С мейсе Райкконен что-то не так

Глава 18

– Есть на нём колдунство, – подтвердил Скоропут. – Но не личина. Вывеска у него точно своя, не нарисованная. А вот защита стоит – вроде брони магической. Заподозрил, когда в участке пришлось пьяных разнимать. Другому бы рёбра переломало от таких ударов, а ему ничего. Знатная защита причём: если ножом, например, пырнуть, так оцарапает только. Насчёт пули не уверен… А вот да, интересно: пробьёт, нет?

– А-аа! Так он наёмник! – озарило меня. – Убивец контрактный! Так тем более сажай! Может, он в розыске, а в столице за его голову награду немалую обещают…

– Да что ты заладила! – рассердился дядька. – Что, только наёмники броню носят? Вообще-то он один тут у меня по уставу экипирован!

Дядька повысил голос, но тут же осёкся и проверил артефакт ещё раз.

– А прячешься от кого? – не поняла я.

– Да от своих же! – раздражённо шикнул он. – Чтоб не узнали… Приказ от министерства внутренних дел давно уже вышел: всех сотрудников полиции оснастить бронекуртками либо поставить им магическую защиту. Чтоб, значит, перерасхода этих самых сотрудников на опасных заданиях не случалось… А у меня что, бюджет резиновый, чтобы на каждого обалдуя магзащиту вешать? Ты знаешь вообще, сколько колдуны из ассоциации за неё дерут? Так её ещё обновлять каждый месяц надо! А скидку дают, только если на год вперёд проплачиваешь! А бронекуртки эти!.. Шьют только в столице, а самая простенькая утверждённая министерством модель стоит, как весь арсенал моего участка!

Не удержавшись, я хихикнула. Рачительный какой.

– А узнают в участке, что им такая же броня, как у Ройне, законом положена – воя не оберёшься. А нам она в Альмате нахрена? Перед торговками на базаре красоваться? Или от настырций отмахиваться? Ройне хоть молчать пообещал, что все столичные правоохранители поголовно давно уже так ходят…

– Так его что… Из столичной полиции к нам перевели? Точно! Натворил что-то, вот и разжаловали! А я как чувствовала – трибунал по нему плачет… А точно ничего больше не навешано? А то от него магией слепит, как от гирлянды какой…

– Так на нём ещё заклятье на привязку к тебе, ночью ведь приказ об охране участниц сам подписал… Всё, отстань ты уже от мальчика! – рявкнул дядька. – Ну, надоедливый немного, согласен, но подозревать его не в чем.

– А ты чего его так защищаешь-то? – подозрительно уставилась я. – Будто сына родного. Слу-уушай… Ты ведь как-то упомянул, что письмецо у него с собой было, когда только приехал… А ну колись! От кого письмо?

– От кого надо! В смысле, не было никакого письма! Всё, брысь, надоела! – окончательно рассвирепел Скоропут и распахнул дверь. – Ройне! Покорми её, что ли! Чтобы мыслей дурацких не возникало больше! Ну, или сам сообразишь, чем это нервное сиятельство успокоить… Забирай, в общем, подопечную! Мёртвого достанет!

В участке я тоже понимания не нашла. Впрочем, чего ещё от дядьки ждать – он всегда себе на уме был. От поганца избавиться не удалось, с отбора слиться тоже. Что ж, как обычно, разбираться со всем самой.

– Уна, детка, как ты могла сдать меня в полицию? – взывал к моей совести поганец. Совесть показываться наружу не желала.

– Дистанцию держи, – бурчала я. – Графиня с челядью общаться не расположена.

– И проголодалась опять, наверное? – бил по больному Эрик. – Такую истерику закатить… Может, супчика? А потом туфельки тебе новые купим, а то у этих каблук ободран.

Я гордо цокала по мостовой, словно сбежавшая от кузнеца лошадь, подкованная лишь наполовину. И каблук вчера ободрала, и кожаная набойка слетела, так что оголённый металлический стержень звонко здоровался с камнями при каждом шаге.

– На тебе точно личины нет? – резко обернулась я к Эрику. – Никем другим не прикидываешься? Физиономия своя?

– Своя собственная. Какая при рождении досталась, ту и ношу. Честно, – пожал плечами поганец. – Уна, будь на мне личина – слетела бы под оборотным зельем, когда я мальцом был. Не спрашивала бы тогда при первой… ой, нет, тогда не до разговоров было… При второй нашей встрече, есть ли у меня старший брат – такой же скуластый красавец, как маленький я…

– Такой же поганец, не перевирай.

– А я между строк читать умею, – подмигнул Эрик. – Нравится же физиономия, да?

– Сойдёт, – буркнула я. – В смысле, ни капельки.

– Я тоже тебя люблю, детка. И сумочку ещё к туфелькам купим, да? – промурчал поганец, беря меня под руку.

Всего полсантиметра потерянной набойки, а нога будто короче на ладонь стала. Со вздохом я оперлась на крепкий локоть и остановилась передохнуть.

– Слушай, ну вот как я должна была поступить? Ведёшь себя подозрительно, всякие странные вещи болтаешь. Даже если не врёшь, то сильно недоговариваешь. Любовь тут передо мной разыгрываешь. Не пойму, где у тебя шуточки, а где серьёзные слова. Взялся неведомо откуда… Хотя откуда – ведомо, но кто ж по доброй воле из столицы в нашу глушь поедет, да ещё в полицию работать пойдёт? Это ж совсем отбитым на голову надо быть…

– Прямо как ты, детка, – кивнул поганец. – Тоже числишься в полиции, и в Альмату всего четыре года назад приехала… Откуда, кстати?

– Откуда надо. Ты по делу вообще разговаривать умеешь? Или только клеиться и пошлые комплименты отвешивать?

– Умею, – серьёзно ответил Эрик. – Но любовь перед тобой я не разыгрываю. Ты мне действительно нравишься. Очень. Но вижу, что ты пока не готова к серьёзным чувствам. Наверное, всегда была в одиночестве, вот и не научилась любить в ответ… Я, если честно, и сам в смятении. Потому что нашёл в тебе гораздо больше, чем ожидал. И это «гораздо больше» меня очень беспокоит.

– Вот и не надо ещё глубже в меня лезть и всякие проверки устраивать. Не понравится, сразу говорю. Отпусти уже. Вали обратно в свою столицу, – голос чуть дрогнул. – Почешется да перестанет.

– Не могу отпустить, Уна, – тихо ответил он. – Скажи, ты в судьбу веришь? В предрешённость событий? В предсказания?

– Я-то? – расхохоталась я сквозь слёзы.

Я, которая эти самые события с лёгкостью меняла! Я, которая перекраивала собственную жизнь по нескольку раз на день! Я, которая сама, кому хочешь, могла предсказать судьбу – и это точно сбылось бы! Я… которая выть хотела в голос – до того уже всё это осточертело, а хотелось спокойствия и определённости…

– Вот и я раньше не верил, – вздохнул Эрик, осторожно приобняв меня.

– Судьба, говоришь, – сказала я, зарывшись лицом в его грудь. – Что ж. Если ты в неё веришь, значит, она выведет тебя, куда нужно. А вот я не верю.

– Выведет, – уверенно ответил Эрик. – Нас с тобой она уже свела. Не отталкивай только, прошу. Я почему-то уверен: если мы будем вместе, то сможем написать новую судьбу – свою собственную… Не веришь в неё – верь мне.

– Да вот ты языком трепать горазд, – пробурчала я, пытаясь скрыть за грубостью то, насколько глубоко эти его слова меня тронули. – Пойдём уже домой, фаталист, а там видно будет.

В Альмате лето только начиналось, и это была самая прекрасная пора в местных краях. Солнце жарило пока не в полную силу, межсезонные ветра ещё не утратили свирепости, но уже напитались теплом. Дышалось легко и привольно – растунции усердно увлажняли и чистили от рыжей пыли воздух, наполняя его каждую неделю новыми ароматами. Сейчас как раз цвела задушица духмяная, огороженная повсюду мелкой сеткой – хоть и запах у неё чудесный, а задушицей тоже неспроста назвали.

День был воскресным, оттого горожане никуда не торопились, степенно вышагивая в выходных нарядах и наслаждаясь погодой. И даже на корчащегося у фонтана человечка смотрели с равнодушным пониманием. Человечек был мелок телом и чёрен лицом, а визжал не по-нашенски. «Ну, мало ли, впечатлений человеку не хватает, раз по доброй воле туда сунулся», – читала я на лицах горожан их нехитрые мысли. Фонтан на моей памяти не работал никогда, зато его очень красиво оплетали побеги зелени.

– Что это с ним? – вздрогнул Эрик. – Это его от растунции так корёжит? А похожа на обычный плющ.

– Плющ, – кивнула я. – А рядом таращ. Они теперь вместе всегда растут.

И указала на тонкие ярко-оранжевые стебельки, намертво вплетённые в обычное растение.

– Это есть смерть из заросли! – вопил иностранец со знакомым акцентом, переходя иногда на нашу речь. – Вси растунце смерть! Рыжи коме диаволь! Злостни и беспощадни! Истинне, сказаю вим, иначи другиме природне сили бить не можут – они и есть истинне благородни!

– А что, тоже вариант, – пробормотал Эрик. – Пустить конкурентов по ложному следу… Уна, а долго от этого плюща и тараща эффект длится?

– Смотря как долго он в них сидел, – пожала я плечами. – От суток до трёх недель. Что, сейчас тоже ведлистанцев в Альмате отрицать будешь?

– Да случайный турист приблудился, – пожал Эрик плечами. – Так что насчёт супчика?

Я только посмотрела на него подозрительно, но промолчала. Ничего, Эричек. И не такие орешки раскалывали.

Дом, так и не ставший мне родным, резко выделялся на фоне ухоженных особняков. Те сверкали мытыми стёклами и свежей побелкой. И не прятались за глухим забором и заросшим садом, а кокетливо выглядывали из-за ажурных оградок, окружённые клумбами и стриженым газоном. Родовое гнездо Стефен-Дари понуро куталось в лохмотья облупившейся краски, а проплешины в черепице постыдно прикрывало прошлогодней листвой. Неудивительно, что маменька, привыкшая жить в роскоши, и слышать не захотела о домике в какой-то степной дыре, где даже собственных конюшен нет. Так что особняк пустовал ещё задолго до моего рождения. Такой же никому не нужный…

Вздохнув, я не стала лезть в тайную калитку, а прошла чуть дальше и приложила руку к родовому камню у центральных ворот. Заросшие всё той же мухожоркой ворота дёрнулись, жалобно взвизгнули, но не открылись. Вздохнув ещё глубже, я приподняла юбку и наподдала по ним безнадёжно испорченной туфелькой. С жутким ржавым скрежетом створки разошлись, приветствуя хозяйку.

Фрэнки, распахнувший передо мной двери главного входа, язвить по своему обычаю не стал, а торжественно приложил просвечивающую руку к сердцу, печально улыбнулся и поклонился.

– Уна, а ты собралась куда-то? – сразу заметил Эрик мои чемоданы у входа, что я собрала за день до бала.

Я не ответила. Собиралась. На море, нервы лечить. Денег от продажи особняка как раз должно хватить на небольшую квартирку в курортном Бреоле. Завтра в полное право владения домом вступлю, и можно подыскивать покупателя. Точнее, этим будет заниматься специальный агент, пока я буду потягивать розовое вино на побережье. Планы, планы… Может, и впрямь неведомая судьба мешает им осуществиться?

– Разобрать их пока, Уна? – очень деликатно спросила Генриетта, тихо цокая коготками по паркету.

Фрэнки настороженно молчал, чуть телепаясь в воздухе. В дверях замерла бесстрастная Мора, держа на руках горничного Эдварда – видимо, щётки ему чистила. Нарисованные Китти и Либби, мои тётки по отцовской линии, а также наши общие дедушки столпились на одном портрете, выжидательно глядя на меня.

Дёрнув уголком рта в грустном подобии улыбки, я погладила застенчивую Генриетту по золотым кудряшкам.

– Свежая почта в моём кабинете? – спросила я у дворецкого.

– Да, госпожа Рауна, – призрак снова церемонно поклонился. – Не желаете выпить чаю?

– Я заварю, – вызвался Эрик. Почувствовал, видимо, что он один тут сейчас не к месту.

Я задумчиво посмотрела ему вслед.

Не умею любить в ответ, надо же… Да что он в этом может понимать вообще!

Как этому научиться, когда всю жизнь никому дела до тебя нет?.. А если появляется кто – так неспроста, только если что-то от тебя нужно. Без подвоха никогда не обходится.

Я заглянула в ждущие глаза дворецкого. Или всё же есть те, кому я на самом деле небезразлична?..

– Да чёрт с тобой, Фрэнки. Неси. И поганцу передай: пусть ромашки побольше положит…