С тобой по краю

Глава 20

Паша

Не знаю, как я смогла взять себя в руки и продолжить жить. Хотя каждый раз возвращалась к нашему последнему разговору. Раз за разом. Каждую свободную минуту. Прокручивая и пытаясь понять смысл сказанного. И несказанного. Хотелось понять, где я сказала что-то не то, где не смогла уловить момент, чтобы не допустить того решения, что он принял. Но будто все бесполезно.

Одиночество страшит. Я знала, что это рано или поздно настанет. Но все равно к этому не подготовилась. Не смогла. В этом только моя вина.

С этими мыслями проваливаюсь в темноту. А просыпаюсь каждые полчаса. Издевательство какое-то. В итоге состояние разбитое, с болями во всем теле. Жуть. Картинка в зеркале соответствующая.

Чтобы хоть немного отвлечь себя, принимаюсь за уборку. Вымываю квартиру до блеска. Желудок сводит спазмами. Единственное, что себе позволила, так это стакан воды.

Заглядываю в холодильник. Он пуст. Недолго думая, заказываю продукты в приложении. Не готовые блюда, а продукты. Готовка еще один способ отвлечь себя.

К двум часам дня у меня сварен куриный суп с домашней лапшой, жаркое из говядины с овощами. И даже пара кексиков получилась. Села за стол, упав головой на руки, уставилась в одну точку. Чувствую каждую мышцу, все тело ноет. Это лучше, чем просто душевная боль.

Вздрагиваю, когда по квартире прокатывается режущий слух звонок в дверь. Сердце подпрыгивает к самому горлу. Ладони тут же потеют. Когда звонок повторяется, поднимаюсь со стула и, как воришка, подкрадываюсь к входной двери. Включаю камеру. На экране появляется картинка. Натан. Боюсь позволить себе улыбнуться. Приехал мириться?

Тихо проворачиваю ключ в двери и отхожу от нее подальше. Дверь распахивается. На пороге появляется он. Ищет меня взглядом.

Прячу руки за спину. И с жадностью разглядываю его лицо. Под глазами пролегли тени. Он будто постарел за эти пару дней.

Приваливается плечом к стене. Сверлит меня темным взглядом.

– Зачем пришел? – продираю голос сквозь хрип.

– Хочу объясниться, – выдает тихо. – Пустишь?

Мы по разные стороны баррикад. На деле же я у окна, он в дверном проеме.

Молчим.

– Мы расстаемся? – нарушаю тишину первой.

– Это не твоя вина, – выдает он тут же.

Замираю, пялясь на него.

– Я тебе не изменяла. Это недоразумение, – говорю фразу, которую закрутила в своей голове до дыр.

– Это не твоя вина. Все дело во мне, – потирает виски. – Я не справляюсь с эмоциями. Не хочу тебя обижать. И так… – махнул рукой. Что он этим хотел сказать?

– Объясни мне, что не так, – прошу. – Мы справимся, – пытаюсь поймать хоть зацепочку, чтобы не отпускать его.

Качает головой.

– А как же договор? – стараюсь держаться. Хотя это становится все сложнее. В глазах закипают слезы.

– Ты получишь все, о чем мы с тобой договаривались. Жить будешь здесь. Перепишу квартиру на тебя. Учись, живи полноценной жизнью. Документы на развод пришлю с курьером, – говорит ровным голосом. Как будто ничего особенного не происходит. А меня же его слова режут изнутри, причиняя нестерпимую боль.

– Что с тобой происходит? – спрашиваю, а слезы застилают взгляд. – За что ты так со мной? Мне казалось, что у нас все по-настоящему. Что нет никакого договора. Мне не нужна квартира, мне не нужны деньги. Мне нужен ты, – выпаливаю, злясь на себя. Дала слабину, дура.

– Мы не подходим друг другу. В наших договорных отношениях ничего настоящего не было, – продолжает уничтожать меня.

– Каждый мой вздох, каждый стон рядом с тобой был настоящим. Все мои чувства, ощущения… Все было настоящим. Да мы же вышли за рамки договора! – выкрикиваю слова, обхватывая себя за плечи.

– Мне больше нечего сказать, – отвечает, смотря в стену напротив.

Я подхожу к нему, преодолев между нами расстояние в пару шагов. Смотрит на меня.

– Я не понимаю, зачем ты это делаешь, – вцепляюсь пальцами в лацканы его пальто, которое он не снял, войдя в квартиру. – Не знаю, – качаю головой. – Но я хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя, слышишь? Такого, какой ты есть, – глаза в глаза. Его океаны сейчас такие родные, что я готова утонуть. Каждый раз я готова в них тонуть, отдавая всю себя.

Тянусь к нему сама, не в силах сдержать порыв, даже после всего того, что он сказал. Но мужчина меня отстраняет. Обдает арктическим холодом.

– Когда придут документы, подпиши их, – отступает от меня.

– Не подпишу, – качаю головой, глотая слезы. Закусываю губу, отворачиваюсь. Лишь бы не реветь. Не сейчас.

Он еще раз окидывает меня взглядом и торопится к двери.

– Ты слабак, Грозовский! Взрослый, а такой слабак! – выкрикиваю ему вслед.

Он замирает в дверном проеме на пару секунд. Но, не обернувшись, покидает квартиру, закрыв за собой дверь.

Это конец!

Понедельник сменился вторником, потом среда и так пронеслась одна неделя, затем и вторая. На пороге замаячил Новый год.

Документы на развод так и лежат у меня на столе неподписанными. Все еще надеюсь, что мы сможем сойтись. Я верю в это. Особенно в канун Нового года. Я все еще жду чуда.

Но чуда для меня не припасли.

Среди пары у меня начинает трезвонить телефон. Я мельком смотрю на входящий и мое сердце запинается. Сиделка бабушки.

– Алло, – отвечаю, пригнувшись, чтобы не попасть на глаза преподавателю.

– Пашенька, бабушке плохо. Скорая увезла, – тараторит женщина. – Говорят, что…

– Я еду. Уже еду, – шепчу в трубку, дрожащими руками сбрасываю звонок. Быстро скидываю тетради, ручки в свою сумку. Люся на меня смотрит, ничего не понимая.

– Ты куда? – спрашивает.

– Бабушке плохо, – отвечаю, а она понимающе кивает.

Не спрашивая, поднимаюсь с места, тороплюсь на выход.

– А куда это Грозовская собралась? Все? Лекции более не интересны? – слышу слова преподавателя.

Как шушукаются студенты. Но мне не до этого. Единственное, что говорю:

– Извините, – и выбегаю из аудитории.

Вызываю такси. А пока жду машину, пару раз набираю Натана. Но он не отвечает.

На дорогу до родного города уходит непозволительно много времени. Словно именно сегодня все, сговорившись, рванули в область, организовав пробку. Еще не раз созвонившись с тетей Лидой, сиделкой, узнаю про состояние бабули. Но ничего неизвестно. И это страшит больше всего. Я боялась опоздать.

А когда такси останавливается у единственной ЦРБ города, я рванула в здание, боясь терять драгоценное время. А когда впопыхах вбежала на второй этаж, где ждала известий Лидия, из дверей выходит врач. Женщина поднимается.

Я еле переставляю ноги, на них будто гири нацепили. Дыхание не могу выровнять. Будто стометровку на время пробежала.

– Нам не удалось… – слышу обрывки фразы врача.

Ноги подкашиваются, на плечи давит вселенский груз. Перед глазами все плывет…

– Паша, девочка, – словно вдалеке кто-то кричит.

“Я не успела” – болью бьётся в мыслях.

Не успела, не успела, не успела…

Виски взрывает боль.

– Паша, – зовет меня мужской голос.

Открываю глаза. Встречаюсь с такими же, как у меня.

– Привет, – улыбается родитель.

– Чего тебе? – спрашиваю и пытаюсь сесть. Я в больничной палате. Видимо, отключилась все-таки.

Отец придерживает меня за плечи, не давая поменять положение.

– Так вот ты как рада видеть отца? – не меняя тон, улыбается. И эта улыбка бесит.

– Так вот тебя сто лет не видела, – парирую я и оставляю попытки сесть. Черт с ним. – Нет причин для радости.

– Да лежи уже, – нахмурился. – В обморок свалилась, сиделку перепугала. Врачей тоже. Ты когда последний раз ела? – спрашивает, разглядывая меня.

А я его.

Бабушка его выгнала, когда мне было лет десять. Папа потерял работу. И решил утопить свое горе в бутылке. Быстро нашлись собутыльники. Бабуля терпеть это не стала. Наверное, после этого еще пару раз наведывался, просил денег. А когда я ела, и не помню.

– Вылитая мать, – усмехается.

– У меня нет матери, если ты забыл, – фыркаю.

– Да, а то как же, – откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.

Отец на удивление хорошо выглядит. Я уже и не надеялась, что когда-нибудь его увижу.

– Бабушка… – закрываю глаза, чувствую, что заплачу.

– Паш, – качает головой отец, накрыв мою ладонь своей, большой и теплой. – Это жизнь. Такое случается, – чешет затылок. – Извини, я не знаю, что сказать. Она для тебя была всем.

– Ты прав. Всем. Когда бросила мать, не дав и шанса ей понравиться. Когда ты не справился с проблемами. Даже тогда, когда мне нужна была поддержка, только она была рядом. А теперь что? – смотрю на свои раскрытые ладони и ничего не понимаю. – Что мне без нее делать?

– Я же вот, – возражает родитель. – Муж у тебя есть, – выдает, еще больше заставив закусить щеку. Был да сплыл… – Можешь рассчитывать на меня, Паш. При любом раскладе.

– Надолго? – хмыкаю сквозь слезы.

Вот да не вот. Не верю я, что он снова не уйдет в запой и не забудет про меня опять лет на десять. Никому нельзя верить. Никому.

К организации похорон меня не подпускают. Да я бы и не смогла. И не знаю вообще, что там да как. Тетя Лида да соседка по площадке лестничной помогают. Да папа, как это было бы ни странно, тоже помогает. У бабушки, оказывается, были накопления. Старики копят с пенсии на похороны. А я и не знала. Бабуля ни разу не упоминала об этом.

Вечером, когда все дела останавливаются и ждут утра, мы с отцом остаемся в квартире, в которой прошло мое детство. Здесь и пахнет им. А еще бабушкой. Кажется, будто она сейчас выйдет из кухни и, удивившись тому, что я стою, скажет, чтобы шла мыть руки. Что готовы оладушки или жареная картошечка вот-вот будет готова. Как я люблю, с жареночками и кусочками сала. Обязательно с огурчиками, которые для меня малосолит сама.

– Ну, – из кухни выходит отец. – И чего стоишь? – смотрит на меня, а я еле сдерживаю улыбку и слезы. – Пойдем, я там яишенку пожарил. Потыкаем вилками, м? – отец стоит с лопаткой в руках, в домашних брюках и футболке. Смотрится забавно, будто из детства. – Врач велел тебя откармливать. Яйцами, конечно, сыт не будешь, но я не успел сгонять в магазин.

Сил нет плакать, да и слезы будто закончились. Но мне это лишь казалось.

В день похорон они не останавливались.

На четвертый день после смерти бабули я в одиночестве пошла на кладбище. Отец не хотел отпускать. Но мне пришлось повысить голос на него. И он сдался.

Смотрю на фотографию. На дату смерти. И у меня не вяжется в голове, что это произошло. Что это реальность. Я не хочу быть в этой реальности. В ушах до сих пор стоит глухой звук падающего песка на крышку гроба. А жизнь это всего лишь черточка между датами. И никто никогда не знает, когда она прервется. Невыносимо больно это понимать. Но ничего не можешь сделать! Абсолютно ничего! Ты бессилен. Даже имея кучу денег, ты ничего не можешь! Вернуть любимого человека не получится. Его больше нет. А при жизни готовы обижаться, швыряться чувствами, обижать любимых! Совершенно не принимая во внимание то, что через мгновение его может не стать. Идиоты!

Падаю коленями на грязный снег и не могу остановить поток слез. Безумно больно и жалко себя.

Ночью не могу уснуть. Кручусь с бока на бок. Не выдержав, поднимаюсь с постели, включаю ночник. Беру в руки телефон. Пропущенный звонок от Натана заставляет замереть. Пытаюсь понять, когда он мне звонил и почему я не видела. Вчера вечером был звонок.

Руки вмиг похолодели. Он звонил, а я… Черт!

Сердце защемило. Дрожащими пальцами держу телефон и решаюсь набрать его. Пусть поздно, не могу заставить себя ждать до утра.

Гудок, второй…

– Алло, – звучит женский голос.

Я замираю. Сердце больно ударилось о ребра. Не веря, отрываю телефон от уха и убеждаюсь, что звоню именно ему.

– Алло, вас плохо слышно, – повторяет голос.

Я же быстро сбрасываю звонок. И прижимаю руку к гулко бьющемуся в груди сердцу.

Когда курьер принес мне документы о разводе, на счет упала слишком огромная сумма для меня. Эту карту таскаю с собой. Она лежит в чехле телефона.

Еще раз полистав контакты, выделяю два имени и отправляю их в черный список. Достаю из чехла карту Натана, поднимаюсь с постели, со стола хватаю ножницы и разрезаю ее пополам. Не нужны мне его деньги! Больше мне точно ничего от него не нужно.

Здесь меня уже ничего не держит. С соседкой переговорили вчера, она пообещала найти квартиранта. Отец сунул мне карточку свою, там совсем небольшая сумма. Он обещал помогать.

– Я знаю, что у тебя богатый муж, – качает головой. – Это будет от меня, не отказывайся.

Мне от отца ничего не нужно. Но раз уж он изъявил желание, пусть будет. На эту карту мне будут пересылать деньги за съем.

Только после всего этого я смогла заснуть.

В столицу вернулась в полном раздрае, с выпотрошенной душой, без каких-либо мыслей. Я будто опустела внутренне. В квартиру вошла, как в чужую. Словно моя жизнь до осталась где-то далеко. Словно я совсем другая стала. Смотрю в зеркало. И не узнаю себя. На меня смотрит незнакомка со взглядом, полным боли. Пора это заканчивать. Все это.

Оглядываюсь. Не могу больше здесь оставаться. Не могу жить своей жизнью, зная, что он где-то здесь рядом. Делать вид, что ничего не случилось? Что не влюбилась? Что не расстались? Меня здесь больше ничего не держит.

Подхожу к столу, достаю папку с документами. Все просто. Был брак, и нет брака. Цепляю пальцами ручку, еще раз взглядом пробегаю по строкам. Слезы снова застилают взгляд. Я за эти дни выплакала целый океан, наверное. Капли срываются одна за другой и падают на буквы, размывая их. Чиркаю ручкой, оставляя свою корявую подпись. Снимаю с безымянного пальца кольцо, которое так и не решалась снять. Достаю из чехла разрезанную карту, бросаю рядом.

Вот теперь точно все. Этой жизни конец. Пора начинать новую.

Заказываю такси в приложении. А пока машина едет, в свою сумку скидываю вещи первой необходимости. Ничего лишнего не беру. Присаживаюсь на край дивана. Оглядываю все вокруг. Именно здесь началось все то, что я называла отношениями. Именно здесь я читала этот договор и, как это ни прискорбно, тут его и расторгла. Жалею ли я о случившемся? Сейчас да. Но очень хочу верить, что потом, когда пройдет время, я смогу принять это как испытание, которое должна была пройти, чтобы начать новый виток в жизни.

Телефон в руках вибрирует. На экране всплывает сообщение о том, что машина подъехала. Подпрыгиваю на месте, хватаю сумку и тороплюсь покинуть квартиру. Запираю дверь, а ключи кидаю в почтовый ящик на первом этаже. Больше сюда возвращаться я не планирую.

Забираюсь в теплый салон машины.

– Куда едем? – спрашивает водитель, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида.

– На вокзал, – отвечаю, откидываясь на спинку сиденья, и закрываю глаза.

В ушах от волнения бьют барабаны, сердце сходит с ума. Внутренний голос молчит. Но я абсолютно уверена в правильности своего решения.