Гаспар и Жан-Пьер прибежали к рухнувшему самолету раньше, чем приехала пожарная машина. Они сразу бросились к кабине летчика и одновременно услыхали шум мотора отъезжающей машины. В темноте им не удалось разглядеть ни марку машины, ни человека, который сидел за рулем.
— Кто-то очень спешит, — заметил Гастон. Машина резко развернулась, так что завизжали тормоза, и, петляя, помчалась между заграждений. — Сколько раз я говорил начальству, что наши заграждения ни к черту не годятся. Они никому не мешают ездить. Никакой охраны, черт бы их побрал.
— Может быть, и в самом деле нарушитель? — удивился Жан-Пьер. — Не исключено, что кто-то поджидал тут товар, увидел, что самолет разбился… ну и сбежал.
— Может быть. Нарушитель или не нарушитель, а надо его вытащить, если он еще жив.
Тут подоспела пожарная машина, но спешка оказалась напрасной. Пилот был мертв. Он ударился головой о твердый металлический выступ. Больше никаких повреждений не обнаружили.
— Вот не повезло, — сказал один из пожарных. — Угораздило же его стукнуться.
— Сегодня наступил его черед. — Гастон был фаталистом. — У каждого на роду написан его день и час, так что живи и жди своей очереди.
— Он всегда такой веселый? — спросил пожарный, обращаясь к Жан-Пьеру.
Жан-Пьер не ответил. Он был не в силах смотреть на мертвеца, поэтому отвернулся и пошел прочь. И тут он увидел переносную кроватку.
— Здесь колыбель, — крикнул он. — Она пустая. О Боже! Только этого не хватало.
— Он вез ребенка? — переспросил пожарный. — О нет. Не дай Бог. А куда он мог подеваться?
Они принялись искать в самолете, вокруг самолета, отходя от него все дальше и дальше, но ребенка не нашли. Ни живого, ни мертвого.
— Наверное, вез пустую, — сказал наконец Гастон. — Может быть, кому-то обещал. Наверное, они в Англии дешевле, чем во Франции. Смотрите, она совсем новая.
Приехали санитары забрать труп, а Гастон, Жан-Пьер и пожарные провели остаток ночи с жандармами, отвечая на вопросы и заполняя документы.
— Чертовы бюрократы! — ворчал Жан-Пьер. — Я бы уже давно был дома и отсыпался, если бы не они.
— Скажи спасибо, что дешево отделался, — сказал ему Гастон. — А еще скажи спасибо, что не тебя увезли в морг с дырой в голове. — Он посмотрел на незаполненный формуляр. — Интересно, у этого англичанина есть семья? Если есть, их ждет печальное утро.
— Эй! — позвал жандарма Жан-Пьер. — Тут кое-что есть. Рейс был оплачен француженкой. Мадам Барух. Она живет недалеко отсюда. Они утром улетели в Англию. И он должен был привезти ее обратно вечером. — Жан-Пьер проверил лежавшие перед ним бумаги. — Ну да. Он связался по радио перед вылетом. Сообщил, что у него все в порядке. Подождал своей очереди. Почему же он не радировал нам на обратном пути? И почем улетел без нее?
— Наверное, она осталась в Англии, а радио могло выйти из строя. Бывает, — сказал жандарм. — Ничего, мы проверим. Скоро будем знать побольше.
— Сегодня не имеет значения, в порядке радио или не в порядке, — вмешался Гастон. — Он сделал отличную посадку. Просто его подвел ветер.
— Ну, ладно. — Жандарм собрал бумаги. — Утром первым делом проверим, что с мадам Барух. А сейчас поеду в участок. Надо поспать пару часов. На телефоне посидит кто-нибудь другой.
— Спасибо, — сказал другой жандарм, с завистью глянув на своего начальника и со вздохом подумав о том дне, когда он тоже сможет командовать.
Они ушли.
— Гастон, знаешь, о чем я подумал? — спросил Жан-Пьер.
— Знаю. Я тоже об этом подумал. Мы забыли сказать жандармам о той проклятой машине, которая уехала с аэродрома сразу после аварии.
— Ага, — задумчиво проговорил Жан-Пьер. — Но не только. Только представь… Представь, что мадам Барух сидела за рулем. Почему она так торопилась удрать?
— А, правда, почему?
Вероника пристально вглядывалась в темноту. Она могла бы ехать обычной дорогой, по которой все ездят из аэропорта, но предпочла кружной путь мимо спящих деревень и ферм, погруженных в ночной мрак.
Кровь запеклась у нее в уголке рта, так как она прокусила губу во время приземления, да и на лбу медленно вспухал синяк. Она ни о чем не думала, кроме дороги, и стремилась домой так же инстинктивно, как это делает почтовый голубь.
На заднем сиденье громко плакал Дэниел, у которого все лицо было залито кровью.
— Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы он не умер. Помоги ему, Боже.
Вероника вспомнила, как читала где-то, что если ребенок громко плачет, значит, что здоровый и сильный ребенок. Волноваться надо, если малыш молчит. И она успокоилась. Ничего, все образуется. Бог не затем дал ей его, чтобы тотчас отнять. Никто, даже Бог, не может поступить столь жестоко. И еще она подумала, что, как только они окажутся на морском берегу, будут в полной безопасности. Горы защитят их, укроют в своих могучих объятиях. В горах им никто и ничто не будет нужно. Мы будем вместе, думала Вероника, мой сын и я.
Не оставлявшее Майкла беспокойство вынудило его в тот же вечер выехать из Парижа. Так как дозвониться домой было невозможно, он решил вернуться и убедиться, что с Вероникой ничего не случилось. Он ехал по ночным дорогам, и чем сильнее становились порывы ветра, тем больше он стремился домой, словно его гнала какая-то неведомая сила, которой он не мог сопротивляться. Похоже, я приблизился к краю чего-то, думал Майкл. Меня гонит домой, как будто мне предстоит что-то важное. Что бы это могло быть?
Проезжая мимо аэропорта, он заметил в темном небе сигнальные огни. Они перемещались под сильными порывами ветра, и Майкл пожалел тех, кто был на борту захваченного бурей самолета. Он видел, как самолет приземлился, и затаил дыхание, а потом со свистом выдохнул воздух, радуясь, что посадка прошла благополучно. Но тут самолет высоко подскочил, и его понесло вперед, и он не мог остановиться, пока не наскочил на грузовик.
Майкл затормозил. Он был готов повернуть и мчаться в аэропорт на помощь. Но потом он увидел бегущих людей и услышал сирену пожарной машины. Майкл решил, что его помощь не потребуется. В конце концов, он же не профессионал, поэтому не стоит мешать людям делать их работу. И он поехал дальше.
Услыхав шум колес по гравиевой дороге, Андреа Лудек распахнула дверь кухни и выскочила на улицу.
— Ой! — крикнула она, увидев Майкла. — Я вас не ждала. Я думала, мадам приехала.
— Что это значит? — Страх, который он как будто подавил в себе, пока ехал из Парижа, вновь охватил его. — Почему мадам? Разве ее нет дома?
— Она уехала почти сразу за вами. Взяла только сумку и сказала, что вернется вечером. Если к вечеру не успеет, то утром будет обязательно.
— Понятно, — сказал Майкл, ничего не понимая.
Куда она поехала? Зачем? Не может быть, чтобы… Нет, это невозможно. Она выглядела как будто нормально. Казалась счастливой. Они же были счастливы. Оба были счастливы. Были счастливы вдвоем. Мысли путались у него в голове.
— Как она выглядела? — спросил он.
— Как будто хорошо. Но…
Андреа замялась.
— Что?
— Наверное, это не мое дело, сэр.
— Ради Бога, говорите. Мне надо знать все, — взмолился Майкл.
— У меня было такое чувство, что она слишком счастлива. Не знаю. Как будто ненормально счастлива. Поль говорит, что я выдумываю, а что я могу поделать? Я пыталась позвонить месье Роберту в Англию, но телефон не работает.
— Я знаю, что он не работает, поэтому и приехал, — сказал Майкл и внимательно посмотрел на экономку. — А почему Роберту? Почему вы не позвонили мне?
— Потому что я подумала, что мадам собирается в Англию. Сама не знаю почему. Просто так подумала.
— Не надо тебе думать, — проворчал Поль Лудек, выходя из кухни. — Сначала надо узнать наверняка, а потом думать.
Майкл помрачнел, не зная, как ему быть. Не дай Бог, чтобы случилось непоправимое. Ему стоило неимоверных усилий стряхнуть с себя оцепенение.
— Вы правы, — сказал он. — Надо подождать, пока мы не узнаем что-то наверняка. Сейчас мы все равно ничего не можем сделать, так что надо поспать. Утром, как только починят линию, мы разыщем Веронику. — И Майкл отправился в спальню.
Андреа неохотно вернулась к плите.
— Он уверен, что случилось что-то страшное, — сказала она.
— Он ничего не говорил, — отозвался Поль.
— Зачем говорить? Ты сам не видишь? Это было написано у него на лице.
Майкл не смог заснуть в эту ночь. Он подошел к окну и поглядел на море. Даже в эту темную безлунную ночь он видел белые барашки, которые словно белые лошади мчались по всему пространству залива. Был час прилива, и море грохотало, предупреждая, чтобы никто не становился у него на пути. Майкл перевел взгляд на скалы. Там море было еще более грозным. Ему казалось, что оно притягивает его к себе, и до самого рассвета Майкл простоял у окна, не в силах отвести от него взгляд.
Начался отлив, и белые лошади помчались вдаль, туда, где в холодном Атлантическом океане их ждали другие белые табуны, оставляя позади мокрый песок. Солнце осветило горы, и Майкл вспомнил, как они лазали туда с Вероникой. Вдруг ему пришло в голову, что смерть поджидает кого-то в горах и скоро он будет знать, кого именно она ждет. Весь дрожа, он отошел от окна и потер вдруг заболевшую грудь. Наверное, желудок, подумал он, вспомнив, что ничего не ел с самого ланча.