Секреты утра

Глава 6 Знакомство с Михаэлем

Мы с Тришей были взволнованы предстоящим прослушиванием у Михаэля Саттона. Мы поднялись на полчаса раньше обычного, перемеряли дюжину блузок и юбок прежде, чем остановиться на розовых блузках и цвета слоновой кости юбках, купленных в один день, названный Тришей «Великим сафари по магазинам». Мы час за часом ходили из универмага в универмаг и мерили дорогую одежду, которую не могли купить, просто ради забавы. Одинаково одеться было идеей Триши:

– Мы будем напоминать близнецов и привлечем его внимание, – сказала она. Мы вымыли и уложили волосы, подвязав их розовыми лентами в тон помаде. От макияжа же отказались, у нас на лицах был хороший летний загар.

Так же мы надели белые носочки и бежевые туфли. Нервничая все сильнее, мы спустились к завтраку, где внимательно выслушали советы Агнессы, как вести себя на прослушивании.

– Открытый, внимательный взгляд, и что бы вы не делали, не делайте первыми, – предупреждала она.

Мы не нуждались в ее увещеваниях, ко времени нашего прибытия зал был переполнен кандидатами.

Каждому выдали номерки, по которым должны были вызывать студентов. Ричард Тейлор и одна из преподавательниц приветствовали нас.

Ричард был талантливый, несколько высокомерный юноша, его назначили к Михаэлю Саттону помощником, и он был сама предупредительность. У него был профиль Джорджа Вашингтона, очень длинные пальцы и высокий рост, в общем он был похож на подъемный кран, по всему было видно, что он пианист. Руки Ричарда, казалось, жили сами по себе, губы были яркие, будто напомаженные, на щеках проступал легкий пушок, у него были спокойные карие глаза, русые длинные волосы, собранные в хвостик.

– Берите номера и становитесь в ряд, – командовал он тонким голосом прибывшими студентами. – До конца первого тура пользуйтесь только номерами. Не будем тратить ваше и наше время.

Девушки стреляли глазами в стоящего возле пианино и погруженного в себя Михаэля Саттона.

– Сколько студентов намеревается взять господин Саттон? – спросила Триша, получая наши номерки.

– Шесть, – ответил Ричард.

– Шесть! Всего шесть, – вздохнула она.

– Это будут три девушки и три юноши? – спросила одна из девушек, стоявших позади меня.

– Все определится не полом, а способностями, – ответил Ричард, – это же не летний лагерь.

Слышавшие это студенты засмеялись, а спросившая девушка ретировалась на задний план. Покончив с формальностями, Ричард обратил внимание господина Саттона на нас, тот пристально оглядел студентов.

Я видела его портреты в журналах и газетах, но они ничто по сравнению с живым маэстро. Он был не более шести футов, широкоплеч и с узкой талией. Его темные, кудрявые волосы были коротко острижены и образовывали мягкую волну. В белой рубашке и серых брюках он выглядел изящным. Оглядывая студентов, Саттон улыбался широкой утрированной, кинематографической улыбкой.

Мы слышали, что он прилетел с французского побережья, что объясняло его сильный загар. Со стороны студенток слышались восхищенные охи и ахи. Мне казалось, что он из людей, сделавших себя самостоятельно. Ничто меня не обнадеживало, мне казалось, что я буду выглядеть серо на фоне остальных. Я боялась, что у меня может пропасть голос. Агнесса оказалась права, я была рада, что не пошла в первых рядах.

– Ну все, – начал он, – мы готовы приступить, – у мистера Саттона был мягкий мелодичный голос с сильным английским акцентом. – Сначала позвольте поблагодарить всех присутствующих, вас здесь так много, надеюсь, это не сильно разовьет мой эгоизм. Вот что я скажу, – он сделал небольшую паузу. – Я хотел бы принять всех, но, к сожалению, это невозможно. Те, кто не пройдет отбор у меня, не должен расстраиваться, я уверен, что вы будете работать со способными преподавателями, возможно, даже более способными, чем я.

Он хлопнул в ладоши, и я увидела тонкие изящные золотые часы на левом запястье.

– Все в порядке, леди и джентльмены, – продолжил мистер Саттон, – начинаем прослушивание.

Он попросил первую студентку выйти вперед. Все замолчали, наступила такая тишина, что я услышала собственное дыхание. Он задал тональность, и студентка запела. Когда она дошла до середины, он поблагодарил ее и пригласил следующего кандидата. Очередь продвигалась быстрее, чем я думала. Я заметила странное выражение в глазах у Саттона, когда запел юноша, стоявший передо мной. Мне захотелось бежать, куда глаза глядят. Он отпустил юношу, и настала моя очередь. Я вышла, и Саттон ударил меня по рукам, возможно, потому что я их сильно сжала.

– Все в порядке, – сказал он, проиграв музыкальную фразу.

Я начала петь, но горло напряглось, и я немедленно прекратила.

– Все нормально, – сказал он мягко, – попытайтесь еще.

И я запела как никогда прежде. Когда я закончила, маэстро просто кивнул, и у меня отлегло от сердца, до этого момента я и не подозревала, насколько сильно надеялась.

– Спасибо, номер тридцать девять, – сказал он и я отошла.

Когда спели все, Михаэль и Ричард Тейлор посовещались, потом Ричард вышел вперед, держа перед собой ведомость.

– Этих людей попрошу остаться. Остальным спасибо, – сказал он и огласил номера. В середине списка назвали меня, я не поверила своим ушам, ведь столькие спели лучше. Триша подошла ко мне и пожала руку.

– Ты удачлива, – сказала она.

– Впереди еще вторая ступень, – напомнила я.

– Ну что ж, попробуй. Удачи, – бросила она и ушла вместе с другими.

Для второго тура Ричард раздал нам ноты, по которым мы должны были спеть под его аккомпанемент. Михаэль сидел и слушал с ручкой и бумагой в руках. Мне досталась песня «Где-нибудь под дождем», я ее уже исполняла на концерте, когда нас посетил Эммерсон Пэбоди в Ричмонде. Мы собрались вокруг и ждали своего вызова.

– Дон Катлер, – объявила я, – «Где-нибудь под дождем».

Как только я начала петь, сразу забыла обо всем, как обычно. Я забыла, где я, кто меня слушает. Существовали только я и музыка, я летела на волшебном Ковре мелодии, который нес меня от волнений и боли, я забыла прошлое и настоящее. Я была подобна птице, парящей под небесами, ни облака, ни звезды, ничто мне не казалось далеким.

Я не открывала глаза, пока не закончила. На минуту все замерло, а потом грянули аплодисменты. Я обернулась на Михаэля Саттона, он улыбнулся и кивнул.

– Следующий, – сказал он.

После прослушивания Михаэль и Ричард еще раз посовещались. Затем непосредственно сам Саттон вышел вперед и торжественно объявил.

– Я не могу сказать, что полностью уверен в своем выборе, но он сделан. Рубикон перейден, следующие студенты, пожалуйста, останьтесь, – сказал он и огласил список. Мое имя прозвучало последним, и когда я услышала его, мое сердце наполнилось радостью, меня предпочли многим талантливым студентам. Что скажет бабушка Катлер, когда узнает об этом? Я даже не могла представить. Никогда в самых смелых мечтах своих я не могла представить то, что дала мне реальность. Я буду одна из студентов Стейчен играть на уикэнде Мастеров, и вот я одна из шести отобранных Михаэлем Саттоном!

Месть бабушки Катлер дважды обернулась против нее.

– Пожалуйста, дайте Ричарду расписание других занятий, – сказал мистер Саттон, вырывая меня из мира грез, – так чтобы мы могли спланировать наши уроки, все вместе мы будем встречаться только раз в неделю, остальное время мы будем заниматься индивидуально, – закончил он.

После того, как я дала Ричарду свой список, я собралась уходить. К Михаэлю зашли поговорить два преподавателя, он прервал их беседу, чтобы попрощаться со мной. Вдруг у меня бешено забилось сердце, перед глазами все поплыло, мне показалось, что сейчас я упаду.

– Все в порядке? – спросил вскочив мистер Саттон.

– Да, – сказала я, чувствуя себя последней идиоткой. Я почувствовала, что кровь прилила к лицу и убежала.

В фойе меня ждала Триша.

– Ты достигла этого! Я так и знала. Ты должна будешь сообщать мне все о занятиях с ним, каждую деталь, каждую минуту, – сказала она. – Я хочу знать все, что он говорит тебе.

– Ох, Триша. Он наверное считает меня большой идиоткой, я чуть не упала, выходя из аудитории.

– Действительно? Из-за перевозбуждения. Смотри, что получается… – И она представила все так, что спустя минуту я уже сама смеялась над происшедшим.

На завтра я пришла в школу на летний урок с мадам Стейчен. Я рассказала ей, как вчера прошла конкурс, но она, кажется, не слишком обрадовалась за меня. Мы уже были достаточно близки для того, чтобы я могла поинтересоваться причиной подобной реакции.

– Он не классик, – объяснила она, – он не истинный художник, он – исполнитель.

– Я не вижу различий, мадам Стейчен, – сказала я.

– Вы поймете, моя дорогая Дон. Вы однажды поймете, – предсказала она и предложила не тратить больше ее драгоценное время, обсуждая ерунду.

После занятий у мадам Стейчен я собрала ноты. У меня еще много времени до обеда, и не было никакого смысла спешить. Я наслаждалась последним августовским теплом, прохладный бриз с реки освежал мне лицо. Надо мной неслись молочно-белые крошечные облака, напоминавшие на фоне синего неба взбитые сливки.

Я присела на деревянную скамью и закрыла глаза. Теплый воздух навевал мне приятные мысли. Я увидела себя на высокой горе, поющую прекрасную песню, которую я узнала от старших студенток.

– Должно быть, вас посетила приятная мысль. – Я открыла глаза и увидела смотрящего на меня сверху вниз и улыбающегося Михаэля Саттона с красивым кожаным портфелем в руках.

– Ой, я…

– Вы ничего не должны объяснять, – рассмеялся он. – Я случайно вторгся…

– Это не вторжение, – улыбнулась я. – Все хорошо.

Он кивнул и провел перед собой, как по клавишам руками:

– Как прошел урок фортепиано? – спросил он. Я удивилась, что он так хорошо помнит список.

– Я думаю, что хорошо. Мадам Стейчен не очень щедра на комплементы, она полагает, что истинный художник не должен слышать отзывы о своей работе, он должен сам инстинктивно все чувствовать.

– Чепуха! – воскликнул Михаэль Саттон. – Каждому необходимо слышать о своих успехах и неудачах. Все мы немножечко эгоисты, и это нужно учитывать. Когда вы будете на высоте, я так и скажу вам, впрочем как и о неудачах.

Он посмотрел на скамейку и присел. Я была зачарована, мы говорили так, будто были давно знакомы. Саттон казался мягким и незаносчивым, совсем не так я себе представляла знаменитость на гребне успеха.

– Я иду в маленькое кафе за углом, выпить «кубок капуцина», не хотели бы составить мне компанию?

Некоторое время я просто смотрела на него, что такое «кубок капуцина», может быть, дословный перевод? Или название вина?

– Что это?

– Приятно называть свой обязательный дневной кофе по имени, – пояснил он.

– О, да, конечно, – согласилась я, – спасибо.

Саттон ждал этого момента.

– Если хотите присоединиться, то по крайней мере, вы должны встать, – пошутил маэстро.

– О, да, – я рассмеялась и подскочила.

Мы направились к воротам.

– Вы живете поблизости в одном из общежитий?

– Да, – мне показалось, что нас что-то прочно связывает.

– И вам нравится в Нью-Йорке? – поскольку нужно было сворачивать за угол, преподаватель взял меня за руку. Раньше я думала, подобный жест должен на меня хоть как-нибудь подействовать, но я была холодна и спокойна как сейф.

– Здесь забавно, – заметила я, отвечая на его вопрос, – но нужно получше узнать все.

– Мой любимый город – Лондон, его можно понять, увидев впервые. Тени веков лежат на современных зданиях…

– Это щекочет воображение, – подхватила я.

– Вы много путешествовали?

– Только по Соединенным Штатам.

– Действительно? Я думал о студентах иначе, – мне показалось, что я разочаровала его. – Ну да ладно, – продолжил он. – Вы знаете, чем привлекли мое внимание впервые в аудитории – своей невинностью, она прекрасна, – мы остановились, и я отвернулась, почувствовав, что кровь приливает к моему лицу, дабы он не видел моего смущения. Потом резко повернулась и посмотрела маэстро в глаза.

– У вас взгляд, словно вы о чем-то догадались или собираетесь догадаться, – сказал он так тихо, что я едва услышала. Потом поднял руку, и мне показалось, хотел дотронуться до моего лица, но так же неожиданно опустил ее. – И все-таки, что скрывается в глубине этих синих глаз, глаз, в которых столько печали. – Саттон поедал меня глазами, говоря это, потом резко отвернулся. – Мы пришли. – Он ввел меня в кафе и усадил за столик.

Когда официант спросил, какой кофе мы желаем, с шоколадом или коньяком, я не знала, что выбрать.

– Советую с шоколадом, – сказал Михаэль и сделал заказ. – Расскажите мне побольше о себе. Мне нравится личное общение со студентами, кое что я, конечно, узнал из личной карточки. Вы из Вирджинии, у вашей семьи известная гостиница. Я никогда не был там. Расскажите.

Я описала гостиницу, океан, маленькую приморскую деревню на побережье.

Саттон внимательно слушал, в глазах читался неподдельный интерес, иногда он о чем-нибудь спрашивал, кивал, о своих сложностях я не рассказывала. О семье – только то, что она постоянно занята работой в гостинице.

– Я не видел своих родителей очень и очень долго, – с сожалением проговорил мистер Саттон, – я был в турне, как вы знаете, жизнь исполнителя, а особенно известного исполнителя, – пококетничал он, – очень сложна. Обычные удовольствия редки для нас, не могу вспомнить, когда последний раз со своей семьей сидел за праздничным столом, чаще я был один в пути. Он опустил глаза вниз, но я успела заметить неподдельную тоску. Я никогда не могла даже вообразить, что такой известный исполнитель как Михаэль Саттон может быть столь печален. На всех афишах он представал улыбающимся, счастливым и беззаботным. – Да, есть в ваших глазах что-то такое, неуловимое, что дает сразу же понять, о чем вы думаете. На самом деле их таинственность обманчива.

Я начала краснеть, но он понимающе отвернулся.

– Не изменяйтесь, – воскликнул Михаэль на удивление страстно, – будьте самостоятельной и не позволяйте другим лепить вас, как им заблагорассудится. Когда вы пели сегодня, я увидел ваше настоящее лицо, живущее в музыке, в музыке – ваше сердце. Я знаю, я испытываю те же чувства, когда пою. Я увидел в вас себя, я понял, что сделаю из этой девушки звезду.

Правда ли, что у меня есть такой потенциал для взлета, как говорит Михаэль Саттон? Или это так и останется мечтой, единственными моими поклонниками будут Триша и Саттон? Может быть, это сон? Я закрыла и открыла глаза, но Михаэль Саттон не исчезал, он сидел напротив меня, разговаривал, шутил, улыбался, но не исчезал, он не был миражом.

– Вы, кажется, собираетесь заплакать? – спросил он.

Я с трудом сдерживала слезы радости.

– Приятно было услышать, что вы сравниваете меня с собой, – поблагодарила я.

Он кивнул и надолго опустил взгляд.

– Да, – наконец проговорил он, – я думаю, что с вашим талантом можно стать мировой знаменитостью, а таланты должны помогать друг другу, – в глазах у Саттона вспыхнул огонь, – поэтому я и согласился преподавать в школе Искусств. Я знал, что найду здесь не только талантливую молодежь, но так же молодежь, нуждающуюся в руководстве и консультации человека, прошедшего такой путь как я, и при этом я хочу работать со студентами лично, со своими студентами. Если я не смогу передать им свой опыт, хорошо ли это? Во что бы то ни стало нужно, – он высоко поднял руку. – Мне кажется, что я хорошо вас знаю. Вы такая же как я, вы – исполнитель. Вы чувствуете глубже обычных людей счастье и несчастье, удовольствие и разочарование и способны передать это в песне своим красивым голосом, прав ли я?

– Да, – ответила я, – я думаю, что, да.

– Конечно, я прав. Есть ли у вас парень?

– Да, но он далеко, в Европе, в армии.

– Я догадывался, – он кивнул, – помните, Дон, страсть нас делает отчаянными.

Я посмотрела в его глаза и поняла, что нас соединяет что-то прочное.

– Сегодня вечером, – сказал он, – небольшой банкет в музее современного искусства. Там будет вино, шведский стол. Естественно, я один из почетных гостей, и мне хотелось бы пригласить вас.

– Меня?

– Да, будьте в музее в восемь часов. Я уверен, что вы знаете, как одеться. Не смотрите так удивленно, – попросил он и улыбнулся. – В Европе это давно стало традицией, преподаватели приглашают студентов на различные презентации. Я хочу, чтобы вы услышали, как там будут петь. Я считаю, что нужно использовать каждый момент своей жизни.

– Хорошо, – согласилась я, из одежды часть я решила позаимствовать у Триши.

Возле кафе мы с Михаэлем расстались, уже на другой стороне улицы я заметила, как его узнал водитель такси. Я завернула за угол, он еще не отъехал. Мысли в моей голове не могли выстроиться в стройную цепочку, я никак не могла поверить, что все происшедшее не сон. Я шла, но мне казалось, что ноги не касаются асфальта, я парила, пока не обнаружила себя возле дома Агнессы. Я вбежала в комнату и увидела Тришу, разбирающую журналы.

– Ты никогда не догадаешься, – воскликнула я, – где я буду сегодня вечером, и кто меня туда пригласил.

И на едином дыхании я поведала подруге все.

У меня от нетерпения пропал аппетит, обед я оставила нетронутым, но чтобы госпоже Лидди не показалось, что я думаю плохо о ее кулинарных способностях, спрятала свои тарелки. Я вымыла и завила волосы, Агнесса и Лидди уже знали, куда я иду, и что меня пригласил Михаэль Саттон.

Мы с Тришей перед обедом перерыли мой платяной шкаф, решая, что надеть вечером. Прежде всего мне казалось, я должна выглядеть неофициально, наконец мы остановились на сливово-черном длинном платье с декольте и широким черным поясом на талии. После обеда я решила нанести макияж. Триша предложила тяжелый вечерний.

– О, нет, – возразила я, – я не смогу так пойти.

– Ты боишься выглядеть старше? Так ты будешь среди солидных женщин и не должна напоминать ребенка, – сказала Триша, – тем более стиль твоего платья требует этого. Только так и никак иначе.

Мне пришлось согласиться. Когда я надела платье, меня поразило собственное отражение в зеркале.

Дело было не только в броши, которую также мне навязала Триша, а во всем облике, я напоминала себе мать. Болезненно реагируя на изменения в Джимми, я долгое время не желала замечать своих. Исчез детский румянец, изменился взгляд, в нем появилось что-то своеобразное, мое. Появилась мамина манера поднимать правую бровь, когда я что-нибудь спрашивала. Моя шея выглядела более мягкой, линия плеч более изящной и гладкой. Даже в Тришином взгляде можно было прочесть удивление.

– Ты так повзрослела! – воскликнула она. – Секундочку, – она взяла коробку с драгоценностями и достала оттуда золотой браслет с множеством крошечных алмазов. – Надень его.

– Не, Триша, я не могу, а что если я потеряю? Я знаю, что это подарок твоего отца.

– Здесь все подарки, – усмехнулась она, – не волнуйся, ты его не потеряешь, и к браслету тебе нужно что-нибудь надеть на шею, уж больно глубокий вырез.

– Я похожа на глупца, который во что бы то ни стало хочет добавить себе годы.

– Ничуть, – настаивала Триша, – ты уже не ребенок, Дон, нужно понимать это. В марте ты станешь совершеннолетней, пожалуйста, осознай это.

Агнесса ждала меня внизу. Я думала, что оглядев меня, она заставит что-нибудь изменить в туалете, уменьшить количество драгоценностей, чтобы более соответствовать своему возрасту. Но внезапно ее глаза вспыхнули, и она схватилась за горло.

– Мне показалось, – голос ее дрогнул, – что я увидела себя, играющей в мелодраме, тогда я была на пять, шесть лет старше тебя, – она закрыла глаза и наклонила голову.

– Мне нужно вызвать такси, – сказала я, прервав бесконечный поток воспоминаний, которые у Агнессы могут затянуться надолго.

– Вас немного подождут, – Агнесса принесла белый шарф и накинула мне на шею. – Теперь вы выглядите изящной и одетой, как подобает одной из моих воспитанниц.

У меня закружилась голова, я испугалась, что таксисту придется везти меня в больницу. С трудом добравшись до машины, я упала на сидение и долго не могла прийти в себя.

– В какой музей? – видно не в первый раз спросил таксист.

– Музей… современного искусства.

– Хорошо.

Когда мы прибыли туда, я оказалась в толпе богато одетых мужчин и женщин, выходящих из авто. Я увидела несколько молодых людей, но они все были с родителями. Расплатившись с водителем, я медленно и несколько неуверенно двинулась вперед, к главному входу, надеясь найти там ожидающего Михаэля Саттона, но его нигде не было видно. Вместе со всеми я вошла внутрь. Люди небольшими группами стояли в коридоре, многие казались знакомыми, никого, стоящего в одиночестве, как я, заметно не было. Я медленно проходила вперед. За столом перед входом в зал сидела пожилая леди со списком приглашенных.

– Добрый вечер, – сказала она и стала ждать, пока я представлюсь.

– Добрый вечер, я Дон Катлер.

– Катлер? – она посмотрела на список приглашенных гостей. – Катлер, – повторила она, – мне жаль, но я ничего не могу сделать.

Я почувствовала, что моя краснота стала заметна даже сквозь толстый слой макияжа, люди теснили меня, чтобы пройти.

– Вам посылали приглашение? – пожилая леди все еще дружески улыбалась.

– Я… я была приглашена Михаэлем Саттоном.

– А, вы гость господина Саттона, да, да, проходите и занимайте место, какое вам понравится.

Я прошла в зал и огляделась вокруг, пытаясь отыскать Михаэля. Здесь я никого не знала и не догадывалась, куда идти. Я старалась не выглядеть смущенной и испуганной, но мне казалось, что каждый считает своим долгом оглядеть меня и улыбнуться. Я была уверена, что выглядела ужасно. Наконец, обнаружив свободный проход, я спустилась и заняла первое доступное место. Я постоянно оглядывалась, чтобы не прозевать, когда придет Михаэль Саттон.

Уже перед самым представлением он пришел, одетый в черный смокинг, но я не двинулась навстречу. Рядом с ним шла красивая женщина с рыжими волосами, в ее ушах сверкали бриллианты. Взволнованный распорядитель немедленно подбежал к нему и провел в другую сторону направо.

Я была ошеломлена. Он даже не искал меня, его не интересовало, приехала ли я, а я надеялась, что он будет ждать меня в коридоре. Могла ли я теперь подойти к нему? Я привстала и не увидела возле него ни одного пустого места.

Прежде чем я что-либо успела предпринять, началось представление, и у меня появилось время на раздумье. Выступали звезды Столичного дома оперы, они исполняли известные арии. Голоса, музыка, подача – все было настолько потрясающим, что я забыла обо всем, забыла о том, что смущена, забыла о том, что я одна, забыла даже о Михаэле Саттоне, который в свою очередь, наверное, забыл обо мне.

После того, как отгремели аплодисменты и люди начали медленно покидать зал, я свернула направо, чтобы Саттон заметил меня. Вокруг него образовалась толпа, и я не знала, что делать. Даже кричать, по-моему, было бессмысленно, поэтому я последовала за всеми к вину и сэндвичам. Официанты разносили вино в высоких тонких стаканах. Я взяла вино и стала ожидать Михаэля, вскоре я увидела его в толпе людей посередине зала, я постаралась как можно изящней приблизиться, когда мне это удалось, я заметила, что господин Саттон с нежностью смотрит на свою рыжеволосую спутницу, голова которой лежала у него на плече.

Вскоре он заметил меня и улыбнулся.

– Дон, – крикнул он и помог мне пробраться сквозь толпу. – Вам понравилось?

Его лицо раскраснелось от вина, разговоров, жары.

– Да, но мне казалось, что вы встретите в коридоре…

– Леди и господа, – обратился он к окружающим. – Хочу представить вам одну из своих учеников.

– О, право, Михаэль, – рассмеялась рыжая, – я совсем забыла, что в этом году ты стал преподавателем, – она наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо, Саттон рассмеялся.

Потом он обратился ко мне:

– Вы взяли бокал вина?

– Да, – я показала ему.

– Хорошо, наслаждайтесь. Мы обо всем поговорим на первом же уроке.

Он кивнул мне и принялся разговаривать со своими знакомыми. Сколько я ни ждала, на меня внимания он больше не обращал, как и никто другой. Я была одна среди многих. Вскоре Саттон, его женщина и друзья отошли, так что я осталась в полном одиночестве.

Михаэль ведь никому не представил меня по настоящему, он даже не сообщил моего имени. Я осмотрелась, кто бы мог вывести меня из затруднительного положения? Всюду, куда я обращала взгляд, все были заняты своими знакомыми. Как идиотка я стояла с бокалом вина в руке и ждала, пока кто-нибудь подойдет ко мне. Какой-то мужчина посмотрел на меня, что-то прошептал своей женщине и они рассмеялись, конечно, надо мной.

Мне хотелось бежать, но я знала, это еще сильней привлечет ко мне внимание. Медленно опустив глаза, я направилась к выходу. Уже в коридоре я расплакалась, не боясь, что кто-нибудь увидит мои слезы. Я вышла из музея и побрела по вечерним улицам, мои нервы были натянуты до предела. Я не знала, что я делаю и куда иду, я просто уходила. Остановившись наконец, я поняла, что заблудилась. Я испугалась, но еще сильней испугалась, когда заметила, что вынесла из музея бокал с вином. Что если кто-нибудь видел, и решил, что я воровка? Он бы описал меня женщине за столом, а та, без труда опознав, сообщила обо всем Михаэлю Саттону. Я так и слышала:

– Ваша дорогая студентка украла бокал вина и умчалась прочь.

Я уже собиралась выбросить его, как вдруг услышала сзади чей-то голос:

– Привет, детка. Погожий вечерок?

Я обернулась, сзади меня стоял человек с глазами, похожими на пустые гнезда. Когда он улыбался, было видно, что большинство зубов у него отсутствует. От него разило виски. На нем был грязный коричневый плащ и рваные ботинки. Когда он рассмеялся, я развернулась и кинулась прочь так быстро, как я только могла на своих высоких каблуках. Белый шарф, который мне дала Агнесса, слетел с плеч, но я не останавливалась, потому что слышала сзади тяжелое дыхание. Как только я достигла угла, отвалился каблук. Не оглядываясь, я сбросила туфли, и продолжала изо всех сил бежать, пока не достигла перекрестка, там было довольно светло. Мимо проезжали машины, но никто не останавливался, чтобы спросить, чем может помочь.

Я заметила такси.

– Странный же у вас вид, – сказал водитель, когда я села.

Только тогда до меня дошло, что волосы были в страшном беспорядке, слезы, оставили на щеках следы туши, мое платье было в грязи и порвано, обуви не было, в руках я держала бокал с вином. Усмехнувшись, я дала водителю свой адрес и закрыла глаза.

Когда мы прибыли, я расплатилась за проезд и помчалась домой. Войдя, я услышала голоса из зала и поняла, что у хозяйки собрались снова театральные друзья. Я попробовала проскочить незамеченной, но Агнесса услышала, что я вошла. Она крикнула не вставая:

– Дон, подойди и расскажи, как все было.

Так как я не подходила, она поняла, что что-то произошло:

– Что случилось?

– Агнесса, я заблудилась и потеряла ваш шарф, извините.

– Дорогая, вы так и не добрались к музею? Но как могло такое случиться? Ведь таксист должен был доставить вас прямо к подъезду.

– Это случилось позже, – объяснила я.

Она внимательно осмотрела меня и заметила бокал в руке.

– Я не понимаю, – Агнесса покачала головой, – откуда у вас этот бокал?

– Я… Я не знаю, – проговорила я и помчалась вверх по лестнице.

Конечно, Триша ждала меня, чтобы услышать рассказ о потрясающем вечере. Но как только я вошла, улыбка сползла у нее с лица.

– Что случилось?

– О, Триша, я так страдаю. Это не было свиданием с Михаэлем, он едва сказал мне два слова. Я вне себя бежала оттуда и забыла вернуть вот этот бокал. Потом я заблудилась, и ужасный человек хотел ограбить меня. Я убежала, потеряла шарф Агнессы и туфли, – плакала я, лежа на кровати.

– Я не понимаю, что ты говоришь, – сказала Триша.

Я продолжала кричать сквозь слезы:

– Я не должна была надеяться на что-то. Я не должна была наряжаться так. Я не должна была даже идти туда. Бабушка Катлер права, все видят, что я из себя представляю, что я чужая для всех, что я совершенно одинокая.

– Это глупо, конечно, она не права. Любой может заблудиться в Нью-Йорке поздно вечером. Перестань реветь, – потребовала Триша. – Великое дело, забыла отдать стакан. Другие люди, даже более именитые, чем ты, могли просто его спереть. Ответь мне, Михаэль Саттон видел, как ты сбежала?

– Я не знаю, – ответила я, размазывая по лицу слезы.

– Ну?

– Я такая дура, никто даже не говорил со мной, даже люди, которые сидели рядом со мной. Такое ощущение, что зал был забит Катлерами.

– Они пожалеют об этом, – Триша расчесывала мои волосы, – однажды они с открытыми ртами будут ловить каждое твое слово, а ты им напомнишь про этот вечер.

Я посмотрела на нее и покачала головой.

– Непременно, – Триша взяла бокал у меня из рук, – у нас есть подарок от первого твоего вечера с Михаэлем Саттоном, а он и не подозревает об этом.

Она сделала большие глаза, и мы рассмеялись. Спасибо судьбе за Тришу, которая мне стала больше, чем сестра. Я с радостью поменяла бы ее на Клэр. Бабушка Катлер, ты была не права, не всегда кровь ищет кровь.