11


Нарушая все правила приличия, Лайли задрала свою розовую юбочку почти до колен, и, заливаясь счастливым смехом, вихрем пронеслась по сливовой аллее, начинавшейся у фасада донегальского замка. Ну вот, и след ее затерялся в густых зарослях рододендронов. Элис сидела на мраморном бортике пруда, закрыв глаза ладонями и громко считая: «Раз, два, три…» Кейрон видел, как она в такт счету покачивала своей очаровательной головкой. Она досчитала до десяти, встала и произнесла такую обычную и такую милую в ее устах концовку считалки: «…Я иду искать!»

К удовольствию Кейрона, Элис тоже вздернула юбку, обнаружив скульптурный контур своих стройных ножек. Увы, это длилось лишь какое‑то мгновение: она — и ее ножки — все тоже исчезло в густой зелени, большим эллипсом окружавшей здание.

Кейрон улыбнулся и откинулся на спинку гранитной скамейки, спрятанной в нише из розовых кустов. Его наблюдательный пункт находился на небольшой насыпи у правого крыла дома. Отсюда он уже некоторое время, незамеченный, следил за Элис. Решив, видимо, что корпеть над каким‑то скучным текстом в этот чудесный весенний день просто грешно, они с Лайли, вместо обычного в это время урока, вот уже около часа весело развлекались игрой в прятки.

Перед ним была совсем другая, незнакомая Элис. Да, она как бриллиант — каждая грань сверкает по‑своему. То она была воплощением добропорядочности и достоинства, то — сама непредсказуемость и яростный порыв.

Может быть, именно поэтому Лайли так и тянулась к ней.

Если бы Элис подозревала, что является объектом внимательного наблюдения со стороны Кейрона, она наверняка бы не чувствовала себя так раскованно. С тех пор как Данкен застал их в библиотеке, они несколько раз сталкивались в саду или в коридоре. Каждый раз Элис буквально сжималась; несколько отрывистых фраз, нетерпеливое притопывание каблучком — все это явно показывало, что она не собирается более испытывать терпение Данкена.

Между тем, Кейрон тоже уже начинал терять терпение — снобизм лорда Грзнвилла переходил все границы. Снобизм и педантичность — как это ярко отразилось даже в планировке парка, да и во всем облике усадьбы!

Сам дом‑замок строился еще когда Данкен был ребенком, став своеобразным памятником непомерного тщеславия лорда Грэнвилла‑старшего. Но разбивка и благоустройство парка — этим уже занялся сам Данкен. И как занялся!

Кейрон невольно улыбнулся, вспомнив, какие усилия и сколько средств потратил Данкен, пытаясь придать поместью более древний вид, чем оно было на самом, деле. Он потребовал от архитектора, чтобы тот раскопал чертежи XVII века и взял их за образец в своей работе. Тот постарался на славу, и результатом стала мешанина стилей, сменивших друг друга за последние лет двести.

За рододендроновыми зарослями, служившими границей парка, вокруг всей усадьбы была проложена широкая, усыпанная гравием дорога — объехать ее всю, казалось, и дня не хватило бы. Каких только сооружений здесь не было понастроено: и китайская пагода, и памятник‑обелиск в честь деда Данкена, две ротонды, одна из них — с выписанным из Италии телескопом; наконец, специальный павильон с бассейном и садками для рыбы; при павильоне была собственная кухня и небольшой, но тщательно оборудованный обеденный зал.

Данкен еще думал поселить в парке собственного отшельника с хижиной, но соседи все‑таки убедили его отказаться от этой странной затеи. В общем, в парковом хозяйстве был явный перебор, но Данкен упрямо настаивал: его гости из высшего света привыкли к такой экстравагантности, и их не должно постичь разочарование.

Элис с Лайли, видимо, сейчас где‑то около этой окружной дороги. Теперь лучше всего наблюдать за ними из фаэтона — и они по‑прежнему его не будут видеть. Хоть бы Элис постояла немножко на одном месте! Вот она — мелькает среди цветов, в руках — букет незабудок. В душе у Кейрона возникло чувство какой‑то необычайной умиротворенности. Все было так неопределенно, и тем не менее казалось, что все в этом мире так чудесно!

У Элис было какое‑то необычно милое свойство: все, к чему она прикасалась, как бы оживало. Как же много в ней любви, доброты, непосредственности — и все это выплескивается через край, переливается во всех окружающих. И как здорово, что он тоже где‑то рядом с ней! А ведь это чувство когда‑то Кейрону было уже знакомо; во всяком случае он был в свое время очень близок к такой же вот гармонии ощущений.

В памяти возник, сразу покончив с его хорошим настроением, образ черноокой красавицы Элизабет Шелстоун. Как он ее любил, как доверял — иначе разве признался бы ей, что именно он, Кейрон Чатэм, приобрел на аукционе Дерброу‑Милл фабрику ее разорившегося отца Джона Шелстоуна?

Когда он проворачивал эту сделку, мог ли он знать, что ему суждено влюбиться в дочь бывшего хозяина Дерброу‑Милл? И мог ли он предполагать, что наутро после аукциона Джон Шелстоун, разогнав свой экипаж до бешеной скорости, направит его прямо в пропасть — не в силах пережить потерю основанного им дела?

История была достаточно трагичной, но не менее трагическими для Кейрона были ее последствия. По светскому лоску и непринужденному поведению Элизабет Шелстоун на балах и раутах никак нельзя было подумать, что ее семья разорена; она была полностью на иждивении своих более благополучных лондонских родственников; но даже если бы Кейрон и узнал об этом, это не могло бы изменить его намерений. Он сделал ей предложение — и тут‑то все и выяснилось. Элизабет рассказала ему, как погиб ее отец и какой ненавистью пылает ее сердце к тому мерзавцу, который довел его до самоубийства. До этого момента Кейрону и в голову не приходило связывать имя своей возлюбленной с именем несчастного банкрота, чье имущество он удачно скупил на аукционе: Шелстоун — и Шелстоун, простое совпадение, к тому же Лондон был так далеко от графства Дерброу…

Кейрон признался ей во всем, надеясь, что любовь принесет ему прощение — но ошибся. Элизабет не могла себе представить совместной жизни с человеком, который, как она считала, погубил ее отца; доводы Кейрона, говорившего о своей невиновности, она просто‑напросто проигнорировала.

Постигшее его разочарование вызвало в нем страх перед привязанностями всякого рода. Уж кого ему только не сватали, все было напрасно. Он возвел вокруг себя как бы невидимую стену. Мало того, что он сам по себе был завидной партией, его явное желание сохранить свою независимость еще больше возбуждало к нему интерес; он действительно стал чем‑то вроде приза, вокруг которого развернулось настоящее соревнование невест. Как бы он хотел избавиться от этого статуса и от этой репутации!

С каждым годом ряды приятелей‑холостяков редели. Одни шли к алтарю под влиянием чувства, другие — по соображениям долга — ради продолжения рода, третьи — по расчету. Кейрон оставался один. Элизабет однажды нанесла ему рану в самое сердце; рисковать еще раз? Нет, ни за что…

Задорный смех Элис, послышавшийся откуда‑то из куртины тисовых деревьев неподалеку от того места, где Кейрон видел ее в последний раз, отвлек его от печальных мыслей. Грудь его вновь наполнили чувства, которые он, казалось, давно изжил в себе; он, однако, хорошо запомнил урок своей прошлой любви: если он хочет завоевать сердце Элис, он должен до поры до времени хранить свои секреты ото всех, от нее в том числе.


Молочно‑белые пальчики Мод лихо расправились с клавиатурой фортепьяно: соната Генделя завершилась цветисто‑кружевными аккордами финала.

— Восхитительно, — раздался одобрительный голос Кейрона. Мод вскинула голову, резко повернулась и, встретившись глазами с предметом своих дум, нежно улыбнулась. Он добавил к своим словам еще и аплодисменты: — Ты настоящая царица звуков!

— А ты как призрак — испугал меня до полусмерти. Я думала, ты еще занят с отцом.

— Все прошло быстрее, чем я ожидал. Джейсон, конечно, приятный собеседник, но цены на индийские специи — это слишком скучный сюжет для теплого июньского дня.

Мод расправила юбку, так что она широкими белыми волнами покрыла все парчовое сиденье; она явно приглашала Кейрона подойти поближе; Кейрон повиновался.

— Бедный — неужели делать деньги так мучительно? Смотри, если твоя мать узнает, с каким равнодушием ты относишься к делам, она вплавь пересечет Ла‑Манш — спасать семейное благополучие, — с иронией произнесла Мод.

— На меня, признаюсь, наводят тоску эти солидные, надежные сделки. Я люблю азартную игру — чтобы был риск.

— Да, — бросила Мод. — Я заметила. — Кстати, — продолжала она, — я бы хотела серьезно поговорить с тобой. У тебя есть время?

— Для тебя, Мод, всегда.

Если бы это было так! Но, по крайней мере, он вроде бы настроился внимательно ее выслушать.

— Я хочу поговорить с тобой относительно мисс Уокер. — Вообще‑то Мод хотела, прежде чем начинать этот разговор, хорошенько все разузнать о том, что представляет собой гувернантка Данкена, но когда она узнала, что Кейрон остановился в Донегале, под одной крышей с этой выскочкой, она поняла, что медлить нельзя.

Кейрон устало вздохнул. Он предвидел, что Мод будет пытаться любым путем подавить его интерес к Элис. С другой стороны, он не желал ни с кем обсуждать эту тему. Но Мод — особый случай. Она, конечно, ревнива — не имея на то оснований, но она — все же его друг и он бы не хотел обижать ее резким отказом.

— Ну, и что ты имеешь против мисс Уокер?

Мод перемежала слова паузами, как бы подбирая слова — хотя Кейрон знал, что за словом она обычно в карман не лезет.

— Я… нахожу, что она создает для нас… проблемы… Могу я говорить откровенно?

— По‑моему, редко, когда было по‑иному, — Кейрон улыбнулся. Мод ответила нервной гримаской, потом взяла себя в руки.

— Я знаю о твоем интересе к ней.

— Не понимаю, к чему ты клонишь?

— Кейрон, ради Бога! С меня уже достаточно твоей доброты и жалости. Я знаю о том, каковы твои чувства ко мне — больно, но что поделаешь?

— Я тебя очень люблю, но знаешь ли…

— Да, знаю: спокойно, по‑братски… — Она вздохнула, потом продолжила: — Мое отношение к тебе вряд ли можно назвать сестринским, но не в этом дело. Да, все мои надежды рухнули, но я хочу предупредить тебя как друга. Я уверена — учти, что я говорю от чистого сердца, — эта женщина что‑то скрывает, и что‑то очень страшное.

Кейрон поднял брови. Он казался искренне удивленным и не находил слов. Уж не потерял ли он свое знаменитое остроумие под воздействием чар этой гувернантки?

— Она выдает себя не за ту, кем хочет казаться. Если верить Данкену, ее таланты просто поразительны для такой молодой особы. А никаких бумаг и рекомендательных писем у нее нет: даже какой‑нибудь записки от прежнего хозяина. Вдобавок, она заявила, что работала в одной известной мне семье — но хозяйка давно вышла из того возраста, чтобы… иметь детей. Потом эта мазурка: я знаю, что ты ее пригласил, или, по крайней мере, я считаю, что это было так, но почему она согласилась? Это странный поступок для женщины, которая хочет сохранить свою должность. И поскольку ты, кажется, не способен ничего такого замечать…

— Ну а кто она такая, по‑твоему?

— Не знаю. Но я уверена, что эта Элисон совсем не то, за кого себя выдает. Ее знания, манеры — они слишком не подходят для…

— Для простой гувернантки?

— Да, ну да.

— Мод, а не слишком ли у тебя узкий взгляд на мир?

— Кейрон, прекрати! Есть определенные правила поведения, нравственный кодекс — то, что мы все должны выполнять. Ты не хочешь признать, что нарушать их недопустимо, но признай хотя бы, что поведение мисс Уокер подозрительно.

— Может быть, она просто не такая, как те женщины, которых ты знаешь. — Кейрон высказал это довольно оскорбительным тоном. Мод почувствовала себя так, как будто ее ударили.

— А что плохого в тех женщинах, которых я знаю? Во мне?

Кейрон наклонился к ней, взял за руки — у Мод на какую‑то секунду вспыхнула надежда, что он извинится.

— Да ничего плохого нет. Но думаю, в тебе достаточно здравого смысла, чтобы преодолеть свое высокомерие — если ты, конечно, захочешь. Тебе не стоит беспокоиться насчет тех черт в мисс Уокер, которые тебе кажутся странными. Честно говоря, я нахожу их весьма привлекательными. — Тон Кейрона опять‑таки говорил не меньше, чем говорили слова: судя по всему, его интерес к Элис был достаточно глубок.

— Кейрон, ты меня пугаешь. Ну признайся мне, что ты просто хочешь позабавиться с этой…

— Мод! — они всегда говорили друг с другом достаточно откровенно, но это было уж слишком. — Такие вещи не подлежат обсуждению.

— Нет, обсудим — для меня это, может быть, последняя надежда… — огромные голубые глаза Мод наполнились слезами. — Значит так, — она едва могла говорить, слова застревали у нее в горле, — если ты хочешь с ней поиграть, поиграй — и на этом покончи со всей этой историей. Я останусь твоей, даже если ты переспишь с какой‑нибудь из этих… — Она так и не смогла докончить фразу.

Кейрон совсем не хотел причинять ей боль, и сердце у него сжалось: как же она переживает его увлечение, чего ей это стоит! Он знал, что Мод мечтает выйти за него замуж, но надеялся, что сможет уговорить ее на простую дружбу. Теперь он видел, насколько необоснованным был его оптимизм.

— Ну, ну, — попытался он утешить ее, поглаживая по плечу. — Стоит ли проливать слезы из‑за такого шалопая, как я?

— Неужели я была такой дурой, что на что‑то надеялась? — все тело Мод сотрясалось от рыданий, волосы растрепались.

Кейрон опустил глаза, явно подтверждая ее предположение, и Мод зарыдала еще сильнее. Сквозь рыдания она выговорила:

— Ну, ладно. Я готова смириться с тем, что я тебе не нужна. Но обещай мне как другу, что не попадешься в сети к этой хитрой гувернантке; ну, возьми ее, сделай с ней все, что хочешь, — и покончи с этим, ладно? Неужели ты не видишь — ведь все в ней показное, и все неискреннее, что‑то не то…

Кейрон смотрел на Мод, не веря своим ушам:

— Неужели ты меня так мало знаешь, если считаешь, что от женщины мне нужно только одно — постель?

Мод приоткрыла рот, в глазах застыл нескрываемый ужас. До сих пор она думала, что Кейрон просто намерен завести очередную интрижку, но теперь выяснялось нечто более опасное.

— Кейрон, что ты от нее хочешь?

— Да ничего, — он понимал, что правда будет для Мод слишком тяжелым ударом, и молил Бога, чтобы она как‑то закончила этот разговор.

— Да нет уж, кое‑чего ты наверняка хочешь. Но ты, по крайней мере, не имеешь в виду чего‑нибудь серьезного?

Молчание Кейрона было красноречивее слов. Мод вскочила и неуверенным шагом обошла фортепьяно.

— Господи, — выдохнула она, — неужели ты собрался на ней жениться?

— Мод, ты опережаешь события, — Кейрону больше всего хотелось покончить с этим неприятным разговором. Что бы он ни сказал, реакция Мод будет однозначной.

— Кейрон, если даже Элисон Уокер действительно та, за кого она себя выдает, тем не менее, она — простая гувернантка! А ты, с твоим положением и богатством… Она тебе, прости, просто не пара. А если: она самозванка, то тогда как? Подарить свою любовь женщине, которая тебя обманывает — и будет обманывать? Вполне возможно, она хочет завладеть твоим состоянием, а может быть, ее выгнали из семьи за какой‑нибудь мерзкий проступок. А что если она вообще преступница?! Честно, интуиция мне подсказывает, что здесь что‑то не так, и мне страшно за тебя. У этой Элисон Уокер есть что скрывать!

Мод нервно сжала руки, всем видом показывая, что она настроена решительно. Кейрон не может не отреагировать на ее предупреждение. Почему он молчит?

— Кейрон, я повторяю: у нее есть какие‑то секреты.

— У кого их нет? — невозмутимо отпарировал он.


Да, просто чудо спасло Мод: она не разбилась при падении и ее не придавило массой рухнувшего со сломанной ногой Дофина. Когда Кейрон оказался на месте происшествия, все уже было кончено: жеребцу ничто не могло помочь, а Мод в помощи не нуждалась.

Только минуту назад она неслась во весь опор за главным егерем. Кейрону выпала роль замыкающего, он неторопливо трусил сзади, держа на всякий случай револьвер наготове — чтобы отпугнуть разъяренного потравой фермера, если таковой подвернется.

День начался хорошо. После завтрака подняли лису, и, подождав, пока собаки возьмут след, охотники во главе с Данкеном начали травлю. Собаки, охотники, загонщики — все предвкушали радость этой завершающей охоты сезона на обширных полях, начинавшихся сразу же за усадьбой.

Участников было около двадцати — все соседи‑помещики. Мод была среди них единственной леди — женщины редко допускались к такого рода развлечениям.

Поначалу собаки уверенно держали след, лошади оставляли за собой акр за акром пространства — пашня чередовалась с лугами — и, казалось, вот‑вот рыжая красавица окажется в пределах досягаемости. Вдруг что‑то произошло, видимо, переменилось направление ветра, — и собаки потеряли след. Они сбились в кучу, тыкаясь мордами во все стороны и пытаясь уловить запах добычи — тщетно. Лошади тоже сблизились, и их всадники получили возможность обмениваться уже не возгласами и криками, а негромкими репликами — правда, полными досады и огорчения.

Так кавалькада проехала около мили. Внезапно собаки вновь учуяли запах лисы и с громким лаем рванулись по следу. Где‑то далеко сзади послышались звуки рожков загонщиков. Охотники пришпорили лошадей, которые теперь — с мелькающими копытами и раздувающимися ноздрями — напоминали разъяренных драконов. Теперь нужно было совершить короткий и быстрый рывок — не в пример утреннему неторопливому и долгому преследованию.

Мод давно уже хотела продемонстрировать, на что способен ее Дофин — и теперь этот миг, казалось, настал: она полностью отпустила удила, лихой жеребец рванул как стрела, выпущенная из лука, и вскоре Мод вырвалась вперед, выйдя почти вровень с егерем.

Дофин легко преодолел две изгороди, преграждавшие путь; казалось, прыжок‑полет над ними доставляет ему удовольствие. Конь и его всадница как будто слились в одно целое — всё их движения были синхронны, даже хвост Дофина развевался в том же ритме, что и алая лента на шляпе у Мод.

Отчаянно смелая манера, с которой Мод управляла Дофином, насторожила Кейрона. Она, конечно, расстроена после их вчерашнего разговора. Не ради него ли она так рискует? Неужели она, женщина, хочет произвести на него впечатление своей мужественностью? Как неловко, почти стыдно…

Мод вот‑вот догонит визжащую свору собак; Кейрон вздохнул с облегчением: обгонять‑то ее она во всяком случае не станет. А вот и еще одна, последняя, изгородь. Не особенно даже и высокая. Но почему егерь крикнул: «Берегись!» — или это ему послышалось? Мод, судя по всему, никак не прореагировала на предупреждение. Как и перед предыдущими препятствиями, она разогнала коня, а примерно за десять ярдов до цели отпустила удила, чтобы он сконцентрировался на прыжке.

Какой все‑таки чудесный конь — шея тонкая, но стать мощная — и как прекрасно Мод с ним справляется — только уж, пожалуй, чересчур лихо. Когда она покупала Дофина, Кейрон думал, что он вряд ли ей подойдет, но, оказывается, он ошибся: в ней, как выяснилось, не меньше необузданного порыва, чем в ее лошади.

Полностью подчиняясь своей всаднице, конь взлетел в воздух как пушинка, гонимая ветром, и, даже не задев верхней поперечины, перемахнул изгородь.

Кейрон перевел дух. Но что это? И конь, и всадница исчезли из виду, а мгновением позже Кейрон увидел, как копыта Дофина беспомощно и как‑то жалобно затрепыхались в воздухе, едва видные за препятствием. Подскакав к месту происшествия, Кейрон все понял: жеребец попал ногой в яму, вырытую прямо за изгородью.

Мод лежала на земле ярдах в десяти дальше. Казалось, она должна была сильно разбиться, но отделалась всего лишь растяжением в кистевом суставе.

Дофину повезло меньше. Он лежал, оглашая воздух слабым ржанием — как бы умоляя окружающих побыстрее прекратить его муки. Передняя нога была сломана в нескольких местах, все согласились, что сделать ничего невозможно. Кейрон зарядил револьвер и направил его дуло в сторону несчастного животного. Выстрел — и его страданиям пришел конец.

Такие трагедии не редкость на охоте и не всегда ведут к ее прекращению. Но сегодня Данкен был слишком расстроен из‑за Дофина, а Мод — слишком близка к истерике, чтобы продолжать развлечение как ни в чем не бывало. Лиса получила отсрочку — до следующего сезона, а охотники отправились восвояси.

Кавалькада медленно двигалась по дороге назад. Мод прижалась к Кейрону, и к тому времени, как они приблизились к воротам Донегала, он почувствовал, что дрожь, бившая ее, прекратилась и она расслабилась.

Сегодня утром Мод приехала сюда одна прямо из Тоттен‑хоу, но в таком состоянии ехать обратно она вряд ли смогла бы. Данкен решил, что она останется здесь на ночь, распорядившись приготовить ей горячую ванну и порцию крепкого напитка. Сам он удалился в свои покои, все еще не оправившись от шока, вызванного гибелью жеребца — он хотя и продал его, все же считал в какой‑то степени своим.

Охотники разъехались, и Кейрон стал раздумывать над тем, как ему провести остаток дня. Конечно, он бы остался с Мод, если бы это было нужно. Но она заснула, приняв большую дозу успокоительного, и, видимо, не скоро проснется.

Кейрону надо было разобраться в своих мыслях, и он решил совершить прогулку верхом в окружавший поместье лесок. Его Ночка встретила хозяина призывным ржанием: очевидно, совсем не устала от сегодняшней скачки. Во всяком случае, она сама задергала удила, как бы прося предоставить ей возможность перейти на рысь, а то и на галоп. Так они проехали около мили, затем остановились возле пруда: лошадь захотела пить. Ночка опустила голову к воде — и вдруг резко вздернула ее, повела ушами и фыркнула.

Да, Кейрон тоже услышал: где‑то заржала другая лошадь; это не был призыв отпустить удила; это был звук, выражающий панический ужас. Они устремились туда, откуда доносилось ржание — все более громкое и отчаянное.

Обогнув густую заросль дубняка, Кейрон увидел, что случилось. На опушке стоял молодой жеребчик Данкена, Кабошон; его голова дергалась как в лихорадке. Ноздри широко раздувались, копыта били о землю. В глазах был безумный ужас. Верхом на нем сидела Элисон.

— Господи, — подумал он про себя, — сперва Мод, а теперь… Нет, только не это.

Элис отчаянно дергала за поводья, пытаясь успокоить жеребца. Тщетно: с каждым разом он все выше взбрыкивал копытами, все более суматошными делались его движения, а в глазах — все гуще пелена безумия.

Кейрон окликнул Элис и тут с ужасом обнаружил причину всего случившегося. Менее чем в десяти ярдах от лошади стоял огромный дикий кабан. Щетина на нем стояла дыбом, налитые кровью глазки были устремлены на коня и всадницу, своими раздвоенными копытами он подгребал под себя сухой грунт, но этот царапающий звук почти заглушался глухим рычанием, исходившим откуда‑то из глубины его чрева.

Кейрон был однажды свидетелем того, как кабан набросился на лошадь, и это было леденящее кровь зрелище. Если бы лошадь рванулась прочь галопом, она легко оторвалась бы от хищника, но беда в том, что обычно в таких случаях лошади бросаются вперед, надеясь перепрыгнуть или затоптать зверя — и становятся легкой добычей для его острых клыков.

Сейчас самое главное — заставить Кабошона слегка отступить, тогда, может быть, кабан и не нападет. Сердце у него замерло при мысли, что может произойти с Элис. Она еще не видела Кейрона и не слышала его оклика. Все ее внимание было поглощено зловещим рычанием кабана и жалобно‑дрожащим ржанием Кабошона.

— Элисон, — произнес Кейрон почти шепотом: любой неожиданный, громкий звук, он знал, может быть воспринят хищником как сигнал к нападению.

Элис метнула в его сторону быстрый взгляд, а затем вновь сосредоточила его на кабане, который между тем угрожающе пригнул свое рыло к земле.

— Кейрон, — сказала она сквозь зубы, голосом, полным страха, — он сейчас бросится на жеребца!

Попробовать помочь ей спешиться и затем вдвоем — в сторону? Нет, немыслимо: любое резкое движение — и кабан рванется вперед, а тогда…

— У вас есть платок?

— Я не собираюсь плакать, — отрезала она, хотя и вполголоса.

— Закройте им Кабошону глаза. И подавай его потихоньку назад.

Элис дрожащей рукой достала из рукава белый платок.

— Я не могу завязать его.

— Просто положи на глаза.

Элис сделала то, что велел ей Кейрон, затем бросила на него вопросительный взгляд.

— Подавай назад — мягко, но настойчиво. Натягивай удила — только не резко.

Элис так и сделала — больше из страха ослушаться Кейрона, чем потому, что считала, что это поможет. К ее удивлению, жеребец действительно стал отступать; кабан все еще не двигался с места. Неужели спасены? Неожиданно горящие глаза кабана сузились, он перестал рыть копытами землю, мышцы его напряглись, и с коротким хрюкающим звуком он рванулся к ней, как запущенная в цель стрела.

— А‑а‑а!.. — громкий крик Кейрона отвлек внимание животного, но не уменьшил его порыва. Он просто поменял цель: теперь это была Ночка. Элис отчаянно закричала:

— Кейрон!

Кабошон в испуге отпрыгнул назад, Элис едва успела обхватить его за шею, чтобы не упасть, но глаза ее неотрывно следили за Кейроном. Тот между тем хладнокровно достал револьвер, направил его на приближающуюся цель и спустил курок. Ночка в испуге отшатнулась назад. Элис затаила дыхание, уже в страхе за Кейрона. Только бы он остался жив! — молила она.

Поначалу казалось, что Кейрон промахнулся: кабан продолжал свое движение. Но вот, меньше чем в двух футах от Ночки, которая дрожала как осиновый лист, он рухнул и уткнулся рылом в землю. Только сейчас Элис заметила кровавое пятно у него на спине — свидетельство точного выстрела Кейрона.

Кейрон не двигался, предпочитая рассматривать свою добычу на почтительном расстоянии; где‑то в подсознании еще таилась мысль: а вдруг он поднимется снова? Что и говорить — это был могучий зверь — он еще пробежал несколько ярдов после смертельного ранения. Элис соскочила с седла, обняла за шею Кабошона и уткнулась лицом в его горячую, мокрую гриву.

Плечи ее дернулись и она зарыдала. Тепло от шелковистой гривы коня успокаивало, но только с прикосновением к ее плечам рук Кейрона она поняла, какого утешения ждала.

— Как вы здесь оказались? — спросил Кейрон, повернув ее к себе лицом и заглядывая в глаза.

Элис попыталась ответить, но рыдания сдавливали ей грудь:

— Лайли захотела пособирать цветов, я получила разрешение на прогулку верхом. Все было так чудесно, и вдруг… — Элис с какой‑то почти детской обидой указала на отнюдь не утратившую своего грозного вида тушу. — Он выскочил из чащи. Кабошона нельзя было сдвинуть с места, a тут появились вы…

— Слава Богу! — Кейрон прижал голову Элис к своей груди, как будто надеясь, что ритм ударов его сердца восстановит ей нормальное дыхание. — Надеюсь, вы в порядке?

Элис кивнула, прижалась к нему, такому сильному, такому необходимому ей, положила руки ему на плечи.

— Спасибо, — прошептала она, поднимая голову и слегка запрокидывая ее, чтобы видеть его лицо. — Если бы не вы… — Серые глаза Кейрона обожгли ее, и, уже ни о чем не думая, она доверчиво прильнула к нему.

Руки Кейрона коснулись ее волос. Он наклонился к ней и тихо произнес ее имя. Она слышала его тысячи раз, но никогда оно не звучало так нежно. Это был зов сердца — такой сладостный, такой манящий…

Вот она уже чувствует его дыхание, секунда — и их губы слились; словно какая‑то жаркая молния пронзила обоих. Этот поцелуй оказался слаще меда! Элис застонала от наслаждения и еще крепче прижалась к его груди.

Сердце громко стучало, и вдруг Элис почувствовала, что превращается в какую‑то сверкающую, горящую звезду; тело ее охватил жар. Она как будто лишилась точки опоры — только объятие Кейрона удерживало ее на ногах. Вдруг и эта поддержка перестала действовать — и она, сама не осознавая, что с ней происходит, почувствовала, что они опускаются на сухую, душистую траву.

Кейрон лежал рядом, почти не касаясь ее, но она уже ощущала, что их объединяет какая‑то странная, неземная связь. Рука Кейрона прошлась по ее, еще мокрой от слез щеке, опустилась ниже, вот он развязывает ее белый шарфик, вот кончики его пальцев спустились вниз по шее и коснулись нежных выпуклостей ее груди. Какой‑то слабый голос в душе подсказывал, что она не должна позволять ему таких вольностей, но Элис заставила этот голос замолчать. То, чего она сейчас хотела, было так естественно, так всеподавляюще. Голос разума отступил назад. В ней поднимался ураган страсти, и не было ни сил, ни желания противостоять ему.

Кейрон коснулся ее сосков — это было сумасшедшее ощущение, даже через ткань ее платья. Со слабым стоном Элис закрыла глаза, чувствуя, что тонет в море новых сладостных ощущений. Губы Кейрона коснулись ее щеки, затем уха…

— Элис, дорогая… Боже, я чуть не потерял тебя. Я думал, что опять как с Дофином…

Элис не желала никаких слов. Зачем они? Она хотела только одного — раствориться в наслаждении, которое дарил ей Кейрон.

— Дофин? При чем Дофин?

Кейрон поднял голову и слегка отстранился.

— Ты же ничего не знаешь: охоту отменили, ведь Дофин сбросил с себя Мод. Она не пострадала, но коня пришлось пристрелить.

Глаза Элис внезапно сверкнули недоумением, потом — яростью. С внезапной силой она оттолкнула Кейрона и вскочила на ноги.

— Мод! Ну, конечно, Мод! Нашел подходящее время поговорить о ней!

Кейрон мгновенно оценил бестактность своих слов. Он привстал, надеясь исправить положение — но тщетно.

— За кого ты меня принимаешь? — Элис с ужасом подумала о том, что могло с ней произойти, и о том, как бы она себя сама назвала, если бы это случилось. — Все это было лишь дурацким помешательством. И такое больше не повторится, никогда. Если тебе нужны такие развлечения, обратись к своей Мод Деламер или ей подобным… Хотя я и гувернантка, но скажу прямо — я тебе не подстилка!

Кейрон в отчаянии ударил кулаком по дерну. Он наделал глупостей, но и Элис поступает не лучше.

— Мод — мой друг, и только!

— Да, конечно, — она усмехнулась. — А я тебе кто?

Кейрон помолчал и вдруг решился. В глазах его появилось что‑то твердое, какая‑то железная целеустремленность, на лице запечатлелось выражение почти пугающей отрешенности. Элис ничего не могла понять: уж не обморок ли у него?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Элис чуть не упала. Она вскинула руки, ища опоры; к счастью, Кабошон оказался рядом и она вцепилась в гриву коня.

— Что ты сказал? Наверное, я ослышалась.

— Я прошу тебя выйти за меня замуж.

Он что, шутит? Элис едва сдержала резкость, готовую сорваться у нее с языка.

— Зачем это тебе надо? — только и спросила она.

— Потому что я тебя люблю. И я думал, что ты это уже знаешь. Так каков твой ответ?

Ощущение счастья и радости пронизывали каждую клеточку тела Элис, но логика ее положения не позволяла ей обнаружить это.

Положим, он не рассматривает ее как временную забаву, он действительно хочет жениться, на ней — но все равно, это создаст столько проблем! Она не может раскрыть ему, кто она такая на самом деле, а брак между джентльменом и гувернанткой — это же сумасшествие!

— Я надеюсь, твое молчание не означает отказа?

— Я не понимаю.

— Моего вопроса?..

— Твоих намерений. Ты не понимаешь, что мы, ты и я, — люди разных сословий, у нас все разное…

Кейрон ответил терпеливой улыбкой:

— Я знаю, что ты работаешь гувернанткой у Данкена.

— И это тебя не волнует?

— По‑моему, тебя это волнует намного больше.

Элис сама себя не могла понять: в глубине души она давно мечтала о Кейроне, а теперь как будто хочет, чтобы он взял свои слова назад. Но нет — она никогда не даст своего согласия, пока не будет знать наверняка — что толкнуло Кейрона на это безумие.

— От тебя отвернется общество из‑за такого мезальянса.

— Не думаю. У Чатэмов достаточно прочная репутация в этом графстве — извини, если это звучит нескромно. Сомневаюсь, что моя женитьба на тебе перевесила бы то, что было накоплено многими поколениями. Но даже если и будет так — не важно.

Такое рыцарство со стороны Кейрона было просто поразительно. Выходит, он готов пренебречь всем тем, что она сейчас пытается восстановить для себя.

— Не важно?.. Потерять друзей, тот образ жизни, к которому ты привык и наверняка ценишь?

— Настоящие друзья все поймут и никогда не бросят. А что я ценю больше всего — так это твою любовь.

Кейрон слегка нахмурился и потянулся к ней:

— Может быть, все‑таки подойдешь поближе? На тебя посмотреть, можно подумать, что я тебе не предложение сделал, а совершил какое‑то ужасное преступление.

Элис молчала. Кейрон Чатэм — тот мужчина, который ей нужен. Пока она не встретила его, она даже не знала тех ощущений, которые он теперь вызывал в ней. А когда она станет его женой — о, наверняка это будет такая страсть, о которой она и не могла мечтать с Хэдли.

Боже, но ведь она все еще помолвлена! Сердцу, конечно, не прикажешь, но она не может дать ответ любимому, пока еще связана с другим. Пусть обручение — это тяжелая ноша для нее, но ведь ее так просто не сбросишь!

Она только что отправила Хэдли еще одно послание. До тех пор, пока убийца Джулии остается неизвестным, она целиком и полностью зависит от доброй воли Хэдли. Она не может рисковать и вызывать его гнев разрывом.

— Тебе нечего мне сказать, — Кейрон подошел к ней вплотную, пронзая ее изучающим взглядом; в ее глазах явно читалось смущение.

— Я не могу.

— Ты не можешь выйти за меня замуж?

— Я не могу сказать ни да, ни нет.

— Что это за игра, Элис?

— Мне нужно время подумать.

— Я надеялся, что ты тоже любишь меня. Может быть, я ошибался, — нетерпеливо отреагировал Кейрон.

Его слова были ей как нож в сердце. Она так хотела крикнуть ему «да».

— Прости, — выдавила она из себя, глаза ее наполнились слезами. Еще секунда под жгуче удивленным взглядом Кейрона — и у нее сердце разорвется от боли.

Элис вскочила на Кабошона и резко послала его вперед. Но в следующее мгновение она остановила его и обернулась.

— Кейрон!

— Да!

— Я люблю тебя!

Через секунду она уже скрылась за деревьями.

Загрузка...