Элис торопливо стелила постель. В любую секунду Милли может вернуться с ним, человеком, который снял у нее комнату.
Клинт Стронг. Темные грустные глаза, лицо серьезное — словно груз всего мира лежит на плечах. А плечи широкие, сам он загорелый и мускулистый. Сексуальный. Она вздохнула. Взбивая подушку, мельком увидела в зеркале свое мечтательное лицо.
О чем, ради всего святого, она думает? Интересный мужчина проездом несет одни неприятности. Это горькое открытие она сделала с отцом Ханны. Элис расправила покрывало и включила вентилятор. С улицы долетел лай собаки и шорох шин по гравию.
Он здесь. Она увидела, как он выходит из серебристой спортивной машинки Милли.
Для такого маленького автомобиля он великоват. Он потянулся и пригладил пятерней растрепанные ветром волосы. Загорелый лоб, высокие скулы, прямой нос — до чего же все-таки интересный мужчина!
Клинт вытаскивал из багажника маленький, повидавший виды чемоданчик и рюкзак; его мускулы напряглись под футболкой. Элис глаз не могла отвести от этих узких бедер и длинных ног под джинсами в обтяжку. Ее сердце бешено забилось.
Много лет так на нее не действовал ни один мужчина.
Он поднял голову. Их взгляды встретились, и он удивленно улыбнулся. Наверное, сообразил, что Элис наблюдала за ним.
У нее вдруг пересохли губы. Она провела по ним языком. Глупо, чего она разнервничалась? Он, в конце концов, лишь постоялец. Она глубоко вздохнула, нацепила приветливую улыбку и открыла дверь.
— Привет, мистер Стронг.
— Клинт, — поправил он.
Глаза у него золотисто — карие, цвета зрелого виски. Почему она решила, что они темные?
— Клинт, — повторила она, впервые пробуя на вкус его имя.
Его лицо смягчилось и потеплело. Но почему ей радостно от этого? Неужели она так истосковалась по мужскому вниманию? Немного растерявшись, она пригласила его войти.
— На какой срок вы предполагаете остаться?
Он снова посерьезнел.
— До утра вторника, как починят машину. Сколько будет стоить комната?
Элис сказала.
— Я хотел бы заплатить вперед. Вот, за четыре дня, за меня и за пса.
— Спасибо. — Элис положила деньги в карман. — Если починка затянется, вы можете жить и дольше.
— Надеюсь, не придется. — Опять мрачное лицо.
Элис сжала губы. Ясно, его вовсе не радует такая перспектива. Но он — ее первый жилец, и она должна быть с ним приветлива. Она заставила себя улыбнуться.
— Вы, наверное, хотите распаковать вещи и умыться. Идемте, я покажу вам вашу комнату.
Он пошел вслед за ней по старой деревянной лестнице. Она чувствовала его взгляд. Одному Богу известно, о чем он думает. Конечно, разве ему охота торчать здесь. Не важно, она сделает все, чтобы ему здесь было хорошо.
Через полчаса Клинт принял душ, побрился и почувствовал себя лучше. Теперь нужно только выспаться. Сегодня ночью кошмаров не будет: он слишком устал.
Он спускался по лестнице. Гремели сковородки и кастрюли, пахло горячим земляничным пирогом. Даже слюнки потекли. Судя по ароматам, Элис готовит отлично. Интересно, а есть у нее мужчина? Ну, не то чтобы так уж интересно…
Он вспомнил, как шел вслед за ней по лестнице. Округлые бедра и славная маленькая попка — невероятно притягательные. И ноги… Он тряхнул головой. На его вкус она слишком тощая. Он любил более пышных женщин. Но что-то такое в ней есть…
— Накрываю я на стол, на стол, на столик, — запел радостный голосок, оборвав его мысли
Он замер на месте. В столовой хозяйничала маленькая девочка. Откуда она взялась?
Веснушки и косички — того же оттенка красного золота, как у Элис. Годика четыре. Столько же сейчас было бы Айрин.
Но Айрин мертва.
Боль накатила мгновенно. Руки вцепились в перила. Ему стоило усилий не удрать отсюда без оглядки.
Малышка заметила его и заулыбалась.
— Ты — тот дяденька, который теперь живет у нас. Я Ханна. Мне скоро пять. Я накрываю на стол для тебя, для меня и для мамы.
Элис ничего не сказала о ребенке. Тогда он ни за что бы не остался здесь. Он кашлянул, но промолчал.
По счастью, в этот момент из кухни появилась Элис. В одной руке — миска с салатом, в другой — поднос с дымящимися кукурузными початками. Она улыбалась.
— Я даже не заметила, как вы вошли, Клинт. — Ее глаза скользнули от него к Ханне. — Вижу, вы уже познакомились с моей дочкой.
— Да.
При других обстоятельствах теплая улыбка Элис тронула бы его. Сейчас же муки Клинта только усилились. Он взял у нее поднос и поставил на стол.
Ханна обиженно поджала губки.
— Я ему не нравлюсь, мама.
— Уверена, ты ошибаешься, мое солнышко, — голос Элис звучал приветливо, но улыбку словно стерли с ее лица. — Ты всем нравишься, и мистеру Стронгу тоже. — Ее взгляд предостерегал: извольте полюбезней обращаться с моей дочерью!
Он знал, что его реакция нелепа. Ханна не виновата, что будит в нем болезненные воспоминания. Он медленно повернулся к девочке.
— Ты мне очень нравишься, Ханна. Извини, что я повел себя смешно. — Он виновато протянул ей руку.
Ханна помялась, потом взяла его руку.
— Ну и шрамы у тебя! — Она с ужасом разглядывала его пальцы. — У меня тоже есть. Хочешь посмотреть?
Она задрала свою футболку. Длинный шрам тянулся от середины груди до пупка. Клинта полоснуло по сердцу.
— Что с тобой случилось?
— В моем сердце была дырка. Но теперь оно снова целое. Правда, мама?
Элис кивнула. По ее лицу было видно, как она взволнована.
— Да, мое солнышко. Доктора вылечили тебя.
Ханна кивнула и серьезно посмотрела на Клинта.
— Тебя тоже оперировали?
— Нет. Я руку обжег.
Он почувствовал взгляд Элис. Слава Богу, она не задавала вопросов.
Не то, что Ханна.
— Как это?
— Огнем. — Он сжал губы.
— Но огонь горячий. Его нельзя трогать, а то обожжешься.
Как же она права.
— Идем, мое солнышко, поможешь мне с мясом. — Элис откомандировала дочурку в кухню. — Присаживайтесь, Клинт. Мы сейчас.
Лучше бы подняться наверх, собрать свои манатки и покинуть этот дом. Но Элис нужны его деньги. Что ему делать? Он не может оставаться в одном доме с маленькой девочкой. Ее милое личико и невинная болтовня причиняют жуткую боль.
Он сжал кулаки. Если б только можно было повернуть время вспять и вернуться в ту ночь четыре года назад… Только бы не застонать вслух.
— Еще десерта или кофе, Клинт?
— Нет, спасибо. — Он положил салфетку на стол. — Было очень вкусно.
Комплимент был бы приятен, если б не его резкий голос. В продолжение всего обеда он сидел за столом неподвижно, погрузившись в свои мысли. Без Ханниной болтовни это был бы очень тихий обед.
— Ты со мной поиграешь, Клинт? — Ханна с надеждой смотрела на него.
— Не получится. Мне нужно еще кое-что сделать.
— Я тебе помогу, а потом мы сможем поиграть. А ты знаешь, что мне через двенадцать дней будет пять? У меня будет день рождения! Мы будем праздновать! Будут пироги, и мороженое, и воздушные шарики, и много-много всего!
Элис видела по его лицу, что он страдает. Она мягко дотронулась до плеча дочки.
— Мистеру Стронгу хочется побыть одному, мое солнышко. Разве ты не поможешь мне мыть посуду?
Ханна с энтузиазмом побежала в кухню.
— Почему вы мне не сказали, что у вас есть дочь?
— Я не знала, что это может иметь для вас значение.
— Для меня — да.
— Вам не нравится Ханна или вы вообще не любите детей?
— Ваша дочь ни при чем, дело во мне. В его голосе Элис слышала боль.
Ее раздражение исчезло.
— Может быть, я должен… — С улицы донесся шум и заглушил его слова.
— У нас гости! — Ханна помчалась к двери на призыв звонка, но запнулась о свой длинный подол, шлепнулась навзничь и неожиданно громко заплакала.
Все краски схлынули с лица Клинта. Казалось, он хотел кинуться к ней. Но остался стоять, как вкопанный.
— Она очень ушиблась?
Он выглядел перепуганным до смерти.
— Думаю, все не так страшно, — успокоила Элис и его, и дочь.
Она обследовала коленку Ханны.
— Всего лишь царапинка. Даже крови нет. Смотри, я сейчас поцелую это место, и все сразу пройдет, — утешила она ее.
Клинт выдохнул с облегчением.
— Слава Богу.
На короткий миг их взгляды встретились. В его глазах было облегчение, но Элис прочла в них боль — глубоко-глубоко.
Опять раздался звонок. За дверью стояла Дженни Росс, антиквар.