Роковая связь

Эллен

Ты сидишь на кровати, подложив под спину подушку, и смотришь Си-эн-эн. Ты включила телевизор, не в силах больше выносить молчание и тишину. На комоде возле телевизора стоит коробка с наполовину съеденной пиццей. Ты съела два куска, неожиданно поняв, что умираешь от голода. Твой сын заявил, что у него нет аппетита. Ты сказала ему, что он должен поесть, поэтому он сел на кровати, сложил вдвое жирный ломоть, засунул его в рот и прожевал. Ты так и не увидела его глаз. Ты не хотела видеть его глаза.

Когда в дверь постучал полицейский, его стук показался тебе на удивление осторожным. Ты представила стоящую за дверью жену владельца мотеля с полотенцем и куском мыла в руках. Но когда ты открыла дверь и увидела форму, твоя нога автоматически скользнула вдоль порога в тщетной попытке подпереть дверь. Ты подняла руки и оперлась ими о противоположные стороны косяка, прежде чем потребовала объяснений:

— Что вам нужно?

Офицер назвался и спросил, находится ли в этом номере Роберт Лейхт. Ты начала тянуть время: велела ему предъявить жетон, одновременно думая, что твой сын мог бы сейчас убежать. Но как бы он убежал? Через окно ванной комнаты?

— Мэм… — чуть ли не извиняющимся тоном произнес полицейский.

— Все нормально, — раздался у тебя за спиной голос сына.

Но ты не желала отходить в сторону, и Робу пришлось оторвать тебя от двери.

Когда они надели на твоего сына наручники, ты поднесла ладони ко рту, чтобы заглушить рвущийся оттуда крик. Ты держала пальцы на плече сына, пока тебя от него не отстранили. Ты стояла на холодном ветру и смотрела, как полицейский наклоняет голову Роба, чтобы он мог сесть на заднее сиденье патрульной машины. К этому моменту ты уже плакала. Сын поднял голову и посмотрел на тебя, и ты попыталась улыбнуться, потому что видела, как он испуган.

— Я еду сразу за тобой, — сказала ты.

Твои руки дрожали крупной дрожью, и ты с трудом завела машину. Ты знала, где находится полицейский участок, ты видела его десятки раз, приезжая в Авери. Ты приехала как раз вовремя, чтобы увидеть, как у твоего сына берут отпечатки пальцев, и тут же задала вопрос о его освобождении под залог.

— Куда мне идти? — спросила ты, а затем: — Сколько?

Они увели твоего сына в какую-то комнату. Ты сидела и думала: «Это не сон. Это происходит на самом деле».

После того как судья вынес постановление, Роба наконец освободили под твою опеку. Он не позволил тебе обнять его. Его пальцы были испачканы черными чернилами.

В полночь опять раздается стук в дверь. Кто-то колотит в нее кулаком. Ты знаешь, кто это, еще до того, как твой супруг выкрикивает твое имя. Он требует немедленно открыть дверь, и в его голосе звенит гнев. Тебе хочется поговорить с ним за дверью, прежде чем впускать его в комнату. Тебе внезапно становится страшно.

Артур приехал прямо с работы. Он уже знает об аресте. Ты позвонила ему из полицейского участка. В одной руке ты держала телефон, в другой — чашку холодного кофе. Узел его галстука ослаблен, пиджак расстегнут. Несмотря на то что стоит январь, он не носит пальто. Ты постоянно напоминаешь ему: «Твоя машина может сломаться». Но он все равно отвергает пальто. Он утверждает, что оно сковывает его движения и мешает вести автомобиль.

— Артур… — произносишь ты.

Его темные глаза находят сына, мальчика, которого вы с ним произвели на свет. Затем они быстро оглядывают комнату, оценивая обстановку.

— Встань, — приказывает он Робу.

Твой сын медленно поднимается с подушки и опускает ноги на пол. Наконец он встает и выпрямляется.

Артур задает ему вопрос, который Роб уже слышал от тебя.

— Это правда?

Роб закрывает глаза. Его нижняя челюсть чуть заметно выступает вперед, ровно настолько, чтобы ты поняла: он собирается с духом.

Твой муж подходит ближе. Он держит руки на бедрах, его собственная челюсть выдвинулась далеко вперед.

— Это правда? — повторяет он.

Ты инстинктивно протягиваешь руки, пытаясь предотвратить неизбежное.

Твой сын кивает, не открывая глаз.

Рука Артура взлетает так стремительно, а описанная ею траектория настолько неуловима, что ты и сама не понимаешь, чему стала свидетелем. Голова твоего сына дергается назад, и он падает на кровать. Ты повисаешь на локте мужа и кричишь: «Прекрати!»

Твой сын с трудом садится снова. Он не плачет и не трогает лицо, на котором уже проявляется красный отпечаток отцовского кулака. Тебя охватывает необъяснимая гордость за сына, и ты пытаешься припомнить, бил ли его когда-нибудь Артур. Тебе это не удается.

— Объясни, бога ради, что тебя толкнуло на подобные действия! — кричит твой муж.

На этот вопрос нет ответа. А если и есть, Роб отказывается вам его дать. Во всяком случае, здесь и сейчас, тебе и твоему мужу.

— Ты хотя бы представляешь, что ты натворил? Что ты вышвырнул на свалку? — восклицает Артур.

Твой сын осознает это в полной мере. Это всего лишь риторические вопросы отца, которому необходимо выговориться.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что Браун теперь тебе не светит? — продолжает допрашивать сына Артур, по-прежнему упираясь руками в бедра.

Он даже не вспоминает об изнасилованной девочке. Осознает ли вообще Артур, в каком преступлении обвиняют вашего сына?

— Что ты можешь сказать в свое оправдание? — спрашивает твой муж, хотя даже он должен понимать, что удовлетворительного ответа на этот вопрос не получит. Что он вообще никакого ответа на свой вопрос не получит.

Твой сын молчит.

Артур разворачивается и пронзает тебя взглядом, словно это ты во всем виновата. Хотя он прав. Ты во всем виновата.

— Я не могу находиться с ним в одной комнате, — сообщает тебе муж, как будто из вас двоих он пострадал больше. Может, это так и есть?

Тебя ничуть не удивляет ни сила твоего мужа, ни хрупкость двери, которая продолжает дрожать даже после ухода Артура. Тебе хочется побежать за ним, позвать его, поговорить с ним. Но ты просто не в состоянии это сделать.