В воскресенье я звоню Сайласу. Его мама говорит, что он плохо себя чувствует и не может подойти к телефону; говорит, что он пришел домой поздно и был пьян. Она спрашивает, знаю ли я что-нибудь об этом. По голосу ясно, что она не сердится, и это очень странно. То, что Сайлас напился, должно было вывести ее из себя, разве не так? Но мне кажется, что ей очень грустно, и если бы мы были знакомы поближе, я бы спросила ее почему.
Она говорит, что Сайласа рвало, и я думаю: «Так ему и надо».
Сайлас не приходит на занятия в понедельник, и я списываю это на чудовищное похмелье и добрую маму.
В понедельник вечером я прохожу мимо открытой двери в одну из комнат. Три знакомые девчонки сгрудились у компьютера. Одна из них стоит, прикрыв рот рукой, как будто хочет закричать, но сдерживается. Еще одна сидит за клавиатурой, а другая присела возле нее на корточки. Та, которая на корточках, видит меня и чуть ли не бьет кулаком по руке ту, которая сидит. Экран тут же гаснет. Я уверена, что там была какая-то любительская запись.
Девчонка, сидевшая на корточках, смотрит на меня, медленно встает и потягивается. Все ее движения кажутся мне какими-то нарочитыми. Ее зовут Кристал.
— В чем дело? — спрашиваю я.
Кристал молчит, как будто от потягивания она оглохла. Девчонка на офисном стуле разворачивается и тоже смотрит на меня. Я иду из репетиционной комнаты, и у меня в руках футляр со скрипкой. На мне фланелевые пижамные штаны и вязаная шапка.
— Привет, Ноэль, — говорит девчонка, сидящая на стуле.
Та, которая прижимала ладонь ко рту, опускает руку и засовывает ее в карман, но не оборачивается. На мой вопрос ни одна из них не отвечает.
Мы все молчим, пока я пытаюсь придумать следующий вопрос.
— Вы смотрите кино?
— Да так, ерунда из Интернета. — Ответ Кристал кажется мне подозрительно поспешным. — Ты репетировала?
Внезапно мне становится ужасно жарко, ведь я до сих пор не сняла парку. Я стаскиваю с головы шапку.
— Да, — отвечаю я.
Во вторник я издалека вижу Сайласа, но он меня как будто не замечает. Я оставляю ему пять голосовых сообщений и отсылаю два текстовых. Хотя он и приехал в школу, он, наверное, прогуливает, потому что и Синтия, и Молли утверждают, что на уроках его не было. Его дисквалифицировали на четыре матча, но, может, он пойдет на тренировку? Тренер наверняка вне себя, потому что никто лучше Сайласа не умеет пройти к кольцу и никто лучше его не бросает трехочковые мячи.
В среду утром мне сообщают, что Сайлас сейчас в спортивном зале. Вместо первого урока я бегу туда. Увидев Сайласа, выходящего из раздевалки, я останавливаю его.
— Нам надо поговорить.
У него мертвенно-бледное лицо, а веки воспалены. От него странно пахнет, хотя, возможно, это всего лишь запах нестиранной спортивной одежды.
— Не могу, — заявляет он.
— Нам нужно поговорить прямо сейчас, — настаиваю я.
— Я спешу на урок. И так уже опоздал.
Я стою на своем и разглядываю его.
Он заходит за угол. Я иду за ним по коридору. Мы выходим на лестницу, которой почти никто не пользуется.
— Что происходит? — спрашиваю я.
Глаза Сайласа наполняются слезами. Я потрясена, и мне страшно. Я впервые вижу, как Сайлас плачет, и это жуткое зрелище. Он отворачивается от меня.
И тут я понимаю, что все кончено.
Он это тоже знает, и именно поэтому он плачет.
Я обхватываю живот руками. Мне хочется сесть, но я боюсь пошевелиться. Все (все!) во мне протестует, доказывает мне, что я ошибаюсь, что Сайлас переживает из-за своей баскетбольной карьеры. Или, может, умер какой-то близкий человек. Ужасно, что я на такое надеюсь, но это так.
Сайлас стоит, вцепившись в металлические перила и опустив голову. Он вытирает нос и глаза рукавом, по-прежнему стоя ко мне спиной.
— Между нами все кончено? — спрашиваю я, мысленно умоляя его обернуться и сказать: «Нет, нет, дело совсем не в этом». И тогда я обниму его и постараюсь ему помочь. Но он не двигается.
— Сайлас? — окликаю его я.
Он поднимает голову и смотрит в потолок.
Какой-то учитель спускается по лестнице и огибает нас. Кажется, это тренер по сквошу.
— Все в порядке? — спрашивает он.
Я киваю, желая, чтобы он поскорее ушел.
Должно быть, он решил, что стал свидетелем обычной размолвки влюбленных. Но это серьезнее. Гораздо серьезнее.
— Мы должны, — говорит он, когда тренер уходит.
— Должны что? — спрашиваю я. Он так и не повернулся ко мне лицом.
— Расстаться, — говорит он.
— Расстаться? — переспрашиваю я.
Он не отвечает.
— Это конец? — От ужаса у меня сжимается горло. Сайлас молчит.
— Сайлас, посмотри на меня.
Он оборачивается. Ему не нужно ничего говорить. Все написано на его лице.
— Я что-то не так сделала? — спрашиваю я. Меня охватывает дрожь.
— Нет, — отвечает он. — Это я что-то сделал не так.
— Что?
Из-за чего же мы должны расстаться? Я думаю о белокурой девочке, с которой он танцевал.
— Ты встретил другую девушку?
Он бьет себя кулаками по бедрам. Он делает это снова и снова. Я тянусь к нему, стараясь остановить его, чтобы он не делал себе больно, но он судорожно дергается, он не хочет, чтобы я к нему прикасалась.
Сайлас скрипит зубами. Его лицо похоже на каменную маску. Он пытается что-то сказать и опять закрывает рот.
— Ты никогда… — выдавливает он.
— Я никогда… что? — в смятении спрашиваю я. Кроме паники, я больше ничего не чувствую.
Он трет лицо ладонями, разворачивается и взлетает вверх по лестнице, шагая через две ступеньки. Я даже не успеваю его окликнуть, потому что дверь за ним уже захлопнулась.