексуальность, Майк также узнал, что она невообразимая грязнуля. Он понял: к тому, что она так хорошо и ухоженно выглядит на людях, следует относиться как к небольшому чуду. Ее каштановые волосы были подстрижены в аккуратное каре длиной чуть пониже ушей, ее лицо сияло свежестью и чистотой. А ее квартира, которую она снимала вместе с другой женщиной, показалась Майку достаточно чистой, пока она не открыла дверь в свою комнату, где весь пол от двери до кровати был завален каким-то хламом. Тут был весь ее гардероб вперемешку с проводами, протянутыми к различным электронным устройствам, тетради с отрывными листами (листы были уже оторваны и высыпались из тетрадей), и все это походило на какой-то диковинный ковер. Впрочем, в тот момент Майк лишь краем сознания отметил все это запустение, потому что Мэг уже шла к кровати, подняв руки над головой, снимая свитер и открывая его взгляду продолговатую белую спину. Однако через несколько часов Майк пришел в себя и испытал настоящий шок, обнаружив, что ее ванна наполнена сероватой жидкостью, которая, что было совершенно очевидно, стояла в ней уже много дней, если не недель. Там плавала какая-то пена, судя по всему, представлявшая собой следы множества принятых ванн, а умывальник был покрыт коркой из засохшей зубной пасты, косметики и обрывков салфеток; при виде этого Майка чуть не стошнило.

— У меня проблема со сливом, — донесся из спальни спокойный голос Мэг. — Уже давно.

После того как Майк, пытаясь ни к чему не прикасаться, воспользовался туалетом, он поинтересовался, как она умудряется принимать душ.

— А, оно каждый день понемногу выходит, — ответила Мэг, демонстрируя вынужденную бережливость в отношении естественных ресурсов земли, которой позавидовал бы сам Эл Гор.[14]

Все это вызвало у Майка глубокое отвращение, но он был настолько очарован темными сосками Мэг, изгибами ее бедер и шелковистыми волосами на ее лобке, что предложил сделать то, что сделал бы на его месте любой влюбленный. Он сказал, что вернется с тросом и порошком для прочистки труб.

Задача оказалась не из легких, и Майк с трудом боролся с омерзением и тошнотой. Любой здравомыслящий мужик счел бы нерадивость Мэг совершенно неприемлемым недостатком. И такой мужик уж точно не предложил бы ей замужество всего шесть месяцев спустя, посвятив означенное время поддержанию жилища избранницы в более-менее гигиеничном состоянии, хотя добиться от нее соблюдения порядка и чистоты ему так и не удалось. Решение Майка, как он думал, было обусловлено либо беспечным обаянием Мэг, либо его собственной убежденностью в том, что брак с ним заставит его возлюбленную пересмотреть свои взгляды.

Майк влюбился в Мэг, едва увидев ее напротив себя за фанерным обеденным столом. Когда Мэг поняла, что любит Майка, так и осталось тайной. Ему казалось, что она просто согласилась выйти за него замуж, и в этом слове заключалась суть их союза с внутренне присущей ему неустойчивостью. Майк всегда просил. Иногда Мэг соглашалась, иногда — нет. То, что Мэг была более сильным партнеров не удивляло и даже не огорчало Майка. Его больше беспокоило то, что Мэг всегда могла ему отказать.

Вскоре Майк получил место директора Академии Авери (на постоянной, а не временной основе). Мэг неохотно переехала к нему в красный кирпичный дом, в точности воспроизводящий георгианский стиль. К дому прилагалась служанка, а также доступ к стряпне множества школьных поваров, что в зародыше уничтожало саму возможность бытовых разногласий и неурядиц. Майк сроднился со своей работой так, как это удавалось очень немногим его предшественникам. Он был предан школе и любил ее со всей страстью человека, считающего себя баловнем судьбы благодаря тому, что его мечта неожиданно воплотилась в жизнь. Его быстрый успех во многом объяснялся исключительным по щедрости финансовым вливанием, случившимся в период его временного директорства. Школа получила в дар более четырех миллионов долларов, которые ему удалось быстро провести через неповоротливую бюрократическую машину. Хотя все понимали, что его роль была весьма незначительной по сравнению с размерами пожертвования, его немедленно окружил ореол успеха, который мало кто был способен проигнорировать. От серьезности (если не суровости) попечителей не осталось и следа, когда через четыре месяца после его назначения стало известно об этом удивительном подношении. По этому поводу в Нью-Йорке состоялись длительные переговоры, завершившиеся праздничным обедом, за которым бесподбородочный недруг Майка заказал дюжину бутылок шампанского, вполне предсказуемо развязавшего языки и заставившего этих серьезных людей отбросить свою сдержанность. Майк никогда не забудет, что они там вытворяли.

Вначале Мэг упорно держалась за свое решение остаться в Хартфорде. Однако ничто человеческое ей было не чуждо, особенно учитывая то, что она являлась женщиной. Во время очередного ее приезда воцарилась удивительно мягкая летняя погода, не позволявшая ей подолгу оставаться в стенах псевдогеоргианского особняка, который также уже начал ее подкупать. Долгие прогулки по территории школы, пикники, созерцание тренировок на футбольном и хоккейном полях не оставили камня на камне от ее решимости. С некоторых холмов открывался вид сразу на две горные цепи — Зеленые горы к востоку и Адирондакские к западу, между которыми уютно разместилась необыкновенно красивая долина. Быть может, именно этот волнистый ландшафт смягчил вспыльчивую натуру Мэг, позволив ей убедить себя в том, что между подростками, нуждающимися как в образовании, так и в воспитании, намного больше общего, чем она считала, и что этой возрастной группе всегда необходима забота, независимо от ее географического и социального положения. Возможность преподавать математический анализ и одновременно тренировать девичью волейбольную команду бесповоротно сломила ее сопротивление.

В августе Мэг окончательно перебралась к Майку. Майк считал ее переезд своим успехом, хотя очень быстро понял, что Мэг просто смилостивилась над ним. Это постоянно проявлялось в ее вспышках раздражения, пренебрежительных репликах и циничных улыбках при малейшем намеке на превосходство.

Майк встал с дивана, чтобы вытащить кассету из видеокамеры и вызвать Арлен и Касю к себе в кабинет для допроса о происхождении данной записи. Он услышал, что входная дверь отворилась. Майк запаниковал, не желая, чтобы его застали со всей этой аппаратурой (уликами!), разбросанной по полу. Он вынул вилку из сети, выдернул из камеры провода и запихнул всю эту кучу под диван. К этому времени Мэг была уже на кухне, где он к ней и присоединился.

— А ты что здесь делаешь? — удивилась она, водружая на кухонный стол маленькую сумку с продуктами и грозящий вот-вот лопнуть коричневый портфель. Майк понял, что она рассчитывала побыть в одиночестве и его появление вызвало у нее раздражение. Портфель некогда застегивался на молнию, которая, впрочем, давно сломалась, и оттуда торчали небрежно засунутые в него пачки студенческих работ. К сожалению, неорганизованность Мэг распространялась и на ее профессиональную деятельность, что зачастую выводило Майка из себя. Его жена вечно теряла ручки, планы уроков и калькуляторы, а один раз умудрилась посеять пачку экзаменационных работ. Она всегда самой последней сдавала результаты тестов и экзаменов. Большинство ее коллег стремилось к тому, чтобы студенты разъехались на каникулы, имея некоторое представление о том, как будет выглядеть их табель. Для этого было необходимо быстро проверить работы и подать результаты декану факультета, но Мэг своих студентов не баловала, поскольку была физически неспособна на подобную оперативность. Часто они в отчаянии звонили ей, пытаясь узнать, сдали они экзамен или нет. Еще хуже обстояло дело с претендентами на поступление в престижные колледжи. Они по нескольку недель не могли понять, получили они жизненно важную для них оценку или нет. Майк приходил в ужас всякий раз, когда кто-нибудь из подающих надежды студентов просил ее о рекомендации для колледжа. Нечего было и мечтать о том, что она подготовит все необходимые документы в срок. Майк очень надеялся, что безалаберность его жены еще никому не помешала поступить в университет. Он старательно напоминал себе о том, что, в конце концов, она великолепный учитель.

Майк редко появлялся дома в середине дня, поэтому в вопросе жены не было ничего странного. Однако он начал что-то сбивчиво мямлить о каком-то списке, который забыл дома, что не могло не насторожить Мэг.

— Ты его не находила? — с облегчением закончил он. — Это список жертвователей для ежегодного бюллетеня.

Мэг вынула из сумки первую коробку обезжиренного йогурта из дюжины купленных ею и прищурилась.

— И еще была одна видеозапись. Точнее, она все еще есть.

— Видеозапись чего?

Мэг стряхнула с плеч пиджак, и он упал на кухонный табурет. Ей и в голову не пришло бы повесить его в шкаф.

— Произошло нечто… потенциально очень опасное. Мэг надорвала фольгу на крошечном контейнере с йогуртом и принялась изучать содержимое баночки, как будто подозревала, что ее могли надуть.

— Я думаю, тебе стоит на это взглянуть, — продолжал Майк. — Это важно.

— Ну, если ты настаиваешь…

Пока они вместе шли по коридору, Майк уже сожалел о том, что запихнул камеру под диван. Извлекая ее оттуда, он пояснил:

— Я не знал, кто пришел.

— А что, к нам постоянно кто-то вламывается без стука? — съязвила Мэг. — Особенно по вторникам?

Майк опять вставил провода в соответствующие гнезда.

— Приятного тут мало, — предостерег он.

— Что на пленке?

— Дети, — ответил Майк. — Дети, которые занимаются… — Он замолчал, споткнувшись на слове, которое ему почему-то было трудно произнести в присутствии жены. — Они занимаются сексом, — собравшись с духом, закончил он.

— Дети из Авери? — уточнила Мэг. — Откуда у тебя эта кассета?

— Мне ее дала Кася. А ей — Арлен.

Майк молча смотрел, как Мэг касается йогурта в ложке верхней губой. В другой ситуации он нашел бы это ужасно эротичным, но сейчас он был совершенно невосприимчив к эротике любого рода. Мэг пять раз в день съедала маленькую порцию еды и один раз (за обедом) большую он подсчитал, что йогурт является порцией номер три.

В коробочке обезжиренного персикового йогурта было всего шестьдесят калорий, и Мэг старалась растянуть удовольствие.

— Что ж, поехали, — вздохнул Майк.

Он перемотал пленку на начало, и перед ними замелькали уже знакомые ему кадры — девушка грациозно отвернулась от все еще одетого высокого парня к коренастому и полностью обнаженному. Второй просмотр оказался ничуть не легче первого. Майк опять отметил, что лиц, по крайней мере, в начале, на пленке нет. В кадре были только плечи и все, что ниже.

— О господи! — произнесла Мэг, опуская ложку.

В ее голосе не было возмущения. Это было очень тихое «о господи!». Так же тихо она могла произнести «черт!». Майк понял, что ему не удалось подготовить ее к тому, что ей пришлось увидеть.

— О господи! — повторила она спустя несколько секунд.

Обнаженный парень склонился к соску девушки, а высокий юноша уронил джинсы на пол. Девушка встала на колени и потянулась к промежности высокого парня. Мэг прижала пальцы к губам.

— Я выключу, — сказал Майк, наклоняясь вперед.

— Нет, подожди, — остановила его она.

Майк опять принялся высматривать детали, которые могли бы подсказать, когда именно разворачивались данные события, — календарь на стене, раскрытый дневник на столе, — но камера так быстро и так неловко металась между участниками, что больше ничего нельзя было понять. Ему вновь пришлось бороться с приступами подступающей к горлу тошноты.

Они слушали стоны парня на кровати и наблюдали за исполнительским мастерством девушки.

— Это ужасно, — произнесла Мэг.

— Она совсем юная, ты не находишь? — спросил Майк.

— Девятый класс. Третья футбольная команда.

— Сколько это лет?

— Четырнадцать, пятнадцать…

— Ты знаешь, как ее зовут?

— Нет.

Мэг уже сидела на краешке дивана. Она наклонилась вперед и уперлась ладонями в колени. Эта поза могла означать как восхищение, так и попытку защититься от того, что она увидела. Там, где обычно появлялись Вольф Блитцер и Джим Лерер,[15] теперь весь экран был занят изображением Сайласа Квинни.

Мэг повернулась и внимательно посмотрела на мужа.

— Ты влип в крупные неприятности, — произнесла она.