Секреты утра

Глава 1 Новое приключение, новый друг

Мы покинули самолет и вошли в аэропорт, госпожа Леви увидела сына и дочь и помахала им рукой. Они подошли, обняли и поцеловали ее. Я смотрела на них и мечтала о семье, которая с тревогой ожидала бы моего прибытия. Как замечательно, должно быть, чувствовать после поездки, что есть те, кто любит вас, ждут, скучают без вас. Я мечтала. Но как достигнуть этого?

Госпожа Леви, найденная своим семейством, забыла обо мне. И я отправилась вместе со всеми пассажирами за багажом. Подобно маленькой девочке, впервые попавшей на ярмарку.

Я смотрела на все широко отрытыми глазами. На большие, красочные рекламные щиты Нью-Йорка. Там была жизнь, о которой я мечтала. Эти звезды, когда же я окажусь среди них? Так ли уж несбыточна моя мечта, что однажды я буду изображена на одном из этих красивых плакатов?

Я продолжала спускаться вниз по коридору, пристально разглядывая огромную рекламу perfume Elizabeth Arden. Женщины на всех постерах напоминали кинозвезд – шикарная одежда и красивые лица.

Меня преследовал голос, объявляющий о посадках и отправлениях самолетов.

Мимо меня проходили иностранцы – муж, жалующийся на что-то своей жене, мать, тянущая за собой детей. Два моряка посмеялись над моим рассеянным видом. Дальше вниз по коридору я увидела трех курящих девушек. Они были не старше меня и почему-то злобно покосились в мою сторону, заметив мой пристальный взгляд.

Никогда я не видела такое большое количество людей в одном месте сразу. И так много богатых! Мужчины в мягких темных костюмах и коричневых кожаных ботинках, женщины в изящных шелковых платьях и пальто, алмазы сверкали в ушах, стучали по коридорам высокие каблуки.

Вскоре я поняла, что заблудилась.

Я не видела ни одного человека из моего самолета.

Что если не найду водителя такси, и он уедет без меня?

К кому обратиться? Куда идти?

Мне показалось, что вижу госпожу Леви, идущую по коридору. Сердце подскочило от радости, но тут же упало, когда я поняла, что это была другая пожилая леди в похожей одежде. Но тут я заметила высокого полицейского возле газетного киоска.

– Извините. – Он посмотрел сверху вниз на меня, на его открытом как газетный лист лице отразилось изумление.

– Чем могу помочь юной леди?

– Мне кажется, что я заблудилась. Я только отошла от самолета и уже собиралась идти за багажом, но засмотрелась на рекламу и… – Его синие глаза сверкнули.

– Это все? – спросил он, сворачивая газету.

– Да, сэр.

– Сколько Вам лет?

– Почти шестнадцать с половиной.

– Хорошо, достаточно чтобы не заблудиться, если обращать внимание на указатели. Но не все потеряно. Не волнуйтесь. – Полицейский берет меня за плечо, поворачивает и объясняет, как добраться. Когда я уже отошла, он крикнул мне вслед: – Теперь идите и не оглядывайтесь по сторонам, слышите?

– Я не буду, – пообещала я.

Через некоторое время я добралась до места, где пассажиры получали багаж, и протиснулась между молодым солдатом и пожилым человеком. Как только солдат увидел меня, он отошел вправо, чтобы мне было просторней. У него были темные карие глаза и дружелюбная улыбка. Форма облегала его широкие плечи, на правом нагрудном кармане у него была лента.

– Это за меткую стрельбу, – гордо пояснил он. Я смутилась. Госпожа Леви сказала мне еще в самолете, что не стоит пристально смотреть на людей в Нью-Йорке, а я не могла от этого удержаться.

– Откуда вы? – спросил солдат.

На другом кармане была написана его фамилия, Вильсон.

– Вирджиния, побережье Катлеров, – ответила я.

Он кивнул.

– Я из Бруклина. Это – Бруклин Нью-Йорка, – он добавил со смехом. Пятьдесят первый штат. Я покинул его еще мальчишкой.

– Бруклин – штат? – удивилась я.

Он рассмеялся.

– Как вас зовут?

– Дон.

– Я – рядовой первого класса Джони Вильсон. Мои друзья называют меня Буш из-за моей прически, – сказал он и потрогал рукой коротко остриженные волосы. – Я носил эту стрижку еще до армии.

Я улыбнулась и вдруг заметила, что один из моих чемоданов проезжает мимо по транспортеру.

– О, мой багаж, – я напрасно попыталась его достать. Вильсон, ловко пробираясь сквозь толпу, схватил мой чемодан.

– Спасибо, – сказала я, когда он его принес. – У меня есть еще один. Я лучше буду смотреть во все глаза за багажом.

Джони снял свой мешок, стоящий между двумя черными чемоданами. Когда я увидел свой второй кейс, Джони опять помог мне.

– Спасибо.

– Где вы остановитесь, Дон? В Бруклине? – спросил он с надеждой.

– О нет, я еду в Нью-Йорк.

Он снова рассмеялся.

– Бруклин в Нью-Йорке. Вы хоть знаете свой адрес?

– Нет, его знает водитель такси.

– Я помогу вам отнести один из ваших чемоданов к воротам.

Он схватил его прежде, чем я успела возразить, и был уже далеко. В воротах стояли люди с табличками, на которых были написаны фамилии встречаемых, как и предсказывала госпожа Леви. Я осмотрелась, но отыскать своего шофера так и не смогла. Комок подкатил к моему горлу. Что если никто не пришел меня встретить, так и не узнав номер моего рейса? Казалось, что все знают, куда нужно идти, лишь я единственная прибыла в Нью-Йорк впервые.

– Нашел, – крикнул Вильсон.

Я посмотрела в указанном направлении и увидела высокого, темноволосого человека, стоящего с табличкой: Дон Катлер.

– Несомненно, он дожидается вас, – сказал Вильсон и повел меня вперед.

– Вот она.

– Хорошо, – кивнул водитель. – Я поставил машину напротив аэропорта, подальше от местных полицейских. – Идемте, – он едва взглянул на меня и взял мои чемоданы.

– Спасибо, – сказала я солдату.

Он улыбнулся.

– Счастливого пути, Дон, – крикнул мне вслед Джони.

Я следовала за водителем. Когда я оглянулась, рядовой Вильсон показался мне ангелом хранителем, спустившимся с небес, чтобы помочь мне. Еще некоторое время я чувствовала себя в безопасности, даже в этой огромной толпе. Будто я была снова с Джими, с кем-то сильным, кто заботится обо мне.

Как только мы вышли из аэропорта, я зажмурилась – настолько ярким было солнце. Но я была довольна, что стоял теплый, летний день. Мне казалось, что город тепло приветствует меня. Водитель такси показал мне машину, погрузил мои чемоданы в багажник и открыл дверь.

– Быстрее отъезжаем, идут полицейские, они не позволяют нам парковаться здесь. – Машина быстро тронулась с места, сделала несколько крутых виражей, мы обогнули несколько стоящих автобусов и, проехав через туннель, оказались на открытом шоссе.

– Впервые в Нью-Йорке?

– Да.

– Здесь можно хорошо заработать, но лучше бы я жил где-нибудь в другом месте. Знаете, что я хочу этим сказать?

Я не знала, ждет он ответа или нет.

– Нужно жить по правилу: живи и позволяй жить другим, и все будет о'кей. Я говорю это вам, я говорю это собственной дочери. Когда идете по улице, смотрите прямо и не не слушайте никого. Знаете что это означает? – спросил он снова.

– Да, сэр.

– У вас будет все в порядке. Вы напоминаете шикарный торт, и вас ждет хорошее соседство. Но учтите, в Нью-Йорке все предельно вежливы, даже грабители говорят: «Извините, не найдется ли у вас 10 долларов?» – Он пристально посмотрел на меня в зеркало, желая обнаружить, какой эффект на меня произвели его слова. – Всего лишь шутка, – добавил он смеясь.

Он занялся радио, а я принялась разглядывать небоскребы, мечтая надолго сохранить первое впечатление от Нью-Йорка. Все казалось подавляющим. На что же бабушка Катлер в действительности надеялась, планируя мою поездку? Я не понимала. Она думает, что я запаникую и буду умолять вернуть меня обратно? Или она надеется, что избавилась от меня, от моих «подозрительных глаз» навсегда? Сердце мое сжалось от тоски. Нет, я была также сильна как и бабушка, даже сильнее.

Мы проезжали по центру города. Я не могла остановить свой взгляд на чем-либо. Здания такие высокие, и так много людей на улицах! Автомобильные гудки беспрерывно ревели, водители кричали друг на друга. Люди перебегали улицы, как будто намеревались кончить жизнь под колесами автомобиля. И богатство! Все капиталы мира были здесь, о каких я только читала и слышала.

– Вы собираетесь свернуть себе шею? Так вы сделаете это, – предрек водитель. Я покраснела. Мне не было видно, что он наблюдает за мной. – Знаете, когда вы станете настоящим жителем Нью-Йорка? – спросил он, взглянув на меня через плечо. Я отрицательно покачала головой. – Когда перестанете озираться. – Он рассмеялся, я сообразила, что это была шутка, но все равно не поняла ее. Я предполагала, что мне предстоит длинный путь прежде, чем я стану жителем Нью-Йорка.

Скоро мы выехали на спокойные улицы, где люди одевались лучше и было чище. Фасады зданий выглядели новыми. Наконец мы остановились перед домом из коричневого камня, обнесенным черной железой оградой. Двойные двери были высокими, из прекрасной темной древесины моренного дуба. Водитель вышел и поставил мои чемоданы на землю. Я покинула автомобиль и осмотрелась. Это должно стать моим новым домом на длительный срок, так я подумала.

Два самолета поднимались в глубокое синее небо с маленькими, редкими облаками. Перед нами был маленький парк, и вдали между деревьями виднелся водоем. Я не могла оторвать взгляд и, на какой-то момент, забыла, что водитель все еще стоит возле меня.

– Плата за проезд, – заявил он, – еще не чаевые.

– Чаевые?

– Конечно. Всегда нью-йоркским водителям дают чаевые, не забудьте это. Вы можете забыть что-нибудь другое.

– Ох! – Я открыла свой кошелек и на мгновение задумалась, сколько же ему дать?

– Бакс будет достаточно, – сообщил он.

Я протянула.

– Благодарю. Удачи. Возвращаюсь к делам, – добавил он и быстро укатил.

Я направилась по цементной дорожке, взошла на крыльцо и позвонила. Дверь долго не открывали, я уже стала думать, что звонок не работает, или никого нет дома, через некоторое время я позвонила снова. Наконец дверь открылась, на пороге стояла высокая статная женщина, на первый взгляд ей было около пятидесяти. Она стояла прямо, расправив плечи как на картинке из учебника для манекенщиц, сквозь ее коричневые волосы пробивалась седина. На женщине была длинная цвета морской волны юбка и розовые пуанты. Ее блузка была усыпана яркими тяжелыми цветами, на шее были бусы из драгоценных камней. В одном, правом ухе была серьга с теми же камнями, я бы удивилась, если бы она догадалась, что в левом ее нет. На лицо был нанесен сильный вечерний макияж, ресницы были длинные, накладные. Она медленно осмотрела меня с ног до головы, потом кивнула как бы в подтверждение какой-то своей мысли.

– Я полагаю, вы – Дон, – сказала она.

– Да, госпожа.

– Я – Агнесса, Агнесса Моррис, – представилась она.

Я кивнула, это имя было указано в инструкции, но она по-видимому ожидала от меня другой реакции.

– Берите багаж и следуйте за мной, это не гостиница и носильщиков у нас нет.

– Да, мадам, – ответила я.

Меня обдало сильным запахом духов, напоминающих жасмин. Я вошла в прихожую, там был вишневый пол, покрытый выцветшим изношенным ковриком. Когда мы прошли коридор, я услышала бой часов.

– Господин Феербенк приветствует вас, – Агнесса показала на высокие напольные часы. На их циферблате были римские числа и толстые черные стрелки, похожие на пальцы.

– Господин Феербенк? – смущенно переспросила я.

– Дедушкины часы, – сказала она как об общеизвестном факте.

– Я многим вещам даю имена актеров, с которыми работаю. Это делает дом более… более… – она смотрела, как будто искала в воздухе подсказку. – Более родным. Да? Я не права? – ее глаза стали маленькими, и она сжала губы так, что они побелели.

– О, да! – согласилась я.

– Я ненавижу людей, неодобряющих что-либо только потому, что они не думали об этом раньше. – Она протянула руку в сторону часов, как будто там действительно стоял человек и прошептала, – Ромео! О, Ромео. – Я поменяла руки, чемоданы были тяжелы, но Агнесса, казалось, забыла обо мне.

– Мадам. – Она посмотрела на меня и в ее взгляде ясно читалось: «Кто ты, чтобы прерывать меня?»

– Итак продолжим, – сказала она, направляясь в холл. Перед нами оказалась балюстрада. Серый ковер был таким же потертым как и в прихожей. На стенах висели портреты актеров и актрис, певцов и балерин, проекты декораций и зарисовки мизансцен. В общем холл был довольно уютен. Агнесса остановилась перед входом в правую комнату.

– Это зал. Здесь мы принимаем гостей, пойдем, сейчас состоится наш первый серьезный разговор, чтобы избежать дальнейших недоразумений, – она улыбнулась. – Я полагаю, вы голодны.

– Да, – кивнула я. – Я только что из аэропорта, и в самолете я ничего не ела.

– Время завтрака прошло, и я не нахожу удобным беспокоить по любой надобности госпожу Лидди, она не рабыня.

– Мне жаль, – не зная, что сказать, ответила я, чувство голода, терзавшее меня, было ужасным.

– Продолжим.

– Спасибо, – я направилась к выходу.

Она схватила меня за плечи и остановила.

– Нет. Всегда держите свою голову высоко, когда покидаете комнату, – продемонстрировала Агнесса. – Всегда ощущайте себя на подмостках. – Она уже спускалась по коридору.

После ее ухода я вернулась в комнату, слабый рассеянный свет располагал к раздумью. В комнате стоял диван и гармонирующие с ним стулья с высокими спинками. На журнальном столике были раскиданы старые театральные программки. В углу стоял величественный дубовый стол с материалами оперы «Мадам Баттерфляй». В другом углу комнаты стояло фортепиано, оно было открыто, на пюпитре стояли ноты с концертом Моцарта, который я играла в Ричмонде. Мои пальцы вспомнили эту музыку. Полки на стенах были заполнены пьесами, старыми романами и вещами, напоминающими о театре: реквизит, старые карнавальные маски, кастаньеты, и над всем этим надпись: «Приверженный мне Рудольф Валентино».

Мой взгляд упал на фотографию юной Агнессы Моррис, я взяла ее в руки, чтобы лучше рассмотреть. Без тяжелого макияжа она выглядела прекрасной.

– Вы не должны брать вещи без разрешения. – Я подскочила от резкого голоса Агнессы, стоявшей возле двери со скрещенными на груди руками.

– Извините…

– Я не хочу, чтобы студенты чувствовали себя как дома здесь, они должны уважать мою собственность.

– Мне жаль, – сказала я, – возвращая на место фотографию.

– Многие мои вещи не имеют реальной стоимости, но дороги мне как память. – Агнесса подошла к фотографии.

– Это красивый портрет, – заметила я, и ее лицо смягчилось.

– Эта фотография была сделана, когда я впервые вышла на сцену, она многое мне напоминает сейчас.

– Правда? Вы выглядите на ней такой юной.

– Я была не старше тебя, – глаза Агнессы затуманили воспоминания. – Я работала с великим Станиславским, играла Офелию в Гамлете, в газетах появлялись восторженные рецензии. – Я не могла понять ее, так как никогда не слышала о Станиславском. – Садитесь, – резко сказала Агнесса. – Госпожа Лидди скоро принесет вам чай с бутербродом.

Я присела на диван.

– Я немного информирована о вас, – Агнесса поджала губы и как фокусник достала письмо из складок юбки.

«Неподходящее место для письма», – подумала я, но тут же мое сердце упало, я заметила, что это фирменный конверт Катлеров.

– Это от вашей бабушки, она решила представить вас.

– О?!

– Да. – Агнесса подняла глаза и посмотрела мне прямо в лицо. – Она сообщила о некоторых ваших проблемах.

– Моих проблемах?

Что же сообщила бабушка Катлер? Почему? Ухитрилась ли она испортить мнение обо мне еще до приезда? Может, она хотела только удостовериться, сумею ли я воплотить свою мечту?

– Да, – кивнула Агнесса, – о ваших проблемах в школе, как вас вынуждены были переводить из школы в школу из-за обычных возрастных проблем.

– Она сообщила вам это?

– Да, и я довольна, что она так поступила.

– Но у меня не было неприятностей в школе, я всегда хорошо училась…

– Нет смысла пытаться что-либо отрицать, здесь черным по белому все написано, – Агнесса потрясла письмом. – Ваша бабушка очень уважаемая женщина, и вы, наверное, разбили ее сердце, если она решилась написать такое. Вы обременяли свое семейство, особенно бабушку.

– Это не так, – возразила я.

– Пожалуй, – она театрально взмахнула рукой, – будущее все покажет.

– Покажет?

– Как вы себя поведете под моей опекой, – объяснила она.

– Что еще пишет бабушка?

– Это конфиденциально, – провозгласила Агнесса, пряча письмо обратно.

– Но эта информация касается меня!

– Это не аргумент, – сказала Агнесса и добавила прежде чем я успела возразить, – ваши неудачи в прошлом вынуждают меня назначить испытательный срок.

– Как? Я же только прибыла и еще ничего плохого не сделала.

– Однако, это – предосторожность, которой я должна придерживаться. Вы не должны нарушать одно правило, – предупредила она, покачивая указательным пальцем. – Нельзя приходить позже десяти в будни и позже полуночи в уикэнды, и я должна знать, где вы. Запрещается чрезмерный шум, любая порча имущества. Поймите, вы только гость в моем доме.

– Да, мадам, – согласилась я, – но все же, если письмо от моей бабушки и обо мне, вы не могли бы сообщить, что она пишет?

Прежде чем Агнесса успела ответить, в комнату вошла полная женщина с седыми синеватыми волосами, дружелюбным взглядом, неся поднос с бутербродами и чаем. Из рукавов синего с желтыми манжетами платья выглядывали ее маленькие пухлые пальчики. На лице женщины играла добрая улыбка.

– Это наша новая Сара Бернар? – спросила она.

– Да, миссис Лидди, это наша новая примадонна, – усмехнулась Агнесса, – Дон, это госпожа Лидди, человек, на котором действительно держится весь дом. Вы должны ее слушаться так же как и меня. Иного я не потерплю, – подчеркнула она.

– О, спасибо, мисс Моррис. Здравствуйте, Дон, – сказала Лидди, ставя поднос на журнальный столик. – Добро пожаловать.

– Спасибо.

Обе женщины посмотрели на меня, и я почувствовала себя как на сцене.

– Дон, – сказала Лидди, – большую часть утра я провожу на кухне, и если я понадоблюсь, подходите. Накрывать на стол и убирать помогают все.

– Да, – подтвердила Агнесса, пристально посмотрев на меня, – мы здесь работаем все, и девушки, и юноши, моем окна, убираем, надеюсь, дорогая, вы не будете возражать?

Я покачала головой.

Взгляд Агнессы выражал сомнения.

– Здесь мы репетируем, – голос ее потеплел. – Вы брали уроки игры на фортепиано?

– Немного.

– Хорошо, будете играть нам на наших артистических собраниях. Я их периодически устраиваю. На собраниях поют, музицируют, проигрывают этюды. Но это будет позже, когда начнется учебный год. Летом у меня проживает немного студентов, сейчас только двое. Осенью же приедут еще трое, близнецы Белдок и Дональд Росси, новичок как и вы. Триша Крамер согласилась разделить комнату с вами. Если не сможете ужиться, я буду вынуждена переселить вас на веранду или попросить уехать. Триша – восхитительная молодая леди и многообещающая балерина, и было бы ужасно, если что-нибудь ее здесь огорчит. Ясно ли я выражаюсь?

– Да, мадам.

– И особенно не хочу нарушать покой другого студента, – предупредила Агнесса, – Артура Гарвуда. – Она многозначительно покачала головой. – Он – чувствительный молодой человек, обучающийся игре на гобое. Его родители весьма известны: Бернард и Луиса Гарвуд. Они играют в оркестре филармонии Нью-Йорка. Ну что ж, вижу, что вы насладились нашей небольшой сценой. А теперь я покажу вам остальные помещения и провожу в комнату.

– Спасибо. Должна ли я отнести поднос на кухню?

– Да, но бабушка писала, что вы обычно надеетесь на слуг.

– Ложь! – воскликнула я. – Я никогда не надеюсь. Глаза Агнессы стали маленькими, и она пристально посмотрела на меня.

– Следуйте за мной на кухню. За чемоданами вернемся позже, когда я покажу весь дом.

Я проследовала за Агнессой вниз по коридору, кухня и столовая находились в другом конце. Кухня была небольшой, в центре стоял столик с табуретами, окно выходило на другое здание, так что солнце не попадало сюда даже утром, но несмотря на это все сверкало. Столовая была длинная и узкая, с большой люстрой, за обеденным столом легко могла поместиться дюжина человек. На нем стояла ваза с цветами. Я представила восседающих вокруг стола студентов и Агнессу Моррис.

– Триша убирала стол этим утром, – сказала Агнесса. – Каждый студент раз в неделю помогает Лидди, и никто не жалуется, – многозначительно добавила она.

Окон в столовой не было, но одна из стен была зеркальной, и из-за этого комната казалась длиннее и шире. На противоположной стене были фотографии известных представителей богемы. Коричневый ковер лежал на полу.

Агнесса провела меня через столовую в коридор, в дальнем конце которого, как она объяснила, располагались ее комната и миссис Лидди. Мы остановились перед дверью в комнату Агнессы, взгляд ее немного смягчился.

– Вы можете заходить в любое время, предварительно постучав. – Я была удивлена, что мне сообщили наконец что-то приятное. – Мой дом так популярен среди студентов, потому что я работала в театре, могу помочь и понять проблемы, связанные с искусством.

Иногда мне казалось, что Агнесса не говорит со мной, а играет на сцене перед большой аудиторией.

– Стучите так, – она постучала в собственную дверь. – Теперь ждите. Я сообщу когда входить. Вы медленно дюйм за дюймом откроете дверь, – сказала Агнесса громким шепотом и продемонстрировала, – я ненавижу, когда резко открывают двери.

Я еще никогда не видела, чтобы с таким трепетом показывали, как входить в комнату. За дверью я увидела занавес. Мне захотелось спросить, как нужно заходить за него, но Агнесса уже захлопнула дверь.

– Вы поняли все, что я вам сказала?

– Да, мадам.

– А теперь позвольте мне показать вашу комнату. Мы прошли через столовую и поднялись на второй этаж, там были четыре спальни и две ванные по одной на каждой стороне.

– Предупреждаю, – сказала Агнесса, остановившись перед левой ванной, – каждый в критической ситуации может пользоваться любой, но я предпочитаю, чтобы мужчины и женщины мылись в разных ваннах. У меня никогда не было проблем между студентами различных полов, потому что я все регламентировала. Мы не должны проводить слишком много времени с мужчинами, и открывать дверь, когда находимся одни. Понятно?

– Я боюсь, вы неправильно информированы обо мне! – сказала я и глаза мои наполнились слезами обиды.

– Пожалуйста, моя дорогая, чаще представляйте, что вы на сцене, и многие обиды пройдут для вас стороной. Занавес поднимется, занавес опустится, и все. Понятно? – Агнесса улыбнулась.

Я не знала, что ответить. Какой занавес? Какое использование ванн? Какие неприятности с мальчиками? Что все это означает? Агнесса открыла дверь и вошла в спальню.

– Здесь не все так шикарно, как ты привыкла, но я горжусь своими комнатами.

Я не ответила, ее впечатление обо мне уже было испорчено бабушкой Катлер. Комната была приятной, в ней были две белые кровати с ночным столиком между ними, пол не паркетный, но на нем лежал небольшой розовый коврик. На окнах были белые занавески. Были еще две вешалки и кладовка с задвигающейся дверью. Агнесса сказала, что моя кровать справа. На столе у Триши лежали учебники, ноты, фотография приятной пары, наверное родителей, и симпатичного мальчика, брата или друга.

– Я оставлю вас, чтобы дать возможность разложить вещи, – сказала Агнесса, – Триша вернется из школы через час. Помните, вы – гость в моем доме, – добавила она выходя.

Я поставила чемоданы и еще раз осмотрела комнату, которая должна стать моим домом на долгое время. Здесь было, конечно, хорошо, но как сложатся мои отношения с Тришей, это заботило меня, особенно после предупреждения Агнессы. Что если мы настолько разные, что не сможем жить вместе? Что будет с моей мечтой стать певицей?

Только я разложила вещи и спрятала чемоданы, как дверь внезапно открылась и в комнату вошла Триша Крамер, она была на дюйм выше меня, шатенка, с волосами, убранными назад в шифон. Она носила черное платье и серебристые танцевальные туфли. У Триши были ярко-зеленые глаза и ресницы как у лучших голливудских моделей, небольшой нос и слишком длинный и тонкий рот. Но великолепная фигура компенсировала любые недостатки.

– Я – Триша, жаль что я не смогла встретить тебя, у меня был урок танца, – она улыбнулась. – Я думаю, меньше чем через месяц мы узнаем друг друга.

– Хорошо бы, – кивнула я.

– Я попрошу тебя об одном одолжении, расскажи о себе. Я умираю от голода… – Она подчеркнула свои слова глазами, – я изголодалась по женскому обществу. Сейчас здесь живет только Скелет, и ты уже видела Агнессу, – Триша выразительно посмотрела на дверь.

– Скелет?

– Артур Гарвуд, но давай оставим его сейчас в покое. – Она взяла меня за руку и подвела к кровати. – Разговоры, сколько впереди разговоров. В какую школу ты ходила прежде? Сколько юношей у тебя было? Есть ли сейчас друг? Правда ли что твои родители довольно известны в Вирджинии?

Я только сидела и улыбалась.

– Может завтра сходим в кино? Ты как к этому относишься?

– Я не была в кинотеатрах, – призналась я.

– Как? – она уставилась на меня, улыбка ее словно замерзла, вся она словно подалась вперед. – У вас в Вирджинии нет электричества?

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, потом я заплакала. Возможно, это стало кульминацией. Я обнаружила, что люди, которых я любила больше четырнадцати лет, оказались не моими родителями, что семья, в которой жила, не хотела меня, что мальчик, которого я любила, оказался моим братом, интриги Клэр, все это разом нахлынуло на меня, когда я увидела девушку, которая чистыми глазами смотрит на мир и может думать о кинофильмах и мальчиках. Я поняла, как по-разному мы росли. Я никогда не была ни подростком, ни ребенком. Из-за болезни Мамы Лонгчэмп я была вынуждена стать сиделкой. Как много потеряно! Многое уже поздно! Я не могла сдержать слезы отчаяния.

– Что случилось? – спросила Триша. – Может быть, я сказала что-нибудь не то?

– Все в порядке. Агнесса предупредила, чтобы я не беспокоила тебя.

– Ох, Агнесса, – сказала Триша, глотая воздух. – Ты не должна воспринимать ее слова буквально, она же показывала тебе свою комнату?

– Да, – кивнула я, вытирая слезы, – с занавесом.

– Ты уже получила расписание своих занятий? Я достала из сумочки и показала ей методичку.

– О, английский, музыка и вокал у нас вместе, я помогу тебе, но сначала переодевайся и пошли в кафе разговаривать, разговаривать и разговаривать.

– Моя мать дала мне только вещи, необходимые для школы, у меня нет выходных нарядов.

– О, да, – Триша дала мне свою ярко-синюю хлопчатобумажную блузку.

Мы долго крутились перед зеркалом, когда же собрались выходить, Триша остановила меня перед дверью и сказала голосом Агнессы Моррис:

– Пожалуйста, дорогая, каждый раз, когда вы покидаете комнату, держите голову высоко и оттягивайте плечи назад, иначе вы не будете замечены.

Я была в Нью-Йорке несколько часов и уже имела друга!