С тобой по краю

Глава 28

Павла

Месяц пролетел незаметно. Сегодня Натану снимут гипс и сделают контрольные снимки. А пока он собирается, мы с Аришкой наблюдаем за его суетой. Кажется, кое-кто волнуется.

– Все в порядке? – спрашиваю, придерживая неугомонного ребенка, так и норовящего вырваться из рук.

– Да, – вскидывает взгляд синих глаз и усмехается. – А что?

– Мне кажется, ты переживаешь? – предположила.

– Не люблю врачей, – отмахивается, чуть поморщившись. – Они то и дело так и хотят что-нибудь куда-нибудь воткнуть.

Я перехватываю дочь и удивленно смотрю на Грозовского. Он что? Серьезно?

– Ты боишься уколов? – спрашиваю.

Неужели этот сильный, умный и такой взрослый мужчина боится иголок? Он резко поворачивается ко мне и впивается взглядом так, будто я раскрыла его главную тайну. Поджимает губы и разводит руками. Мол, да, имеется грешок.

Мои губы предательски расплываются в улыбке. Я еле сдерживаю смех. Даже закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Но у меня не получается и смех все же срывается.

– Я так и знал, что ты будешь ржать надо мной, – качает головой и отворачивается.

Я все же отпускаю дергающую руками и ногами дочь и подхожу к Натану. Кладу ладонь на спину, провожу по лопаткам поверх футболки. Под моей ладонью его мышцы каменеют. Утыкаюсь носом между лопаток. Он вкусно пахнет, мне безумно нравится.

– Я не специально, – говорю тихо. – Просто это и правда смешно.

– Знаю, – усмехается.

Аришка подбегает к нам и обнимает за ноги нас обоих. И задрав голову вверх, смотрит на нас и улыбается.

– Вот же энерджайзер, – улыбается Натан. – Ничего, будем бегать теперь вдвоем, – говорит и, наклонившись, берет на руки дочь. Та мигом его обнимает и чмокает в щеку. Очень она любит его целовать. Мне даже завидно, с какой регулярностью это происходит. Словно показывает, вот, смотри, чего ты меня хотела лишить.

Наш разговор и мои мысли прерывает звонок в дверь.

– Артем приехал, – говорит Грозовский. – Откроешь?

– Да, конечно, – тороплюсь к двери и, открыв ее, действительно вижу Гаранина.

Расплывается в улыбке.

– Привет, красотка.

– Привет, – отступаю в сторону, пропуская его в квартиру.

– Ну что, господин начальник, едем снимать твой броник? – усмехается, кивая на гипс.

– Поехали. Я порядком уже устал чувствовать себя инвалидом, – вздыхает и, поцеловав дочурку в макушку, поставил на пол. – Принцесса, папа поехал на ремонт.

– Привезем тебе его в полной комплектации, – смеется Гаранин. – Надеюсь, с гарантии не слетел, – ржет этот засранец.

Я сама еле сдерживаю улыбку, а Натан лишь вздыхает и качает головой.

Когда мужчины уезжают, мы с Ариной собираемся на прогулку. Одеваемся не торопясь. Не видя отца, она становится нерасторопной. Словно папы рядом нет, не вижу смысла бежать. За этот месяц ребенок очень изменился. Но в хорошую сторону. И я только рада этому.

Надеваем комбинезон, шапку с ушками. Варежки. Сама быстро одеваюсь и, посадив малышку в коляску, выходим из квартиры.

Спускаемся на первый и выкатываемся из подъезда. Сегодня солнечно. И девчонка жмурится, улыбаясь.

– Ты мой зубастик, – склоняюсь над ней и чмокаю в кончик носа.

Мы гуляем по аллее, что находится в паре домов от нашего. Тут не слышно дороги и всего, что с ней связано. Ни машин, ни сигналов. Птички поют. Аришка зевает и осоловевшими глазками смотрит на меня. Я закрываю ее от солнышка. А спустя пару минут ребенок засыпает.

Я на пять минут приседаю на скамейку. Достаю телефон и первой пишу сообщение Натану. Спрашиваю, как дела.

Ответ приходит почти мгновенно, будто ждал.

“Отлично. Снимают. Потом на рентген. У вас как дела?”

“Гуляем. Аришка спит” – печатаю ответ.

“Хорошо” и смайлик.

Мы разговариваем на нейтральные темы. Больше о дочери говорим. Он вечерами работал в своем кабинете или когда у Аришки был сон-час. А так все время рядом. Мы даже вместе готовили ужин. Но никакого давления с его стороны. Понимаю, что сама расставила границы, но чем дальше, тем больше хотелось действий. А он, как джентльмен, ждал. Дарил цветы, фруктово-ягодные корзины. Ухаживал, находясь дома. А я все больше понимаю, что люблю его. И хочу большего, не оглядываясь на прошлое, двигаться вперед, вместе.

Прогулку пора завершать, и пока Арина спит, направляюсь к дому. Полтора часа на свежем воздухе. Хорошо, мороз несильный и у меня только-только начали подмерзать ноги.

– Привет, – стоит нам подъехать ближе к нужному подъезду, слышу, как рядом хлопает дверь автомобиля и голос со стороны.

Поворачиваюсь. У тротуара стоит красный внедорожник, его обходит девушка в полушубке и подходит ко мне.

– Вижу, не узнала, – хмыкает она, а ветер доносит яркий запах ее парфюма.

Разглядываю ее. Светлые волосы локонами лежат на плечах. Сдержанный макияж. Весь ее вид кричит о достатке.

– Милена Воеводина, – представляется она.

А я ее узнала. Но не подала виду. Я все еще помню, как она смотрела на моего мужа.

– Богатой будешь, – подметила я, чуть усмехнувшись.

– А я смотрю, ты вернулась, – подходит чуть ближе. – Спиногрызом обзавелась. Грозовского снова под себя подмяла, – хмыкает и делает шаг к коляске, только я дочь загораживаю собой. Не дам этой стерве ее увидеть. Не сейчас, когда она беззащитно спит и видит сладкие сны.

– Что тебе нужно? – спрашиваю. – Натана нет дома, если ты к нему.

– Нет, я к тебе, – на пухлых губах появляется надменная улыбка. – Узнать, надолго ли?

– Тебя это не касается, – говорю резко. Внутри все ощетинилось. Я не пойму цель визита этой стервы.

– Ну как же, – лениво поправляет волосы. – Касается. Хочу знать, когда Натан будет свободен от тебя и твоего ребенка. У меня на него планы. И, думаю, он не будет против, – ее слова льются ядом. – Неужто ты думала, что такой мужчина, как он, будет тебя вечно ждать и свяжет свою жизнь с такой, как ты? Зачем вернулась? Сама же умотала. А теперь что? Решила поиграть на его ответственности? Он же ради ребенка готов и тебя терпеть, – сверлит меня своими холодными глазами. – А со мной ему было хорошо.

Горло сжимают тиски.

– Уходи, – голос срывается на радость этой гадине. Она победно улыбается.

– Я-то уйду. Но еще вернусь. И надеюсь, что тебя уже не будет. Не дури голову мужику. Не для тебя он, не потянешь ты его. У тебя же мозгов не хватит. А тем, что между ног, увы… – с ее губ срывается издевательский смешок, – у тебя там уже не так, как до родов, да? – брови взлетают домиком в наигранной жалости. – Пока, – махнула мне рукой.

Я взглядом проследила, как она садится в машину и уезжает с территории дома. Только сейчас вдыхаю. Будто и не дышала, пока она говорила.

Руки заледенели, ноги тоже. А в голове ураган, да и в груди. Сердце больно бьется о ребра, будто пытается их проломить. Больно. Почему же так больно?

Натан

Пишу сообщение Паше, спрашиваю, нужно ли что заказать. Отчитываюсь, что по снимку все хорошо, кости срослись, но еще придется поковылять какое-то время с тростью. Да и хрен с ней, главное, уже без костылей.

Но ответ приходит с задержкой в полчаса. Хотя она была в сети. И короткое: “Хорошо”.

Удивился. Буквально час назад переписывались и все было отлично. Что произошло? Собственно, и спрашиваю сразу, набрав ее.

– Да, – звучит короткое и холодное.

– Паш, что случилось? – от волнения, что что-то происходит, а я не знаю, начинают подрагивать пальцы. Я чертов параноик, боюсь ее потерять до трясучки.

– Ничего, – снова короткое.

– Мне надо на работу заскочить, – говорю осторожно, будто воздух прощупывая.

– Ладно.

Нет, ни хрена не ладно и не хорошо. Прощаюсь и отбиваю звонок.

– Что случилось? – спрашивает Артем. Мы едем в сторону офиса.

– Блять! – тру лицо, пытаясь понять, что делать. Не нравится мне ее голос. Он какой-то не такой. Я такого и не слышал ни разу. Не понимаю. Тревога сигнальной ракетой херачит в висках. – Разворачивайся, – говорю.

– Ты прикалываешься? – пыхтит Гаранин.

– Нет. Ощущение, что с Пашей что-то происходит. И я боюсь, понимаешь, что я уже боюсь за каждый гребаный ее нервный вздох, – выпаливаю нервно.

– Ладно, не кипятись, – отвечает он и молниеносно дергает руль влево, пересекая две сплошные

Хмыкаю.

– Ради твоего семейного счастья, Натан Максимович, готов пожертвовать своими правами, – криво ухмыльнулся и вдавливает педаль газа в пол.

Только машина останавливается у подъезда, выскакиваю из тачки. Прикупить трость не успели. Да и черт с ней. Чуть ли не бегу, прихрамывая, к подъезду.

– Я поехал, – кричит вслед Гаранин.

– Давай, на связи, – обернулся и махнул ему рукой.

Не помню, как вошел в лифт, как вышел на этаже и как еле вставил гребаный ключ в замочную скважину, который никак не хотел попадать в эту гребаную щель. Открыл дверь.

Меня встречает тишина…

– Паша? – вхожу в квартиру.

Первые мысли, что… нет, я задавил их на корню. Не могла она уйти. Не сейчас. А потом в подтверждение вижу ее вещи. Ну не дурак ли, о таком думать?

Заглядываю в кухню, там порядок. В гостиную – никого. В комнату девочек дверь закрыта. Прислушиваюсь. Тишина. Осторожно нажимаю на ручку, открываю дверь. И выдыхаю с облегчением. Спят. Обе на кровати. Арина растянулась звездой посередине, а Паша около нее, клубочком. Отлегло, ей-богу. Подошел к кровати, опустился на пол. И смотрю-смотрю на них и в груди растекается тепло, нежность. Мои.

Чтобы не разбудить девчонок своим присутствием, выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь. Прохожу на лоджию. Скидываю пальто на кресло. Я ведь так и не разделся. Нужно покурить. Нервы сдали. А сейчас, того и гляди, крышечка съедет.

Достаю заныканную пачку, выбиваю сигарету, там же и зажигалка. Зажимаю губами фильтр, высекаю огонь и прикуриваю. Затягиваюсь. Все, кажется, отпускает. Закрываю глаза, упираюсь лбом о холодное стекло, выдыхаю дым.

За спиной послышался шорох. Открываю окно, надымил. Половина сигареты истлела. Скидываю пепел. И тушу остатки сигареты в пепельнице. Оборачиваюсь.

– Привет, – улыбаюсь, увидев Пашу. Но от ее вида моя улыбка слетела моментом. Глаза красные, нос такой же. – Что случилось? – блять, это адовы качели.

Молчит, поджав губы. Смотрит на меня, сверлит своим темным взглядом.

– Натан, – ее голос хрипит. – Натан, скажи, – всхлипывает. – Я тебе нужна? Или только из-за ребенка ты со мной? Я не знаю, может, я что неправильно понимаю, – на глазах появляются слезы и они срываются одна за другой.

Происходящее разрывает меня на ошметки. Размазывает к чертям. Кто? Кто, блять, посмел обидеть мою девочку?

– Маленькая, – шагаю к ней навстречу, выходя с лоджии. – Иди ко мне, – хватаю ее за руку и притягиваю к себе. Она тут же доверчиво льнет ко мне и всхлипывает, не сдерживая слез. – Люблю тебя, милая. Люблю, слов нет, как выразить. Ты что? – заставляю посмотреть ее на себя, обхватив щеки ладонями. – Что случилось? Почему такие вопросы?

– Ты с Воеводиной спал? – спрашивает, смотря прямо в глаза.

– С кем? – не сразу до меня доходит. Причем тут эта чокнутая?

– С Миленой? – уточняет и замирает, будто дышать перестает. – Я все пойму, только скажи правду, – поджимает губы. – Пожа-а-луйста, – тянет.

Мозг тут же начинает генерировать мысли, с чего вдруг это имя всплыло и прозвучало из милого ротика Паши.

– Нет. Я клянусь тебе, не спал я с ней. Да, черт возьми, я не был монахом в твое отсутствие, но ни одних отношений у меня не было. Да, блять, я даже не целовал ее ни разу. Ни разу! И в мыслях не было, чтобы трахнуть ее. Клянусь, Паш.

Она будто выдыхает с облегчением. Сама прижимается ко мне, обвивает руками за талию.

Глажу ее по спине, вдыхаю родной, любимый запах и пытаюсь понять.

– Паш, – чуть отстраняюсь, сажусь на диван, нога чуть дает о себе знать. Я и так слишком активизировался с момента снятия гипса. Усаживаю ее к себе на колени. – А теперь все по порядку.

И она рассказывает. Быстро-быстро, повторяясь, запинаясь. Волнуется. А я, слушая, медленно закипаю. Как эта тварь посмела приблизиться к моей семье? Как, блять?

– Запомни раз и навсегда. Я люблю тебя. Очень люблю. Никто не посмеет влезть в нашу жизнь. Никто, абсолютно, – обхватываю ее личико и целую. В щеки, заплаканные глаза, нос. Слизываю слезы. Касаюсь губ. Она обхватывает меня за шею и целует в ответ. Неуверенно, но так нежно. Моя. Моя девочка.

Проникаю языком в ее рот. Она отвечает. У меня рвет крышу, тормоза, все к черту. Весь мир куда подальше. Убью за нее с дочкой. Закопаю.

Понимаю, что нужно тормозить, но Паша останавливается первой.

– Мне нужно еще кое-что тебе рассказать, – охрипшим голосом говорит.

– Так, – нервно выдыхаю. – Надеюсь, это не закончится моим инфарктом?

Она робко улыбается. А глазки блестят. Щеки горят. Хочу ее. Сил нет, как хочу.

– Мне присылали фотографии.

– Какие фотографии, когда присылали? – не понимаю.

– Когда ты ездил в область на стройку, там встречался с заказчиком. Фото ваше в ресторане. Потом еще какие-то фото… Я старалась не обращать на них внимания. И вот в последний раз тебе прислали фото меня и того парня, – говорит, пряча взгляд.

– Где твой телефон? – спрашиваю резко. Но тут же осеклась. – Покажи, пожалуйста, – прошу ее. – Если ты не удалила их. Да даже если удалила, все можно восстановить.

Она вскакивает с моих колен и несётся в спальню, а оттуда уже выносит телефон. И подает мне его.

Пока Паша занята ребенком, а ужин заказан, я копаюсь в ее телефоне, изучаю фотографии и номера, с которых они были высланы.

Набираю Артема.

– Да, – отвечает быстро. – Что там у вас? Все гуд?

– Гуд, Артем, гуд, – отвечаю. – Скажи мне, есть вероятность, что удастся узнать, кто и откуда отправлял сообщения в мессенджер. Правда, срок давности приличный.

– Поясни…

Через полчаса приезжает Гаранин. Паша удивленно на него смотрит. Но Аришка очень даже рада его видеть.

– Поужинаешь с нами? – спрашивает его Паша.

Артем готов отказаться, зыркнув в мою сторону.

– Конечно, – отвечаю за него. – Милая, накрой пока на стол, хорошо? Мы обговорим пару рабочих деталей, – целую ее в висок.

В кабинете я показываю телефон Паши. Артем тут признается, что она раз спрашивала его как раз про первое фото, про заказчика. И он тогда ее успокоил. Да и забыл про это. И вот это все потянулось цепочкой друг за другом.

Артем набирает нашего СБэшника. Обещает привезти телефон через пару часов.

Затем рассказываю про появление Милены.

– Я почему-то так и думал, что она от тебя так не отступится, – хмыкает Гаранин. – Стажировка, значит, не остудила ее. Может, снова обратиться к Владимиру?

– Да уже. Позвонил, объяснил ситуацию. Да он и сам понял, что что-то происходит с его дочуркой, – качаю головой. – Я не знаю, что он там собирается с ней делать, мне срать. Но я пообещал, если хоть одна слезинка прольется из-за его дочери, я определю ее в психушку или посажу, – потираю переносицу.

– Есть у меня ощущение, что это все связано, – говорит Артем, – звонки и Милена.

– Да я тоже подумал. Но пусть проверят. Если да, то заяву смело можно катать. Надеюсь, это немного поубавит пыл избалованной девки.

Ужинаем все вместе. Артем треплется. Аришка с него глаз не спускает и улыбается, завороженно разглядывая.

– Арин, – наклоняюсь к дочери. – Нет, этот дядя слишком взрослый для тебя. Когда тебе будет восемнадцать, ему будет за пятьдесят. Он будет старым и сморщенным, – смеюсь.

– Посмотрю я на тебя в полтос, – смеется Арт.

– Честно, я даже боюсь представить, что со мной будет, когда у нее начнут появляться ухажеры. Куплю себе дробовик, – вздыхаю.

Когда Артем уезжает и обещает завтра мне доложить о том, что удастся узнать, Паша набирает ванну. Сегодня Аришку будем купать вместе, в четыре руки.

Девчонка сегодня отрывается по полной. Брызги, визг и хохот стоят на всю ванную. Мы с Пашей на коленях перед ней. Мокрые полностью. И счастливые. Кажется, напряжение между нами исчезло. Паша то и дело на меня смотрит с улыбкой.

Отпускаю девушку в душ, сам решаюсь уложить дочь спать. Девчонка долго глазеет на меня. Да, папка рядом и это непривычно. Но постепенно закрывает глазки и засыпает. Целую ее в кончик носика и, взяв радио-няню, выхожу из комнаты, прикрыв дверь.

В душе выключается вода. Ставлю радио-няню на столик и подхожу к двери ванной. Жду. У самого сердце лупит и пульс зашкаливает. Больше нет сил ждать. Замок на двери щелкает и стоит ей сделать шаг, как я тут же перехватываю, прижимаю к себе. Охает.

– Тише, – шепчу ей на ушко. А сам тащусь от ее запаха.

– Я мокрая, Натан, – начинает брыкаться, но я все ее попытки пресекаю.

Все тело сводит от бешеного желания. А на ней одно только полотенце.

– Ничего, – хмыкаю, а сам вожу носом по ее щеке.

– Ты намокнешь, – ее голос срывается на шепот.

– Не страшно, – отвечаю.

Просто дышу ею. Касаюсь ее кожи, носом, губами. Она склонила голову набок, подставляя шею моим губам, и я не заставляю долго себя ждать. Целую, жадно. Кусаю, зализываю. Слышу, как срывается ее вздох. Сердце сходит с ума. Ее руки забираются под мою футболку. Ласкают, оцарапывают. Подхватываю ее под бедра, усаживаю на себя и несу в спальню. Все, дорогая моя, хода назад нет и не будет.

Целую ее, жадно, нетерпеливо, глубоко. Запинываю за нами дверь, успев прихватить радио-няню с собой. Ставлю ее на столик, а Пашку опускаю на постель.

Она отползает от меня, а я как завороженный надвигаюсь на нее. Раздвигаю ножки, развязываю узел полотенца, убирая его подальше. Вот она. Моя красавица. В паху ноет. Член колом. Люблю ее до безумия, до помутнения рассудка. А как я ее хочу!

– Иди ко мне, девочка, – шепчу, склоняясь над ней.

И снова целую-целую-целую. Съел бы, какая она вкусная. И она отвечает, не уступая мне. Так же хочет, как и я. Так же скучала, чувствую.

– Люблю тебя, – шепчет, словно в бреду, когда я отступаю от ее губ и склоняюсь над грудью. Соски призывно торчат. Обвожу языком каждую вершинку и впиваюсь.

Выгибается дугой подо мной. Вздох срывается на стон. Ее пальчики в моих волосах. Прижимает к себе, требует ласки. Соскучилась девочка.

– Люблю тебя, боже, – стонет, мечется подо мной, вцепляется пальцами в простыни, сминая их.

Отстраняюсь, стягиваю с себя футболку, штаны, белье. Все летит на пол.

– Пожалуйста, – хнычет, тянет ко мне руки. – Натан…

Нависаю над ней, завожу руки и фиксирую их над ее головой, устраиваясь между ее ножек. Она меня сразу же обхватывает ими.

– Люблю тебя, – шепчу я, касаюсь губами ее щек, губ, носа. – Люблю тебя… Прошу, не сомневайся во мне, никогда. Я все для тебя, маленькая моя, – ловлю ее расфокусированный взгляд и толкаюсь бедрами. Ее черные зрачки расширяются, пожирая радужку. Губки раскрываются.

Толкаюсь еще и еще, погружаясь в ее горячую плоть. Высекаю из нее стоны, всхлипы, вскрики. Звонкая моя девочка.

Впивается пяточками мне в поясницу, выгибается, вцепляется ноготками в плечи. Царапает. Прижимается лбом к моему плечу. Мечется. Скулит.

Она во мне, я в ней. Растворяемся в друг друге, мешая кровь, ритм сердца, дыхание… все одно на двоих. Сейчас, когда взлетаем к самой вершине. Когда движемся по самому краю, чтобы добраться до пика сумасшедшего наслаждения. Зависнуть там. На самом краю. Сердце останавливается. Весь мир замирает, свет гаснет. Есть только мы и наша любовь.

Молнии пронзают воздух. Взрыв. И мы срываемся. Летим вместе. Стонем друг другу в губы, протяжно, надрывно.

Моя. До кончиков пальчиков на ногах. Моя.