Роковая связь

Оуэн

Оуэн продавал ферму. Ему страшно не хотелось продавать землю школе, поэтому он выжидал. Он мечтал, чтобы ее купила какая-нибудь молодая пара, напоминающая их с Анной в былые годы, но никто не хотел брать на себя такую обузу. Всем было известно, что фермерством нынче на жизнь не заработаешь.

Когда-то у них с Анной было сорок овец престижной породы ромни. Первоклассный племенной скот. И шерсть они давали высшего качества. Из этой шерсти сучили пряжу, которую Анна затем собственноручно красила. Мотки первосортной пряжи они сбывали на фермерском рынке.

Каждую весну они резали одного-единственного ягненка. Обязательно барашка. Остальных ягнят продавали. Племенные ягнята и поросята являлись источником дохода для Оуэна и Анны. На ферме все имело свои цель и назначение. Даже собаки.

И жили они в изумительно красивой местности.

Но теперь ферма выглядела совершенно иначе.

Это Анна захотела отдать Сайласа в частную школу. Оуэн тогда еще подумал… А впрочем, какое это сейчас имеет значение, что он тогда подумал? Он считал, что государственная школа ничуть не хуже. Но затем сократили программу художественного и музыкального образования. Теперь его невозможно было получить даже за деньги. Просто не было учителей. Зато оставался спорт, но Оуэн и вспоминать не хотел о баскетболе.

Когда-то ферма была прекрасна. Зеленые горы[5] с одной стороны, Адирондакские[6] с другой. Красивее мест Оуэн и представить себе не мог. Сайлас тоже их когда-то любил. Три поколения семьи Оуэна владели этой землей. Семья Днны переехала сюда с севера, из Бурлингтона.

Оуэн во всем винил себя. Если бы тогда, когда Анна задумалась о школе, он сказал… Но об этом он тоже не хотел вспоминать.

Оуэну и Анне придется покинуть Авери, но ему трудно решиться на это. Авери задержался в 1950-х годах, а может, даже и в более ранней эпохе. Когда Оуэн проезжал через деревню или по любой из прилегающих к ней дорог, ему казалось, что время здесь остановилось. Кое-где можно было заметить спутниковую тарелку или новенький пикап, но они словно бы принадлежали пришельцам с другой планеты и не имели никакого отношения к этому крошечному городку. В поселке были еще бакалейная лавка Пита, библиотека, суд, церковь, а также бензозаправка, с которой соседствовала кафешка «Квик Стоп», где его сестра Салли жарила лучшие в Западном Вермонте пончики. Тут не было ни банка, ни банкоматов, ни даже аптекарского магазина. За всем этим местные жители ездили в соседний штат Нью-Йорк, да и то лишь в случае крайней необходимости.

Иногда заезжие туристы интересовались местным кленовым сиропом, плетеными салфетками или спрашивали в магазине куртки «Кархарт». Но больше всего их интересовали цены на недвижимость. Когда они видели, что десятикомнатный дом на двадцати акрах земли стоит столько же, сколько их тесная комнатушка на Манхэттене, в их головах начинали зарождаться разные идеи, о которых они забывали, не успев пересечь границу штата. Впрочем, изредка иной молодой паре не удавалось устоять перед соблазном, и они покупали какую-нибудь развалюху среди холмов. Они приводили дом в порядок, но когда их дети достигали школьного возраста, становилось ясно, что второй дом, дорога до которого занимает десять часов, — это не совсем то, что им нужно. На протяжении последующих нескольких лет фотография домика, теперь выглядящего значительно наряднее, чем всего пять лет назад, регулярно появлялась в местной газете объявлений, принося доход Гризону, единственному агенту по продаже недвижимости в городе.

В церкви служил священник, живший в небольшом домике по соседству. Вдоль некоторых улиц тянулись длинные дома, так называемые таунхаусы. Во многих из них жили учителя и обслуживающий персонал из Академии Авери. Эти дома достались Авери в наследство от тех времен, когда он был фабричным городком и производил стулья из древесины, поставляемой лесами, некогда со всех сторон подступавшими к городским улицам. Это были женские кресла-качалки. Их так и называли — «стулья Авери». Теперь они считались раритетом.

Контора Гризона располагалась в небольшом одноэтажном домике, одновременно служившем ему жилищем. Бобби Пит жил в квартирке над собственным магазином. Аарон Дэвидсон, клерк суда, жил с Джерри Бертон, стенографисткой, работавшей там же. Они обитали на окраине города в старом викторианском доме. У Вики Торнтон было трое малышей. Она убирала школьные коридоры. Натали Бек работала в школьной столовой. Эрик Хант жил в квартире в одном из длинных таунхаусов и отвечал за всю растительность на территории школы. Спроси любого из них, и они тебе ответят, что Сайласа Квинни воспитывали правильно.

Оуэн возненавидел школу, но большинство жителей Двери не могли ее ненавидеть. Она появилась очень своевременно, как раз тогда, когда мебельная фабрика переехала на юг. В противном случае Авери просто прекратил бы свое существование.

Впрочем, для Оуэна и Анны слово «Авери» означало вовсе не поселок, а изумительный по красоте ландшафт. Где еще открывался вид не на одну, а сразу на две горные цепи, в долине между которыми течет река? К тому же почва здесь не каменистая, как в Нью-Хэмпшире, а леса — не такие темные и непроходимые, как в Мэне. В окрестностях Авери растут желтые и красные клены. Летом среди них всегда светло, а осенью они окрашиваются в розовые и золотые тона. Бобби Пит как-то признался, что половина его годовой выручки приходится на первые две недели октября, когда город наводняют любители осенних кленов. Оуэну тоже нравилось гулять в лесу. Он взбирался на гору по тропинке, берущей начало сразу от его дома. Он любовался лесом, залитым ослепительными лучами заходящего солнца. Пробиваясь сквозь ветви кленов, они веером рассыпались по усеянной листьями земле. Он вдыхал свежий бодрящий воздух, который, казалось, наполнял его легкие здоровьем и в котором всегда чувствовался слабый запах дыма с примесью аромата прелой листвы и чего-то еще, воска, что ли, или, быть может, тыквы.

Сайлас был настоящим тружеником. Однажды, когда Анна и Оуэн уехали в Канаду выбирать очередную племенную овцу, ему пришлось без чьей-либо помощи принимать роды у свиноматки. Четырнадцать поросят! Анна и Оуэн не ожидали, что это произойдет так скоро, иначе они ни за что не оставили бы Сайласа одного. Было очень холодно, шел снег с дождем; Сайлас позвонил Оуэну и спросил: «Что я должен делать?» Оуэн сказал ему: «Принимай поросят и следи за тем, чтобы свинья их не раздавила». Оуэн в этот момент представил себе Сайласа, стоящего на коленях возле свиньи. Он ловит этих скользких крошечных поросят, а свинья пытается его укусить… Ему тогда было всего шестнадцать. И без того злобная свинья во время родов превратилась в форменную фурию. Сайласу удалось спасти двенадцать из четырнадцати поросят, что было отличным уловом. Когда Оуэнс Анной вернулись домой, они обнаружили Сайласа в хлеву, перепачканного навозом и кровью и с улыбкой от уха до уха. Оуэну было знакомо чувство, которое испытывал тогда его сын.

Сайлас унаследовал черты Оуэна, только на лице Сайласа они выглядели как-то иначе. Оуэн и Анна воспитали его хорошо. Спросите кого угодно в городе, они подтвердят.

Оуэн точно не знал, как все произошло, но у него было на этот счет свое мнение. Он не был уверен, что следует во всем винить девушку, но иногда ему очень хотелось поступить именно так.

Все это Оуэн сообщил юной аспирантке из Вермонтского университета. Стройная рыжеволосая женщина вела себя очень деликатно и в душу к нему не лезла. Она просто слушала. Он и сам не знает, почему согласился с ней встретиться. Наверное, ему хотелось выговориться, а Анна, его жена, больше ничего не хотела слушать.