С тобой по краю

Глава 25

Павла

Не могу уснуть. Ворочаюсь с бока на бок и сон не идет. Внутри все струны вибрируют от напряжения. Волнение накатывает, укутывая в свой прочный кокон. Пульс частит, в груди давит. Поглядываю на часы. Ровно одиннадцать. Это все из-за сбитого графика. Только из-за него. Снова поворачиваюсь. Прислушиваюсь. Аришка спит. Но у меня больше нет сил лежать. Поднимаюсь, надеваю халат и выхожу из комнаты. Отца застаю в кухне.

– А ты чего? – спрашивает и разглядывает меня.

– Не могу глаз сомкнуть, – поджимаю губы и сажусь за стол.

– Сейчас чайку плесну, – поднимается и начинает разливать чай по кружкам.

Через минуту передо мной стоит чашка с горячим чаем. Лимон на блюдце и даже креманка с малиновым вареньем.

– Чего смотришь? – усмехается.

– Не хочется, – подпираю рукой лоб и закрываю глаза. – Что-то слабость дикая.

– Ты тут у меня чего? Болеть надумала? Привез твой москвич заразу нам московскую? – хмурится.

– Да ну что ты, пап, – отмахиваюсь.

– Тогда пей и иди спать, – командует.

И я слушаюсь.

Вернувшись в спальню, снова пытаюсь заснуть. На мгновение проваливаюсь в тревожный сон, но просыпаюсь от плача Арины.

– Т-ш-ш, – беру ребенка на руки и качаю. – Ты чего, сладкая? Все хорошо, – продолжаю убаюкивать. Малышка шарит ладошкой по груди. Это наш “успокоин”. Не медля, сажусь на постель.

Пока Арина ест, закрыв глазки, думаю. Сама виновата, вся на нервах и ребенок это чувствует. Дочь словно в подтверждение моих мыслей всхлипывает пару раз. Стираю подушечкой пальца слезинки с пухленьких щечек.

Укладываю на этот раз малышку с собой на кровать. Сворачиваюсь клубочком около нее, смотрю на свое чудо и стараюсь успокоить себя. Все ведь хорошо, с чего такое безумное волнение?

Снова открываю глаза. Резко вырывает из сна. Сердце заходится от накатившей паники. Да что это такое?

Кидаю взгляд на часы. Час. Безумие какое-то. Дочь спит. Я переворачиваюсь на бок и беру телефон с тумбочки. От Натана ни сообщения, ни звонка. Забыл? Решил не беспокоить?

Захожу в мессенджер. Но последнее время визита стоит позавчерашний день. Вчера он все время был с нами и практически не отвлекался на телефон. Обкладываю малышку подушками и осторожно выхожу из комнаты. Набираю его номер. Но телефон будто выключен или не ловит сеть, звонок не проходит. Все, теперь я переживаю, и скрывать этого нет смысла.

Еще пару раз пробую набрать номер Натана, но результат тот же. Нужно позвонить Артему. Господи, номер бы его вспомнить. Закрываю глаза, прислонившись спиной к стене. Нет, это не реально. А потом вспоминаю, что номер его я занесла в черный список, а потом удалила. А вот мессенджер не чистила. И переписка должна там остаться. Пролистываю список чатов и, к своему облегчению, действительно нахожу нашу с ним переписку двухгодичной давности. Копирую номер в строку набора и нажимаю на вызов.

Гудки. Долгие гудки. И звонок срывается. Но я не готова сдаться так быстро и набираю номер еще раз. И, к моему удивлению, тут же в динамике мужской голос.

– Гаранин, – звучит строго.

– Артем, – сердце сбивается с ритма. – Артем, это Паша. Извини…

– Паша? – удивляется мужчина, на заднем фоне слышится шум.

– Да, прости, что так поздно. Не могу дозвониться до Натана. Скажи, что он доехал и все хорошо, а то уснуть не могу, – тараторю от волнения в трубку.

– Черт, Паш, – замолкает, а мое сердце останавливается на время этой секундной тишины, которая кажется мне вечностью.

– Артем, – напоминаю о своем присутствии.

– Я не знаю. Честно. Меня только разбудили, вот лечу в больницу. А мне ехать хрен знает сколько, – зло звучат слова мужчины. – Никто, блять, говорить со мной не хочет.

Мое сердце покрывается коркой льда. Все внутри холодеет.

– Какая больница? Адрес, – прошу его.

– Давай без резких движений, а? – просит тут же.

– Гаранин! – кричу в трубку. – Адрес!

И он называет мне адрес областной больницы. Это что же получается, Натан и до Москвы не доехал?

Я срываюсь с места, хожу по коридору, набираю номер службы такси.

– Что у тебя стряслось? – из своей комнаты выглядывает отец.

– Натан в больнице. Что-то случилось. Гаранин ничего не знает, сам едет к нему. У меня руки трясутся, боже, – роняю телефон.

Отец его быстро поднимает и дает мне. Там уже ответил диспетчер. Прошу машину и называю адрес. Обещают, что будет через десять минут.

– Пап, последи за Аришей, пожалуйста. Я не могу сидеть и ждать новостей от Гаранина, – мечусь по квартире.

Одеваюсь на ходу. Сесть нет сил.

– Погоди, – тормозит меня, схватив за руку. – Я поеду. А ты с дочерью оставайся.

– Да не могу я! – чуть не вскрикиваю, но вовремя одумавшись, гашу громкость. – Не могу! Боже, – всхлипываю. – Ведь чувствовала что-то, зачем его отпустила?

– Так, ты давай его не хорони раньше времени, – рычит отец. – Еще ничего не известно.

– Неизвестность хуже истины, – надеваю ботинки.

– Успокойся, – приказывает отец. – Ты подумай о дочери. У тебя от таких нервов молоко пропадет! С ума сошла, что ли? Рано я обрадовался появлению муженька твоего, видимо, – качает головой и подает мне пальто. – Не успел появиться, весь мир твой переворачивает, – причитает.

Я зажмуриваюсь, хватаясь рукой за стену.

– А ну, сядь. Сейчас чаю горячего налью, – снова звучит строго.

– Да у тебя чай, что ли, панацея от всех бед и болезней? – не выдерживаю и возмущаюсь.

– Сладкого, крепкого, – уже звучит из кухни. Как колдовство какое-то. Хмыкаю, еле сдерживая слезы. – Упадешь еще в обморок, мне этого не надо, – быстро возвращается и вручает мне в руки горячую чашку. – Давай, пей.

– Там машина пришла, пап.

– Пей, иначе не отпущу.

Приходится послушаться. Делаю пару глотков. Чай терпимо горячий. Сладкий и безумно вкусный.

– Все, папа. А то мне не больницу искать, а кусты по дороге, – возвращаю чашку и, натянув шапку, хватаю телефон и выбегаю из квартиры.

Машина уже ждет у подъезда. Сажусь в салон и называю адрес. Прошу водителя побыстрее. Сама забиваю навигатор, чтобы посмотреть время в пути. Показывает один час. Делать нечего, нужно как-то себя успокоить.

Но у меня совершенно не получается!

***

Час длится вечность. Целую вечность! Ее нельзя преодолеть, сидя на месте. Да, машина движется, но я сижу. И ускорить не могу, вообще ничего не могу.

Озноб прокатывается вдоль позвоночника. Мне хочется кричать! Бежать! Быстрее, еще быстрее. Но по факту сижу. А внутри душа рвется.

Кручу телефон в руках. Звонить некому. Артем еще в дороге. Может получиться так, что приеду раньше него.

Одна мысль сменяет другую. Виски взрываются болью. Утыкаюсь лбом в прохладное стекло и закрываю глаза.

Вспоминаю наш первый поцелуй после расставания. Горячий, яркий, искренний. В руках его я чувствовала опору. Мне ее очень не хватало все это время. Если бы не отец и Жанка, не знаю, что было бы с нами. А его дыхание у моей щеки, а его взгляд? Боже, он так на меня смотрел эти полтора дня, что провел со мной и дочерью. Что было бы, если я рассказала бы ему о беременности? Как он повел бы себя? Конечно, не отказался. Уверена. Но смотрел бы на меня так, как сейчас? Может, нам и нужно было это время, чтобы понять, как мы нужны друг другу?

Ругаю себя, что отпустила его. Зачем? Чувствовала же, что нельзя. Но не остановила. Упрямство! Хочется биться башкой о стену и вставлять-вставлять-вставлять мозги на место. Потому что ведемся на эмоциях. А они никогда не дают принимать верные решения.

Господи, лишь бы было все хорошо. Лишь бы был жив. Я все сделаю, чтобы у нас все было хорошо. Он же любит. Верю ему. И я, я тоже люблю. Все еще. Эти чувства скинули оковы и воспряли в груди, распирая от безумного спектра. Стоило только увидеть его, только понаблюдать, как он смотрит на дочь. Как смотрит на меня.

Какие же мы бываем дураки, что не говорим, не признаемся тогда, когда есть возможность. Ведь ее больше может и не быть.

– Еще минут десять и будем на месте, – в мой хаотичный водоворот мыслей врывается голос водителя. – Сегодня тут неподалеку была жуткая авария. Там машин – тьма, – продолжает говорить, ввергая в меня в страшный ужас. – Погибшие есть.

Цепенею. Пальцы холодеют и ладони становятся влажными от холодного пота.

Не могу сказать ни слова. Лишь быстро расплачиваюсь трясущимися руками и на ватных ногах направляюсь в больницу.

– К вам сегодня ночью поступил мужчина. Мне нужно узнать, что с ним, и увидеть его, – говорю быстро еле шевелящимся языком. Оцепенение от страха не отступает.

– После аварии, что ли? – спрашивает медсестра.

Молоденькая девушка, примерно моего возраста. Да вот только я себя сейчас ощущаю старой и жутко уставшей.

Киваю.

– Фамилия, имя пострадавшего и кем вы приходитесь, – тараторит она.

– Грозовский Натан Максимович. Я его жена, – говорю уверенно, минуя тот факт, что мы в разводе.

– Ваш паспорт, пожалуйста, – вскидывает на меня взгляд.

Лезу в карман, вынимаю документ и подаю его. Благо фамилию не меняла и штамп о разводе так и не поставила.

– Да, – возвращает мне паспорт, я его быстро прячу в пальто. – Поступил такой. У нас тут замес жуткий был.

Они издеваются, что ли?

– Да вы не волнуйтесь, – улыбается, видимо, заметив мое состояние. – Думаю, вас к нему пустят. Он, правда, без сознания был. Но там врач, сможете с ним поговорить, – продолжает болтать девушка. – Третий этаж, травматология. Там вас сориентируют.

– Спасибо, – еле выговариваю.

– Только халатик накиньте, – просит медсестра.

Я срываю один с вешалки и тороплюсь к лестнице. Как преодолеваю три этажа, не знаю. Не шла, летела. Отделение травмы встречает шумом и руганью.

Замираю в просторном коридоре. Где-то явно сильно ругаются.

– Нет! – вылетает из палаты в это время мужчина в синем врачебном костюме. – Невозможный пациент. Только что был без сознания, теперь права качает, – возмущается он. – Дай мне документы его, надо с родней связаться. Разнесет мне тут все.

– Здравствуйте, – подхожу ближе к посту. – Я к Грозовскому, мне внизу сказали, что он в этом отделении, – говорю и вижу, как врач замер.

Смотрит на меня, потом на бумаги, что дала ему медсестра, и снова на меня.

– Вы кто? Вернее, кем ему приходитесь? – вздернув бровь, интересуется.

– Жена, – сглатываю, не понимая такой реакции.

– Спасительница вы наша, – на лице мужчины после недолгой заминки расцветает улыбка. Подхватывает меня под руку и тянет за собой. – Только пришел в сознание. Орет как потерпевший. Но не можем мы его отпустить сейчас и телефона его нет, уже объясняем по сотому кругу. Вот, – подводит меня к той палате, из которой буквально минуту назад сам вылетел – Полюбуйтесь.

И я смотрю. Смотрю, как этот невыносимый мужчина с пластырем на лбу и с гипсом на левой ноге пытается настроить костыли и встать на ноги с их помощью. Матерится отборным матом. Впору уши затыкать. Но я не могу от него отвести глаз. Они мгновенно наполняются влагой, которая капля за каплей срывается с ресниц и стремительно катится по щекам.

– Видите? – над ухом раздается голос врача. – Ему покой нужен. А он скачет, – фыркает мужчина.

В этот момент Натан поднимает голову и застывает взглядом на мне.

– Так, оставлю вас одних. Повлияйте, пожалуйста, на своего супруга. Ему предстоит восстановление, а не скачки на костылях, – качает он головой и выходит из палаты, закрыв за собой дверь.

А мы так и стоим, смотрим друг на друга. Мое сердце рвется от счастья, что живой и почти целый. Нога не беда. Зарастет. Главное, что вот он, руку протяни только. Чувствую, как меня начинают отпускать тревога и волнение. Озноб прокатывается волной по телу. Голова тяжелеет и тело будто свинцом наливается.

– Пашка, – первым нарушает тишину Грозовский.

А я срываюсь с места и влетаю в его руки. Костыли падают, а мужчина еле удерживается на здоровой ноге.

– Черт, – отстраняюсь.

– Вернись, – приказывает и я слушаюсь, снова окунаясь в его нежные и крепкие объятия.

Меня прорывает. Слезы не контролируемые. Всхлипываю и рыдаю ему в плечо. Натан поглаживает меня по спине. Чувствую его дыхание в волосах. Но остановиться не могу. Вот он, рядом, такой родной, такой…

– Ненавижу тебя, – всхлипываю, чуть отстранившись, заглядываю в его лицо.

А он смотрит на меня своими омутами и улыбается. Бесит! Прибить охота!

– Ненавижу, слышишь? – ударяю кулачком его в плечо. – Я что только ни успела передумать! Я переживала, волновалась. Я ночь не спала! А ты тут, – снова всхлип вырывается, – костылями балуешься.

– Ну ты чего? – ухмыляется гад. И смотрит на меня так, что ноги подкашиваются.

– Как ты? Почему врачей не слушаешь? – и снова реву.

Натан прижимает меня к себе крепче. Боже! Я ведь даже представить боюсь, что бы со мной было, если бы…

– Тише, маленькая, – обхватив затылок руками, целует в макушку, в висок, щеки.

Что-то шепчет, ласковое, нежное. Затихаю, подняв голову, снова смотрю в его глаза. Они чернеют. Две бездны меня затягивают. Натан чуть наклоняется и целует в губы. Мягко, трепетно, нежно. Но вскоре поцелуй перерастает в безумие. Мы друг друга чуть не потеряли и словно это вспомнили только что. Ударяемся зубами, кусаем, зализываем. Дышать нечем, воздух заканчивается и приходится прервать поцелуй, так как легкие не справляются, горят.

Натан чуть покачнулся. Зажмурился.

– Боже, дура-то какая, – ругаю себя. – У тебя нога. Сядь, пожалуйста, – прошу его. И он послушно опускается на край больничной кровати.

Я сажусь рядом. Мы все еще обнимаемся. Чувствую его дрожь. Но что-то мне подсказывает, что это не от эмоций.

– Болит сильно, да? – спрашиваю и смотрю на гипс.

– Кажется, обезболивающее отпускает.

– Я позову врача, – вскакиваю, но Натан перехватывает меня за руку и усаживает обратно.

– Не смертельно. Главное, что ты тут. Мое лекарство от всего, – улыбается.

***

Я не знаю, сколько проходит времени, когда в палату открывается дверь и в нее буквально влетает мужчина.

Завидев его, улыбаюсь.

Гаранин. Все такой же, эффектный, высокий, с пронзительным взглядом.

– Я тут лечу, нарушая все правила дорожного движения, – застывает, разглядывая нас. – А они тут целуются. Живой, значит, – хмыкает.

Я поднимаюсь с больничной кровати и иду к нему.

– Привет, – здороваюсь я.

Артем разводит руки и заявляет:

– Иди уже, обниму, – и лыбится.

Позволяю ему меня заключить в дружеские объятия.

– Вообще-то я живой и здесь, – доносится недовольное ворчание Грозовского. – И ты, Арт, распускаешь руки. Это моя жена. Не забывайся.

– Бывшая, – уточняет Гаранин. – Или вы за эти пару дней и расписаться успели? – его бровь взлетает вверх.

– Нет, я сейчас абсолютно свободна, – поддакиваю.

– Сейчас встану же, – шутливо рычит мой тайфун.

– Все-все, – Артем примирительно поднимает руки вверх. – Не злим нашего пострадавшего, – подмигивает мне.

Я возвращаюсь к Натану, тут же попадая в его крепкие руки, и получаю поцелуй в висок.

– Как и что произошло? – садится на стул у небольшого стола.

Вид у него, несмотря на всю излучаемую энергию, потрепанный. Только сейчас это понимаю.

– Потом, – отмахивается мой мужчина. Мой же? Мне все еще не верится в происходящее.

– Никаких потом, – возражаю. – Водитель такси говорил про аварию не с одной машиной. Что произошло? – поворачиваюсь к нему.

– Да ничего необычного, – пожимает плечами и снова морщится. – Молодняк, видимо, вырвался на свободу. Гнал с сумасшедшей скоростью. Пролетел мимо меня. Но, не справился с управлением, задел одну машину. Вторая не успела затормозить. В общем, так и попал в замес. Следом припечатались в меня, когда ударил по тормозам. И все. Говорят, отключился. А я не помню, что было потом. Очнулся тут. Уже с гипсом и вот, – касается пальцами пластыря на лбу. – Чуть мозги не раскидал, – улыбается.

– Смеется он, – качаю головой, а у самой внутри от леденящего ужаса все сжимается.

– Ладно, – вздыхает Артем, снова разглядывая Натана. – Надолго тут? – спрашивает. – Я так понимаю, мой отпуск сегодня завершился скоропостижно.

– Ты в отпуске? – удивляюсь.

– Был. Как видишь, твой бывший супруг решил мне его сократить.

– Вообще, у меня для тебя не только плохие новости, – приобнимает меня Натан, притянув к себе. – Есть еще и радостные.

– Так-так, – хмыкает Гаранин. Его взгляд скачет от меня к Натану и обратно. – Ну? Приглашаете на свадьбу?

– Об этом мы еще поговорим, – уклончиво заверяет Грозовский. – Я стал папой.

Артем замирает. Хмурится. Потом кидает взгляд на меня, на мой живот и снова на Натана.

– Не понял юмора. Пока был в отключке, что ли?

– Арине год и четыре месяца. Дочь у нас с Пашей, – и улыбается.

– Да ни фига себе, – восклицает и снова смотрит на меня. – И ты молчала? – с долей возмущения.

– Стоп, – тут же тормозит его Натан.

– Нет, я не к тому, – снова вскидывает руки. – Ну вы, блин, даете, ребята. У меня будто не отпуск был, а торчал в глуши какой-то. Тут то чуть начальства не лишился, потом выясняется, что этому седому старику, – указывает на Грозовского пальцем, – теперь есть для кого жить, работать и отдыхать наконец-то! – поднял голову к потолку. – Спасибо. Дожил.

Я не смогла сдержать смех. Я правда очень старалась. И прыснула, прикрыв рот ладошкой.

– Клоун, – тяжело вздыхает Натан и качает головой. – Что с него взять? – смотрит на меня, улыбаясь.

В дверь стучат и в палату заглядывает медсестра.

– Попрошу посетителей освободить палату. Больному пора отдыхать. Уже очень давно пора отдыхать, – повторяется, строго зыркнув на мужчину. – Надеюсь, что теперь шуметь не будет.

– Не будет, – заверяю я. Целую Натана в щеку и поднимаюсь с кровати.

– Хорошо, – Артем встает. – Паш, пойдем, – зовет меня.

А я так не хочу уходить. Сил нет снова расставаться. Только успокоилась и вот снова.

– Арт, – окликает его Натан. – Помоги Паше, если что нужно.

– Не вопрос, – кивает тот и, взяв меня под руку, выводит из палаты.

Артем вызвался отвезти меня домой. На часах шесть утра.

– Да уж, – выдыхает Артем, тем самым нарушая тишину. – Я, честно, рад тебя видеть. Даже не сразу понял, что это ты звонишь. Хотя оно и понятно, мне за полчаса до твоего звонка сообщили знакомые. Скинули сводку по дорожным происшествиям. Там машина Грозовского. Думал, поседею, когда в больнице ничего о нем не сказали, – молотит пальцами по рулю.

Молчу, не знаю, что на это сказать.

– И дочка у тебя есть, – поворачивается ко мне, мазнув взглядом. – Не сказала ничего. Ладно, – тут же резко звучит. – Не мое дело. Сами во всем этом разберетесь.

Я немного не пойму его раздражительность. Может, от того, что устал?

– Я виноват перед тобой не меньше Грозовского.

– Прекрати, – прошу его остановиться.

– Нет, выслушай. Знаешь, как тяжело жить своей жизнью и делать вид, что ничего не беспокоит, что ничего не случилось. А ведь если бы не я, ничего этого не было бы.

– Тогда у меня не было бы дочери, – делаю вывод. – Нет, – качаю головой. – Пусть будет так, как есть. В этом есть свои плюсы.

– Резонно, – соглашается. – И все же. Я причастен к вашим страданиям, хоть и косвенно. В общем, – надо же, ему непросто говорить. Мне всегда казалось, что у него все просто. Будь то выполнить поручение начальника или сказать нужные слова. Таким я его еще не видела. Ведь в начале нашего с ним знакомства он произвел впечатление балагура и бабника. – Прости меня, виноват. Где-то не надавил на него, где-то… да, блять, – ударяет ладонью по рулю и поворачивает ко мне голову, стреляя взглядом. – Я мог бы тебя найти. Узнать, как ты…

– Да что теперь говорить? – усмехаюсь. А у самой внутри все болит. Как оно было бы, если бы…. да “бы” мешает. – Все так, как должно быть.

– Знаешь, – он морщится и замолкает. А ведь что-то хотел сказать.

– Что?

– Ничего. Забей, – шумно выдохнул.

Набираю отцу, когда въезжаем в город.

– Пап, я скоро буду дома. Все хорошо. Живой и даже почти цел. Поставь чайник, пожалуйста, – мажу взглядом по уставшему Гаранину. – Мне тут одного человечка нужно кофе отпоить.

Подъехав к дому, Артем глушит двигатель. Я выхожу из машины. Он не торопится.

– Ну? – смотрю на него. – Чего сидим? – спрашиваю.

– Рань такая. У тебя там ребенок, – мнется.

– Ну не Карабас же Барабас, – усмехаюсь. – Когда это ты, Артем, стал таким… – не могу подобрать слова. – Щепетильным, что ли.

– Старею, – растягивает губы в улыбке.

– Пойдем, старичок, – и закрываю за собой дверь.

Гаранин выходит следом и, заблокировав машину, догоняет у подъезда.

– Пап, у нас гости, – говорю тихо, заходя в квартиру.

Отец выходит из кухни.

– Все хорошо, – говорю снова. – Натан почти не пострадал, – обнимаю отца.

– Ну, слава богу. А то посмотрел новости в Интернете, чуть не поседел. Там жуть какая, – качает головой и выпускает меня из рук.

– Знакомься, это Артем. Помощник и друг Натана. Вот, привез меня. Не отпускать же его с пустым желудком, да?

– Приятно познакомиться, – отец пожимает руку Гаранину. – Проходите, там все грею.

И вот сидим мы втроем на кухне. Папа на скорую руку яичницу приготовил, настрогал овощей. В воздухе витает запах ароматного кофе.

– Главное, что все живы, – завершает отец. – Нечего жалеть. Самому сложно бывает смириться с тем, что было. Но время нам не подвластно. Так что, ребята, нос выше. Еще вся жизнь впереди.

Из комнаты послышался голос Аришки.

– Сейчас, – подскакиваю с места и бегу в комнату.

Аришка уже возится в кроватке и встает. Ждет, когда ее возьмут на руки.

– Мама дома, – прижимаю ее к себе, вдыхая родной, любимый запах. – Сейчас покормлю тебя и пойдем к дедушке и дяде Артему, знакомиться.

Спустя пятнадцать минут мы готовы. Выходим из комнаты, заходим в кухню, где сидят мужчины.

– Привет. А вот Арина Натановна, знакомьтесь, – улыбаюсь.

– Обалдеть! – поднимается со стула Гаранин. – Натановна, ты ли это? – улыбается.

И его заразительной улыбке малышка улыбается в ответ.

– Дя, – выдает Аришка и тянет ручки к Артему.

Нет, этот ребенок не перестает меня удивлять.

– А девочка у нас любит мужское внимание, – подмечает отец.

– Да мое внимание грех не любить, – довольно заявляет Артем, забирая у меня с рук Арину.

– Кому-то, видимо, тоже пора обзаводиться потомством, – намекаю я, видя, как Артем контачит с ребенком.

– Я могу быть крестным. Но не больше, – хмыкает. – Я, дети, семья – нет, этот пазл не складывается.

– Ой, – фыркаю, – не зарекайся.