Сладкая горечь

21

Роза Оливент сидела у окна в спальне дочери и обмахивалась газетой с объявлением о помолвке.

Было пять часов. Час назад она прилетела из Лондона, до смерти напуганная телеграммой о случившемся. Несмотря на то, что она никогда не была особенно близка с матерью, Роза искренне уважала графиню. Известие о том, что с ней случился удар, повергло ее в шок.

Она успела увидеться и поговорить с матерью, а теперь вот уже полчаса выясняла отношения с дочерью.

На Рейни была вышитая блузка с короткими рукавами. Сама же Рейни с закрытыми глазами лежала на кровати и терла виски платком, смоченным в одеколоне. Ей хотелось спокойно полежать в зашторенной комнате в надежде, что пройдет ужасная головная боль. Но пришла мать, отдернула шторы и завела этот разговор. Как и прежде, Рейни отвечала матери лишь сдержанной усмешкой, но вся ее душа вскипала от возмущения.

Бедная мамочка! Она всегда так старалась держаться в рамках приличий… и вместе с тем всегда отличалась чрезвычайной бестактностью. Девушке казалось, что матери вообще не доступны простые человеческие чувства. Ей непременно нужно было все проанализировать, взвесить и расставить по полкам.

Роза Оливент успела оправиться от паники, которая ее охватила в Лондоне, и теперь снова вооружилась своей непреклонностью. Пока она здесь, в Шани, она не допустит никакого беспорядка. Она тут же отослала сиделку-француженку и оставила только англичанку. Кроме того, ей казалось, что доктор де Витт не отличается достаточной компетентностью. Поэтому она послала за специалистом в Париж. Елену обозвала тупицей и истеричкой, а прислугу в целом – донельзя распустившейся. Мол, не успела она, Роза, уехать из Шани, как все пришло в расстройство… Что же касается Рейни, то тут и говорить было не о чем. Она просто неблагодарная дочь и никогда не ценила того, что для нее делали. Сначала миссис Оливент очень обрадовалась, получив телеграмму, в которой дочь извещала, что выходит замуж за Армана. Конечно, он не самая идеальная партия для ее дочери, но все же он из аристократической семьи, а также умен и приятен. К тому же его обожает бабушка, а у Рейни и у самой достаточно денег. Словом, такое развитее событий мать вполне устраивало… И вот новое известие: приехал этот ужасный Клиффорд Калвер, а с бабушкой случился удар!… Как у Рейни хватило совести довести до этого, учитывая, что любящая бабушка столько для нее сделала?! Бедняга Арман уже готов надеть ей на палец обручальное кольцо, а она не решилась выставить наглеца Клиффорда за дверь.

Голос миссис Оливент дрожал от раздражения. Рейни апатично слушала. Не было смысла даже возражать.

«Человек, на долю которого выпало страдание, – думала Рейни, – становится более терпимым по отношению к другим… Мамочка старается выглядеть холодной и строгой, но она очень напугана, и мне нужно быть терпеливой…»

Но вдруг ее терпение лопнуло. Рейни отложила платок и гневно взглянула на мать. Невольно она отметила, что, несмотря на долгую поездку и жаркий день, та выглядит необычайно свежо. Такое впечатление, что мать привезла с собой сам лондонский дух. Казалось, что она вообще не имеет к роду де Шани никакого отношения и в ее жилах нет ни капли французской крови.

– Мамочка, – сказала Рейни, сев на постели, – лучше нам прекратить этот разговор. Разве ты не знаешь, что побудило меня вести себя «столь возмутительным» образом?! Может быть, бабушка не сказала тебе?… У тебя нет никакого права упрекать меня. Наоборот, это я должна осуждать тебя. Некоторые девушки на всю жизнь отворачиваются от матерей, которые поступили, как ты!

Роза слегка побледнела, но решительно приподняла голову.

– Да, конечно, я согласна с тем, что мы с бабушкой не имели права перехватывать твои письма.

– Это отвратительно, – тихо сказала Рейни.

– Но у нас не было иного выхода, чтобы оградить тебя от этого человека, которого не интересует ничего, кроме денег.

– Ты ничего о нем не знаешь, мама, – возразила Рейни. – Но давай не будем начинать все сначала… Ты поступила ужасно и сама не представляешь, что натворила. Бабушке известно, что я ее простила. Мне бы хотелось простить и тебя, но если ты собираешься сделать мою жизнь невыносимой…

Миссис Оливент встала. Взглянув на себя в зеркало, она поправила воротничок. Только дрожащие пальцы выдавали ее волнение. Единственное, что ее беспокоило, это то, что Клиффорд Калвер явился сюда, их с бабушкой заговор был раскрыт и все усилия разлучить эту парочку оказались тщетны.

Она любила дочь, но не понимала. К сожалению, они обладали совершенно противоположными характерами и темпераментами. Роза всегда горевала, что не произвела на свет девушку, подобную своей племяннице Дженнифер… С Рейни она просто не знала, что делать.

Она чувствовала, что ей нужно немного уступить. Хотя бы самую малость. Поэтому, подойдя к дочери, миссис Оливент заговорила с неожиданной теплотой и искренностью:

– Рейни, дорогая, я обязана извиниться перед тобой за историю с письмами. Признаю свою ошибку. Две старые дуры предали тебя. Но мы были в безвыходном положении. Если бы мы хотя бы на время не оторвали его от тебя, ты бы не поняла, что такое мистер Калвер на самом деле.

Рейни заерзала и отвела взгляд в сторону.

– Ничего, мамочка, – пробормотала она. – Будем считать это недоразумением. Нервы у всех были так натянуты, что бабушка не выдержала и слегла. Теперь мы должны думать только о ней.

Миссис Оливент придвинула стул поближе к кровати и продолжала:

– Ты выглядишь очень усталой, моя бедняжка! Ты столько страдала!

– Я в порядке… Только вот голова раскалывается.

– Не вставай! Я сама принесу тебе ужин. Пусть будет, как раньше – когда ты была маленькой девочкой. Помнишь, как ты капризничала, мы ссорились… Потом ты вытирала слезы, а я делала тебе на ужин что-нибудь вкусненькое?

Взгляд Рейни потеплел. Она видела, что мать изо всех сил старается найти с ней общий язык, и добродушно ответила:

– Конечно, помню. Я ужасно капризничала, но ты всегда была ко мне очень добра. Спасибо тебе, мамочка, но сегодня слишком жаркий день, чтобы валяться в постели. Я спущусь вниз, и мы поужинаем вместе.

– И ты простишь меня за… письма?

– Уже простила.

Миссис Оливент покашляла, вытащила из волос булавку с жемчужиной и, сняв соломенную шляпку, поправила седеющие волосы. На душе ее стало легко. Теперь ее мучило любопытство. Ей хотелось узнать обо всех подробностях происшедшего. Со слов графини она мало что поняла, поскольку старуха едва ворочала языком.

Рейни терпеливо снесла ее подробный допрос.

Мать заметила, что Рейни продолжает говорить об Армане с нежностью и даже виновато. Он такой милый, и Рейни вовсе не хотелось его огорчать. Так она и сказала матери. Но, увы, ведь Клиффорду она первому дала слово. То, что произошло, от них не зависело, и они по-прежнему любят друг друга… Однако Рейни как-то неловко было говорить о Клиффорде. Что-то не сходилось. Пытаясь заглянуть в будущее, Рейни натыкалась лишь на холодную пустоту.

Тогда миссис Оливент пристально посмотрела на дочь и проговорила:

– А ведь я уже разослала объявление о помолвке в «Таймс» и другие газеты… Как ты просила в телеграмме.

Рейни закусила губу.

– Ты поспешила, мамочка…

– Еще бы, ведь мне это было так приятно! Ведь не станешь же ты просить все отменить?

– Я не хочу обручаться сейчас. Все равно с кем… Говорю тебе, мамочка, все происшедшее так потрясло меня, что я сама не своя…

Последние слова дочери миссис Оливент выслушала не без тайного удовольствия. Но выдавать свою радость было бы тактической ошибкой. Она вздохнула.

– Увы, уже, конечно, слишком поздно отменять объявление в газетах… Но потом мы сможем дать опровержение. Может быть, что-нибудь в этом роде: «Свадьба такого-то и такой-то не состоится по причине…»

Вдруг Рейни уткнулась в подушку. Больше она не могла выносить подобной беседы и, кажется, была близка к помешательству. Немногим раньше она пообещала бабушке, что не станет окончательно порывать с Арманом. Не потому, что не была уверена в том, что выйдет замуж за Клиффорда, а просто так.

Что же делать? Единственное, чего она хотела, это чтобы ее оставили в покое.

Мать наклонилась и поцеловала Рейни в щеку.

– Не хочу усугублять твою головную боль, доченька, – сказала она. – Пойду приму ванну… Скажи, Арман сегодня придет? – неожиданно поинтересовалась она.

– Наверное, – пробормотала Рейни. – Бабушка просила об этом…

– Они так подружились! Не правда ли, это очень мило? – многозначительно улыбнулась миссис Оливент.

Рейни поняла ее намек и подумала: «У меня такое чувство, что за мной охотятся…»

Когда мать наконец вышла из комнаты, она облегченно вздохнула и закрыла глаза.

Но мысли не давали покоя. Мелькали какие-то силуэты, лица… Голливудская улыбка Клиффорда. Золотистые волосы, голубые глаза. Очарование, которое он источал, заполняло все ее существо… Но Арман… Перед ней возникли его благородные, поэтические черты. Странно, но молодой француз казался более мужественным, чем Клиффорд. В его темных глазах было столько мудрости, а в прикосновении его руки – целебная сила. Образы обоих мужчин не покидали ее. Клиффорд излучал самодовольство собственника и физическую мощь… Арман – душевную теплоту и чуткость… Рейни вспомнила, с какой страстью и нежностью губы Армана касались ее губ… Еще немного – и они сделались бы мужем и женой и прекрасно зажили в Шани.

«Лучше бы Клиффорд не приезжал!» – вдруг пронеслось у нее в голове, и Рейни сама удивилась этой мысли.

Если она не избавится от этих мыслей, то просто сойдет с ума.

Рейни встала с постели, приняла холодный душ, надела легкое белое платье и спустилась вниз.

На ней не было никаких украшений. Она лишь слегка подкрасила губы. К чему наряжаться? Она чувствовала себя совершенно разбитой… То ли было вчера, когда Рейни летела навстречу Арману, словно на крыльях! Розы, которые принес Арман, Елена поместила в вазу и поставила в спальне, но они уже увяли. Взглянув на них, Рейни подумала, что увядшие цветы как бы олицетворяют происшедшее в Шани несчастье. От жары они растеряли все лепестки, которые теперь усыпали ковер.

В гостиной Елена вручила Рейни телеграмму из Ниццы. Рейни развернула ее и прочла.

Приезжай поскорее в Лондон. Жду и люблю. Клифф

Но телеграмма не принесла облегчения. Рейни машинально смяла листок и с горечью подумала: «Теперь, когда любовь почти исчезла, они не перехватывают моей почты!»

В середине ужина ей принесли письмо, прибывшее с курьером из Канн. Извинившись перед матерью, Рейни тут же распечатала письмо и стала читать. Письмо было от Армана.

Ее осенила внезапная догадка: он решил сегодня вообще не приезжать!… Но она и сама собиралась пораньше отправиться спать. Письмо было написано по-французски.

Моя милая Рейни,

я говорил, что приеду, но теперь прошу меня простить. Я только что вернулся из Ниццы с ужасной головной болью… (Тут Рейни невольно улыбнулась: их обоих мучила головная боль!…) Я хотел приехать, но потом решил, что будет лучше, если сегодня ты побудешь одна. Тебе нужно отдохнуть, бедная малышка. Тебе и так досталось. К тому же я ничем не могу тебе помочь. Но перед тем, как лечь спать, я решил написать тебе письмо и сообщить, что со смирением приму любое твое решение. Даже если ты захочешь остаться с другим. Ты мне ничем не обязана. Что бы ты ни говорила сегодня утром, наша помолвка – лишь следствие твоего отчаяния, что Клифф тебя бросил. Теперь, когда выяснилось, что это не так, совершенно естественно, что ты захотела вернуться к нему. Я все понимаю и не осуждаю тебя. Бог знает, что я благодарен за каждый час, который мне посчастливилось провести с тобой. Тот поцелуй, который ты подарила мне, указывает лишь на твои доверие и дружбу. Наверное, мне будет трудно тебя видеть. По крайней мере сейчас. Я слишком сильно тебя люблю. Когда графиня поправится, я попрошу, чтобы она освободила меня от реставрации Шани. Есть архитекторы не хуже меня. Но если ты уедешь в Лондон, я, конечно, смогу продолжить работу. (Здесь Арман что-то густо зачеркнул.) Ни о чем я так не молюсь, любимая Рейни, как о твоем счастье. Ты не должна забывать, что твое счастье для меня превыше всего.

Твой преданный Арман

Миссис Оливент взглянула через стол на дочь и с удивлением увидела, что по щекам Рейни катятся слезы. Миссис Оливент отложила нож и вилку.

– Плохие новости, милая?

Рейни помотала головой. Потом сложила письмо и положила к себе на колени. Смахнув слезы, она принялась за еду, делая вид, что ничего не случилось.

Однако какое письмо!… Вряд ли еще кому-нибудь под силу с такой страстью, с таким изяществом выразить свои чувства. Как это благородно: отойти в сторону, чтобы она могла быть с человеком, которого любит!…

Рейни чувствовала, что не заслуживает такого доброго отношения. Письмо не только не успокоило ее, но, напротив, снова всколыхнуло в душе все подозрения насчет Клиффа.

Одна мысль о том, что Рейни больше не увидит Армана, а тот прервет свою работу по реставрации замка, показалась ей чудовищной.

«Не буду отвечать на это письмо, – решила она. – Завтра же отправлюсь в Канны и повидаюсь с Арманом. Что бы ни случилось, он должен вернуться в Шани. Бабушка не переживет его отсутствия».

Но только ли в этом была причина? Может быть, Рейни испугалась, что будет слишком скучать без Армана?

Елена принесла сыр и фрукты.

– Какой беспокойный ужин, – вздохнула она. – Сначала телеграмма, потом письмо, а теперь… посетитель!

– Посетитель? Кто?! – воскликнула Рейни.

– Сегодня мы не принимаем, Елена, – вмешалась миссис Оливент.

Елена, которая недолюбливала эту почтенную даму, подошла к Рейни и сказала:

– Но посетитель к мадемуазель!… Вернее, это посетительница. И, по ее словам, с важным делом…

– Она не сказала, как ее зовут? – спросила Рейни.

– Она приехала из Канн. Некая мадам Тибо, – ответила пожилая служанка.